Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
С днем рожденья, цветок души моей, бэби, красавчик) Люблю тебя.
Название: Кляп
Рейтинг: NC-18
Предупреждения: спанкинг, игры с едой, chemical play (на русском не нашла ни термина, ни объяснения)
И еще мне, походу, придется отредактировать список спортивных игр, которыми Шульдих занимался в школе))
читать дальшеШульдих нажал кнопку, и кофеварка заурчала. Он приоткрыл балкон, впустив синеватый от смога воздух и ровный гул проезжающих внизу машин - привычный концерт, с которого начиналось каждое утро.
Всё поменялось стремительно и грандиозно, будто во сне: Токио - Лос-Анжелес - Гонконг - и вот он здесь, и это его новый дом, не очень-то презентабельный, но обладающий всеми признаками настоящего дома: удобная кровать, вместительный холодильник, дверь с надежным замком... кофеварка.
Шульдих ценил комфорт, тяготел к роскоши и никогда не упускал случая побаловать себя - но в отдельные моменты на него снисходило понимание, как мало нужно человеку для счастья. Пакет “Минимальный”: хлеб наш насущный, крыша над головой и регулярный секс.
Хотя лично он выбрал бы пакет “Оптимальный”: всё то же самое плюс Йоджи.
Черт, вот же заклинило…
Занавеска, отделявшая кухонный закуток от закутка спальни, отдернулась. Йоджи помедлил, разглядывая обстановку, в то время как Шульдих разглядывал его - растрепанные, влажные после умывания волосы, голый торс, небрежно, не до конца застегнутые джинсы. Узкое длинное тело, в котором всегда была какая-то неправильность, какая-то раздражающая, невыносимо соблазнительная развинченность поз и движений…
“Это всё мне, - восторженно подумал он. И, тут же осадив себя, добавил: - На неделю”.
- Доброе утро. - Йоджи двинулся в его сторону, но не подошел: остановился поодаль, прислонившись к стене и зацепившись большими пальцами за карманы джинсов.
- Угу, - рассеянно отозвался Шульдих. - Кофе будешь?
- Конечно.
Вежливость предписывала спросить, как спалось, и получить в ответ “Хорошо” (что не имело ровно никакого смысла) или “Плохо” (что на взгляд Шульдиха больше походило на правду, но тогда следовало поинтересоваться, почему - а он понятия не имел, готов ли Йоджи озвучить произошедшее, и к тому же выглядело бы так, будто сам он напрашивается на комплимент).
Он убрал всё лишнее со стола и достал пару чистых кружек.
- Чем займемся? Хочешь, покажу тебе местные достопримечательности?
- Тебе разве не нужно на работу?
- Я только что позвонил и уволился. Неделя так неделя - но мы проведем ее интересно. К тому же я всё равно решил податься в каскадеры, помнишь?
Йоджи хмыкнул:
- Так и знал, что упускаю случай подержать в руках настоящий ствол.
“Подержи мой”, - мысленно отбрил Шульдих.
Еще вчера он не усомнился бы озвучить любую низкопробную шутку. Йоджи посмеялся бы - или ответил какой-нибудь колкостью. Возможно, они бы даже поцапались, а потом помирились, и между ними всё стало бы по-прежнему. Как раньше, до отъезда. До Танабе. До вчерашнего дня.
Кто мог подумать, что близость так разобщает.
Губы Йоджи дрогнули, обозначив улыбку - как едва уловимый сдвиг на картинках “Найди десять отличий”.
Говорят, те, кому удалось достичь настоящей близости, обретают способность понимать друг друга без слов. Бред, конечно - хотя и жаль: будь это правдой, человеку не пришлось бы тратить кучу энергии, выбирая, какие из слов можно озвучить, а какие лучше оставить при себе.
И все-таки странно ощущать себя настолько не в своей тарелке с парнем, с которым переспал уже дважды. Ночью, пока они увлеченно кувыркались в постели - пока Йоджи засаживал ему уверенно и от души, будто в жизни не смущался вопросами ориентации - всё казалось просто, и однозначно, и так хорошо…
Слишком хорошо, чтобы расслабляться.
Вот же хрень, а... Йоджи приехал - сам, нашел его, отменил все свои дурацкие условия - а он, Шульдих, не может не то что радоваться… даже дышать толком не может.
Йоджи выудил из кармана мятую пачку; прихватив сигарету уголком рта, пустился в поиски зажигалки. Когда он двигал рукой, сжимая и разжимая мышцы, татуировка словно бы подмигивала тремя белыми точками, обведенными черной тушью.
Смотрелось круто. Шульдих тайком позавидовал: на его светлой, присыпанной веснушками коже, которую солнце только позорило, а не закаляло, большинство татуировок смотрелось бы, как индейская боевая раскраска на бледнолицем.
Наверняка и для Йоджи поступок был на грани отваги и придури. Знать бы, какую именно часть своей сложной натуры он пытался выразить этим рисунком.
Не то чтобы ему обязательно требовалось… делить себя на части.
- Как тебе с ней?
- Нормально. - Йоджи пожал плечами. - Иногда приходится прикрывать или заклеивать, но в целом… я ожидал, что будет хуже.
- Ждал худшего, но всё равно сделал.
Йоджи ухмыльнулся:
- Я не виноват. Говорят, это врожденное.
Шульдих скривился и раздраженно тряхнул головой. Прикрывать, заклеивать, прятать - или ловить на себе осуждающие взгляды и не сметь показываться в общественных заведениях, предполагающих раздевание. Среди его японских знакомых (во всяком случае, тех, кого ему довелось видеть голыми) не было ни одного, кто решил бы, что красота стоит таких жертв. Лав-отели, боди суши, порножурналы с кричащими обложками на каждом углу - сколько угодно; невинный рисунок на теле - боже упаси.
Оскорбляла сама мысль, что кто-то заслуживает порицания за внешность - и одновременно злило, что Кудо хватило ума подставиться тем, кто заведомо не поймет смысла и не оценит значения жеста.
Глупо. Но смело.
Шульдих не одобрял попыток превзойти его в том или ином.
- Надеюсь, было больно, - едко сказал он.
- Ага. - Улыбка Йоджи приобрела мечтательный оттенок. - Мне понравилось. Я думал... о тебе.
Шульдих подозрительно смерил его глазами. Опять мелькнуло это тревожное возбуждающее чувство: будто Йоджи - другой, не тот, к которому он привык…
Если к нему вообще можно было привыкнуть.
Йоджи быстро покосился на него. Щелкнул зажигалкой - огонек не вспыхнул, он потряс ее, зажав в ладони, будто монету: орел или решка?
Ну всё, хватит.
- Раздевайся, - нарочито отрывисто скомандовал Шульдих.
Пора поставить Кудо на место. Дать ему то, на что он так откровенно нарывается.
Руки Йоджи метнулись к застежке джинсов. Шульдих отобрал у него зажигалку и так и не прикуренную сигарету, бездумно сунул в карман домашних штанов.
Стул и гостевой табурет - к стене: действо будет происходить вокруг стола, места должно хватать и для прохода, и для замаха.
- Нагнись и обопрись локтями. - Тут он был в своем праве, поэтому без колебаний дал свободу рукам, подталкивая и помогая Йоджи занять именно то положение, в котором хотел его видеть - ноги на ширине плеч, спина чуть прогнута в пояснице, отчего линия позвоночника обозначилась четче, а ягодицы с выглядывающей из-под них мошонкой казались по-особенному, маняще беззащитными. - У тебя по-прежнему самая красивая задница из всех, что я видел.
Йоджи сдавленно хохотнул:
- Только задница?
- Всё так же падок на комплименты? Похвалу надо заслужить. - Шульдих тяжело облокотился ему на плечи. Запустив пальцы в волосы, с силой потянул на себя. - М? Как ты считаешь?
- Так точно, сэр! - отчеканил Йоджи.
Шульдих усмехнулся: очевидно, с оружием в руках он произвел впечатление. Пунктик на военных, а?
Пожалуй, для Йоджи он надел бы фуражку и сапоги, даром что считал костюмирование блажью, годной только для детских утренников.
Как нарочно, на ум не шло ни единого годного сценария (кроме сеанса грубой беспощадной ебли на столе - но эту идею он отмел как преждевременную). Японская коллекция девайсов осталась в Токио (надо надеяться, Брэд хотя бы пустил их с молотка, а не отнес в контейнер для сжигаемого мусора. Среди них были по-настоящему дорогие штуки - не только в смысле стоимости, но и в смысле ценности связанных с ними воспоминаний). Придется обойтись тем, что есть.
А что есть?
Шульдих оглядел кухню, и ему впервые подумалось, что доминанту не следует быть настолько безалаберным в быту. Потому что в жизни, оказывается, бывает и так: когда сабмиссив хочет принадлежать тебе сию минуту, а у тебя под рукой нет даже обычной деревянной лопатки, не говоря уже о чем-то более… эффективном.
Оставив Йоджи стоять в неизвестности, он подошел к холодильнику и открыл дверцу. Вода, пиво… полбанки кокосовых сливок… ломтик сыра, дюжина яиц, стручок чили и привядший кочан пекинской капусты. Мда, не густо. Кудо определенно следовало предупредить о своем появлении.
Теперь пусть пеняет на себя.
- У тебя же нет аллергии на капсаицин?
- Люблю поострее, если ты об этом. - В голосе Йоджи звучало веселье. Сукин сын.
- Отлично. Будет тебе... поострее.
Чили был размером с мячик для гольфа и походил на китайский фонарик: округлый, ярко-оранжевый, с желтым горячим сполохом в середине. Не самый жгучий из этой адской компании - но поди угадай...
- Возьми в рот. И ради своего же блага, обращайся с ним нежно.
- Так же, как ты со мной? - нахально уточнил Йоджи.
Шульдих размашисто хлестнул его по лицу:
- Кто разрешил тебе дерзить?
Вот это было уже серьезно. Йоджи дернулся, на секунду прикрыв глаза; обожженная щека вспыхнула розовым.
- Прости. - Он осторожно взял стручок в зубы.
Шульдих почувствовал, как внутри дрогнуло и поплыло. Момент передачи полномочий был четким и безболезненным: Джекил и Хайд давно разделили сферы влияния и не пытались бороться друг с другом.
Тем лучше, потому что Йоджи явно питал слабость к обоим.
Итак, к делу. Шульдих потер руки, согревая их; размял пальцы, словно пианист перед началом концерта. Ладони не то чтобы зудели, но в них ощущалось какое-то приятное нетерпение, легкое движение энергии, которое он без ложной скромности назвал бы - вдохновением.
Чтобы любить Йоджи, ему не нужны никакие девайсы, кроме тех, что он получил при рождении.
Зайдя с тыла, он поочередно стиснул тугие крепкие ягодицы; сжимая в горсти, широко развел их в стороны; погладил подушечкой большого пальца открывшуюся ложбинку, на всякий случай готовый к сопротивлению - но Йоджи замер, будто затаился, не выказывая ни одобрения, ни протеста.
Стояло у него будь здоров.
Поначалу он мог тешить себя иллюзией, что игра не подразумевает секса - но нельзя же вечно потакать ему в заблуждении. На деле всё это был сплошной секс: то, как Шульдих смотрел на него, как трогал его, как хотел его - с первой минуты и до последней надежды. Как Йоджи позволял ему хотеть. Сам их согласованный отказ от секса был так томительно сексуален, задавал такой исполненный подтекста тон взаимодействию, что не было нужды как-то особенно изощряться. Теперь удовольствие от соблюдения границ обещало смениться не меньшим удовольствием от их нарушения.
Но так мало времени...
Шульдих скользнул ладонью ему между ног; обхватив мошонку, слегка оттянул, сдавливая в кулаке.
- Совсем распустился. Придется напомнить тебе, как я обхожусь с непослушными мальчишками.
Он отнял руку; расслабив кисть, ударил наотмашь, потом еще раз, и еще - неторопливо, с расстановкой, с томительными паузами.
М-м-м, да, вот так...
Судя по тихим невнятным стонам, которыми Кудо отвечал на каждый шлепок, его задница тоже соскучилась по контакту. Шульдих округлил ладонь - от этого звук получался сочнее: резкий, сухой и в то же время звонкий, будто треск рвущейся бумаги.
Он знал парней, которым нравилось рыдать под поркой, ругаться или умолять о пощаде. Некоторые устраивали настоящее представление, так что приходилось скручивать их насильно; возможно, они считали недопустимым сдаваться без боя - или, наоборот, хотели насладиться всеми нюансами унижения. Шульдих не возражал - всё в порядке, пока не прозвучало стоп-слово - его и самого заводили их слезы и проклятия, их бесплодные попытки хоть как-то повлиять на него, заставить отступить хоть на шаг от собственных желаний…
Но покорная и упрямая сдержанность Йоджи заводила до дрожи, до злости, до сладостной ломоты в яйцах. Вся его манера держаться одновременно говорила “Возьми” и “Ни за что”, и Шульдих знал, что может взломать его силой - но также знал, что не будет чувствовать себя победителем.
Чтобы пронять его, приходилось действовать тоньше, напрягая волю и фантазию. Несколько легких, почти игривых шлепков вразнобой, без ритма; помассировать, разгоняя жар от бедер до поясницы, приласкать горящую кожу, дать расслабиться - и резко всадить серию ударов прямой ладонью, с безжалостной размеренностью автомата, а следом опять успокаивать, легко поглаживая кончиками пальцев…
И Йоджи отзывался: влажно постанывал, поджимался, вскрикивая из-под кляпа; выгибался, подставляясь для новых ударов, упруго льнул к рукам, как мяч, который предстояло провести от края площадки до финального броска. Кажется, они оба немного увлеклись - отбитая ладонь начала болезненно пульсировать, да и заднице явно пришлось не легче. Шульдих обошел его и, взяв за подбородок, заглянул в лицо:
- Как дела?
Кудо уставился на него расфокусированным взглядом. Лицо горело, ресницы потемнели и слиплись. Из уголков губ стекала слюна.
- Вижу, что супер. Давай сюда, - сказал Шульдих, подставив руку.
Йоджи выплюнул истерзанный зубами стручок и быстро задышал приоткрытым ртом. Шульдих обтер чили салфеткой и отложил в сторону. Достал из холодильника пиво; сковырнув пробку, опустил в горлышко соломинку.
- Три глотка.
Йоджи шмыгнул носом, глотнул громко, жадно: раз, два… Третий ему удалось продлить; кадык тяжело прокатился вверх-вниз. Шульдих отодвинул бутылку - не настолько далеко, чтобы это мешало любоваться потеками конденсата на стекле.
Пиво - так себе нейтрализатор: слишком много воды, слишком мало алкоголя. Лучше чем ничего… но хуже, чем сливки.
Банка тоже была холодной, приятно увесистой - на минутку и самому захотелось прижать ее к щеке. Впрочем, не время прохлаждаться.
Шульдих открутил крышку и, черпнув пальцем из банки, размазал Йоджи по губам, с нажимом обводя сначала верхнюю, потом нижнюю. Сливки таяли, белесой влагой впитываясь в кожу. Он зачерпнул еще.
- Оближи.
Йоджи застыл, плотно сомкнув ресницы. С пальцем во рту вид у него был забавный. И потрясающе непристойный - будто стоп-кадр из какого-нибудь порнофильма. Изгиб языка мягко уперся в верхнюю фалангу.
- Я велел тебе облизать, - напомнил Шульдих, не меняя тона.
Йоджи выждал секунду, по-прежнему не открывая глаз; наконец язык его шевельнулся и медленно, словно бы нехотя начал выписывать круги под подушечкой пальца. Шульдих поежился - вдоль позвоночника побежали знобкие мурашки. Кудо определенно подавал надежды… ох, какие сладкие надежды.
Он потянул руку - палец почти выскользнул, только самым кончиком касался блестящих от слюны и масла губ - а затем плавно, но уверенно втолкнул обратно, добавив к нему второй. Йоджи податливо раскрылся навстречу, всосал, лизнул, щекотно цепляя зубами. Дыхание его снова участилось, схлынувшая было краска густо залила скулы.
Интересно, можно ли кончить от того, что тебе лижут пальцы? Чертов Кудо, того и гляди доведет до конфуза...
- Смотри на меня.
Йоджи вскинул глаза, обсасывая теперь уже три пальца так, будто на них был живительный нектар (что в определенном смысле соответствовало действительности) и, не выпуская их изо рта, улыбнулся.
Шульдих испытал не объяснимое логикой желание врезать ему повторно. И столь же необъяснимую уверенность, что сейчас они бы поняли друг друга - на сто процентов.
Но это не укладывалось в сценарий.
Он пошевелил пальцами, растягивая губы; надавив на челюсть, задвинул глубже, до упора. Йоджи задушенно булькнул горлом.
- Хорошо. - Шульдих одобрительно потрепал его по волосам и, отстранившись, вернулся на прежнее место.
Отшлепанная задница сияла ровным красивым румянцем - так и подмывало отпустить какую-нибудь шуточку о павианах, сигнализирующих краснотой зада о готовности к спариванию.
Поосторожней со словами, в очередной раз напомнил он себе. Неудачные шутки во время сессии - верный путь к утрате взаимности. Даже у самых завзятых мазохистов есть места, которые лучше не задевать; те, кто легко сносит оскорбление действием, иногда повышенно восприимчивы к словам.
Бывали у него и любители вербальных экзекуций. Встречаясь с такими, он испытывал, с одной стороны, редкое облегчение наконец-то дать волю языку, а с другой - трепет обывателя, расчехляющего огнестрел с непредсказуемым радиусом поражения.
Он надавил предплечьем на лопатки Йоджи, плотнее прижимая его к столу; свободной рукой взял изрядно пострадавший чили и, развернув стручок, провел жгучей мякотью по не менее пострадавшим ягодицам. Мышцы под его прикосновениями судорожно напряглись, сокращаясь, будто ошпаренные кипятком; спина пружинисто рванулась наверх.
Сильный, засранец...
- Прекрати немедленно. Ты знаешь, это не то поведение, которого я жду.
Йоджи бессвязно выругался сквозь зубы, но затих.
- Хороший мальчик. Прости, мне следовало предупредить, - справедливости ради признал Шульдих. - Но теперь стой смирно, договорились?
Скованное движение головы, по всей вероятности, было кивком.
- Не слышу.
Йоджи пришлось немного отдышаться, но ответное "Да, сэр" прозвучало четко. Шульдих ослабил давление, оставив руку свободно лежать у него на спине, и методично довершил начатое. Кончики пальцев пекло, он обтер их о пах и внутреннюю сторону бедер - кожа здесь была теплой, восхитительно гладкой. Слегка опавший член уже не подтягивался к животу, а торчал наклонно, чутко подрагивая, как стрелка, отмечающая идеальный баланс боли и удовольствия.
Шульдих выбросил остатки чили и тщательно помыл руки. Самое время для перерыва.
Выплеснув застоявшуюся бурду из кофеварки, он заварил свежую порцию, после чего удобно устроился на стуле, закинув ноги на табурет, и вдумчиво отхлебнул из кружки. Кофе был вкусным. Из открытой балконной двери веяло свежестью. Йоджи стоял перед ним голый, неподвижный и возбужденный.
Жизнь прекрасна и удивительна - без всякого преувеличения.
Неподвижность означала послушание, нагота - секс (и послушание); застывший наизготовку член Йоджи свидетельствовал о взаимности, олицетворял секс и символизировал послушание - как признание его, Шульдиха, полной и безоговорочной власти.
Сама по себе власть ничего не значит - это он усвоил еще в армии, пройдя путь от рядового до сержанта. Довелось подчиняться и подчинять, наказывать и сносить наказания. Одно из условий функционирования системы, ничего личного. Когда он, в свою очередь, поднимал едва уснувших новобранцев по тревоге и до пелены перед глазами гонял по плацу - в этом не было ничего личного. Он был для них гнетом, от которого никуда не деться, они для него - сырьем, которое предстояло отбить и закалить до нужной степени жесткости.
Он не хранил обид и не испытывал вины - но быстро заскучал: хотелось остроты и интимности во взаимодействии человека с человеком. Хотелось иметь право думать о красивых телах под камуфляжем; слышать “Пожалуйста, да” вместо “Есть, сэр!”
А может, ему хотелось, чтобы его любили.
Кто-то сказал бы, что унижать и причинять боль - странный способ добиваться любви, - а кто-то...
Йоджи бы понял.
Наверно.
Йоджи по-прежнему не двигался с места, но это явно стоило усилий: боль вынуждала его украдкой раскачиваться на цыпочках, чуть заметно поводя округлым, филигранно вылепленным задом. На три вещи можно глядеть вечно...
Шульдих механически поднес кружку ко рту - и обнаружил, что она пуста.
Ладно, всё. Пора тушить и заливать.
К счастью, сливок хватало мазнуть щедро, на обе ладони. В воздухе приторно запахло кокосом.
- Умница, просто умница… Расслабься, сейчас полегчает.
Йоджи зашипел, сбитый с толку двойным ощущением: прикосновения делали больнее, но жирные сливки успокаивали жжение. Второе пересилило: он длинно выдохнул, прогнулся и, переступив голенастыми ногами, развел их шире, как-то разом открываясь - согласный на всё, готовый ко всему… но теперь ему уже ничего не грозило. Ни один волос не упал бы с его головы.
Гадости закончились - осталось только сладкое.
Как следует облапав ягодицы, Шульдих нырнул ладонью между раздвинутых бедер, поглаживая мягкое и нежное, сжимая твердое, лаская всё, что просило ласки. Йоджи горел, подавался - трогать его было мучительно и приятно до одури, и так же мучительно-хорошо было не пойти на поводу у собственной похоти, удержаться на самом краю, еще раз - последний, последний раз! - отказав себе в праве... загнать мяч в кольцо.
- Вот так, детка, вот так... Нравится?
- Да… - Йоджи уронил голову, спрятал лицо в запястьях, толкаясь в его сомкнутые пальцы. - Да. Быстрее...
Шульдих смутно припомнил, что тоже просил быстрее - недавно, сегодня ночью - и внезапный припадок эмпатии тряхнул разрядом почти нестерпимого удовольствия. Он обнял Йоджи одной рукой, притиснул к себе, проехался по заду вверх-вниз ноющим от возбуждения пахом - не стонать, не стонать! - закусил до кровоподтека кожу над лопаткой. Член в кулаке туго дрогнул, как переполненный водой пожарный шланг, а через минуту утомленно затих и обмяк - и сам Йоджи тоже обмяк, отяжелел, навалившись грудью на стол.
- Стоять! - рявкнул Шульдих, вздернув его обратно. - Стой, мать твою...
Рывком смахнув штаны, обхватил до звона напряженный ствол, шлепнул пару раз по скользким от сливок ягодицам, вырвав у Йоджи короткий всхлип - и наконец, упершись головкой между ними, упоенно спустил, как спускают курок пистолета, точно зная, что на этом жизнь исчерпала свои возможности.
Лежа сверху, он разморенно слушал перекличку двух замедляющих ритм пульсов. В паху чесалось от спермы, намокшие от пота волосы липли к щекам и лезли в рот.
Живот сводило от голода.
- Ты как?
- Не представляешь... - сонно протянул Йоджи.
- Да ладно, - сказал Шульдих. Всё он представлял: гормоны, ферменты... Можно подумать, садисты чем-то отличаются от мазов по химическому составу.
- Не считая того, что я весь пропитался кокосом… - Йоджи шевельнулся, опасливо прислушиваясь к себе. - Мокрое у меня на заднице - это…
- Ага. - Шульдих довольно хохотнул, поднимаясь и с легким сожалением выпуская его из объятий. - Привыкай.
Йоджи охнул и, отлепившись от стола, рванул в ванную - на диво шустро для человека, который только что пережил своего рода катарсис.
Шульдих удержал себя от порыва идти следом.
Эмоциональный маятник качнулся в другую сторону, и теперь мучителя влекло позаботиться о жертве: бережно искупать под душем, завернуть в полотенце, смазать охлаждающим гелем пострадавшие места, вполголоса приговаривая что-нибудь утешающее… В каком-то смысле это был второй раунд всё той же игры: маньяк засыпает, просыпается доктор.
Беда, что в роли утешителя он никогда не чувствовал себя достаточно уверенно, а цена возможной ошибки даже не поддавалась определению.
Иногда Кудо бесил его самим фактом своей исключительной важности.
Шульдих ограничился тем, что разбил яйца для омлета и в третий раз зарядил кофеварку. Когда Йоджи вернулся, на столе его ждала большая кружка крепкого, очень сладкого кофе, обильно сдобренного кокосовыми сливками.
Он осторожно устроился на табурете и, потянув носом, сморщился:
- Издеваешься. Разве мы не закончили?
- Заткнись и пей. Тебе сейчас нужны глюкоза и серотонин, а у меня тут не супермаркет, чтобы ты мог перебирать. Возражения?
- Никаких, сэр!
Шульдих одобрительно усмехнулся:
- Вот за что я тебя люблю.
Йоджи фыркнул в кружку, метнув на него взгляд, полный смеха и солнца:
- Это признание?
- Хорош кокетничать, шлюшка. Мою любовь зарабатывают жопой, а не глазками.
Повисла пауза.
- Забудь, ладно? - сказал Шульдих. - Я ничего не говорил, ты ничего не слышал.
- Нет, почему? - Йоджи отставил кружку и задумчиво опустил подбородок на руки. - Так мы еще не пробовали.
Шульдих проверил омлет на готовность, быстро свернул пополам с помощью вилки и ножа - вышло слегка неряшливо, но сносно - и, разделив надвое, переложил в тарелки.
- Тебе бы хотелось? - вскользь спросил он.
- Не знаю, - уклончиво отозвался Йоджи. - А что, ты и вправду собираешься делать всё, что я захочу?
Неожиданно Шульдих вспомнил, что именно это он и пообещал вчера. Черт. Кое-кому не помешало бы обрезание языка.
- Не знаю, - сказал он, безотчетно копируя интонацию. - Вообще-то я был пьян. А что?
Йоджи пожал плечами и молча принялся за омлет. Шульдих мысленно выругал себя - одновременно за болтливость и нерешительность. Раз уж обещал - нечего юлить. Йоджи ведь не потребует от него невозможного? Наверняка нет.
Они же друзья.
- Если честно, - сказал Йоджи, - я ждал, что ты меня…
Шульдих едва не рассмеялся от облегчения. Так вот оно в чем дело! А он было подумал…
Ну, раз уж речь зашла о любви.
И все-таки приятно - странное, смешанное с досадой удовольствие - ошибаться, болтать глупости, пытаться понять, делать мелкие, но важные открытия… Будет чертовски не хватать этого, когда Йоджи уедет.
Нет, об этом пока лучше не вспоминать.
- ...Трахну? - договорил он, тоже придвигая к себе тарелку.
“О да, прелесть. Не просто трахну, а выебу. Выдеру и отдеру. Поставлю раком и засажу…”
Внутри плескалось ленивое, сытое, немного щекотное тепло.
“...глубоко, по самые яйца; буду иметь сначала медленно, а потом всё быстрее - долго, жестко, не давая кончить...”
Когда он очнулся, Йоджи смотрел на него, заинтересованно приподняв бровь:
- Что?
- Ничего. Разочарован?
- Нет, но…
“Пфф... в этом ты весь. Вечно какое-нибудь ”но” в рукаве.”
Самолюбие Йоджи оказалось на диво многогранной штукой. Тщеславие и притязательность так причудливо сочетались в нем с неуверенностью в себе и страхом быть отвергнутым, что это просто завораживало.
- Я пока не решил, как именно это сделаю. - Фраза была задумана игриво-многозначительной, но получилась неприкрыто скабрезной. - Люблю разворачивать подарки медленно - так что готовься, тебя ждет много интересного. Вибраторы, расширители, анальные пробки. Смазки с эффектами. Римминг, фингеринг… - От мысли об открывшихся перспективах рот наполнился слюной.
Только не спешить: тише едешь - дальше будешь. Йоджи уже хочет этого. Определенно хочет. Скоро он изведется от любопытства и опасливого, но тем сильнее снедающего предвкушения, и нетрудно будет заставить его просить…
Спустя столько времени услышать от него “Пожалуйста, трахни меня” - более чем адекватная награда за долгое ожидание.
- Не бойся, я не собираюсь брать тебя с наскока, - с ухмылкой заверил Шульдих.
- Я не боюсь, - просто сказал Йоджи. - Прикинь, я там - ну, дома - замутил сессию с двумя цыпочками...
“Замутил, да? - Зубцы вилки черкнули на фаянсовом донышке что-то нецензурное; тарелка оскорбленно взвизгнула. - А ведь недавно еще тушевался штаны передо мной снять”.
- Неплохо получилось. Не так, как с тобой, но… неплохо. У них был… ну, ты понимаешь.
- Страпон, Кудо, - желчно подсказал Шульдих. - Ты же большой мальчик, учись называть вещи своими именами. - И, поддавшись вспыхнувшему раздражению, добавил: - На пять минут тебя оставить нельзя!
Йоджи все-таки покраснел, но глядел прямо и даже, пожалуй, нагло.
- Не помню чтобы речь шла о пяти минутах. Или о нескольких месяцах. По-моему, ты сказал “насовсем”.
Шульдих с горечью обнаружил, что крыть нечем. Формально они не разрывали соглашение - но, если на то пошло, само соглашение было чистой условностью. Он неоднократно давал Йоджи понять, что не посягает на его свободу - чего же возмущаться, если тот распорядился ею по собственному усмотрению?
- Окей, прости. - Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от картинок с участием обнаженного Кудо, мутных девиц в латексе и огромного дилдо. - Рад, что ты… - “...легко нашел мне замену”. - ...хорошо развлекся.
- Ага, конечно, - усмехнулся Йоджи. - Я бы поверил, если б не знал тебя лучше.
- Выходит, не знаешь, - огрызнулся Шульдих. - Я садист, а не мудак. Это не одно и то же.
- Ладно, как скажешь. - Йоджи уставился в тарелку, рассеянно кромсая омлет на части.
Шульдих явственно ощутил, как двигатель их взаимопонимания глохнет, теряя обороты.
Он облажался. Проявил себя достойно - что, между прочим, стоило ему душевных затрат! - и всё равно облажался.
Что, черт побери, следовало ответить на языке Йоджи Кудо?!
Взять бы и впрямь разозлиться на него - за всю эту нелепую ситуацию. За то, что подпустил так близко, считая себя натуралом. За то, что привязался и позволил ему, Шульдиху, привязаться. За то, что в его отсутствие не закрыл тему. Что был готов пробовать с другими. Что ему понравилось. Что рассказал об этом. За приезд. За татуировку. За...
Но Йоджи был… уязвлен? разочарован?.. опечален - и это просто резало по сердцу.
- Да какого хрена?! - взорвался Шульдих, испытывая извращенное облегчение от возможности наконец-то выговориться вслух. - Я нормальный человек… окей, не совсем нормальный - но, смею надеяться, приличный. При всех своих заскоках я уважаю свободу личности. Мои предки были аболиционистами - тьфу, черт, при чем тут... Не пойму, как меня угораздило?! За что мне такое? Почему с тобой я вечно остаюсь в дураках?
- Ты? - быстро переспросил Йоджи, на секунду вскинув глаза.
- Хватит, мать твою! Для меня это давно уже не игра, и я не позволю тебе забавляться моими… - Шульдих глотнул кофе и, с усилием протолкнув обжигающий ком в горло, подытожил: - Ждешь, чтобы я заявил на тебя права? Отличная идея, но давай начистоту: а они у меня есть? Как далеко ты готов пойти? Хочешь быть моим... - Он запнулся, подыскивая определение. - ...моим парнем - или всё это ебаный эксперимент по поиску себя?!
- Не ори. Меня этим не проймешь, я работаю с Фудзимией. - Йоджи встрепенулся и, сунув в рот кусок омлета, с аппетитом прожевал. - Ну допустим, хочу. А как?
Шульдих поморгал, дожидаясь, пока иссякнет инерция праведного возмущения.
- Что-нибудь придумаем, - слегка ошарашенно пообещал он. - У нас есть неделя. Ты мне доверяешь, Роуз?
Йоджи рассмеялся. А потом сказал:
- Да.
Просто “да”. Без всяких “но”.
Охренеть.
Шульдих неуютно поерзал. На что он только что подписался? Где он - и где эти, как их… постоянные отношения. Какой идиот захочет постоянства, когда вокруг столько классных парней - как минимум каждый десятый готов переспать с другим парнем, девять из десяти - конкретно с тобой. “Ты красавчик. Можно тебя трахнуть?” “Без проблем, сладкий. К тебе или ко мне?”
Внезапная мысль пронзила его, как ржавый гвоздь подошву: отныне всё это разнообразное множество - не потенциальный шанс, а потенциальная угроза. Если Кудо действительно обнаружил в себе бисексуала… Смелость и открытость новым впечатлениям выдавали в нем типа, способного пуститься во все тяжкие. Как будто мало им было “цыпочек”.
Вот почему на каждой автомобильной заправке висит табличка "Не курить".
Шульдих попробовал трезво взвесить риски. Он не подвергал себя критическому анализу с подросткового возраста, и с отвычки напрягать эту ментальную мышцу было трудно и дискомфортно. Что в нем особенного? (Всё!) С чего он взял, что годится для Йоджи? (Ха-ха.) Что он в состоянии предложить Йоджи такого, чего не дал бы никто другой?
Свой опыт и азарт доминирования? Роскошный секс? Хорошую компанию? Готовность быть на его стороне в любых жизненных обстоятельствах? Быть... рядом - во всех смыслах этого слова.
Спать в одной постели. Завтракать вдвоем. Делиться шмотками, музыкой, всякой чепухой, что приходит в голову. Ездить в супермаркет по пятницам - за кофе и бумажными полотенцами…
"И за деревянной лопаткой, - мысленно дополнил он. - Хотя за этим лучше в секс-шоп. Надо бы восстановить свою коллекцию девайсов”.
Губы сами собой растянулись в ухмылку.
Вот что надо сделать: приказать Йоджи остаться. Раз уж у них теперь всё по-настоящему. А вдруг он только того и ждет? Было бы даже благородно - снять с него тяжесть выбора, принять на себя ответственность за его благополучие... "Я не отпущу тебя обратно в Токио - но поверь, ты не соскучишься". Тонко отомстить этому городу за оскорбление, лишив такой красоты.
Отменная эротическая фантазия.
Шульдих подавил вздох. Что он там говорил о себе, "приличный"? Умный еще, наверно? Рассудительный? Эмоционально зрелый?
Черт, черт, черт, как же всё сложно... Было куда проще, пока он думал, что с Кудо не светит: тогда он верил в себя, не боялся, не надеялся. Не парился.
Не чувствовал себя таким несуразно, болезненно счастливым.
- Ты в курсе, что у тебя лицо мигает, как неоновая вывеска? - Йоджи опять забыл про еду, но выражение его собственного лица было ровным, выжидательным. Терпеливым.
Что-что, а терпеть он умел.
Шульдих умел быть честным - пусть это и демонстрировало его в невыгодном ракурсе.
- Надеюсь, там не написано "Я сам не рад, что заварил эту кашу"? - Он усмехнулся и внутренне поежился, осознав, что именно так оно, скорей всего, и выглядело. - Потому что я рад. Очень. Только... не представляю, что делать, чтоб нам и дальше радоваться. Я не хочу причинять тебе... хм... огорчения - но без этого вряд ли обойдется. Боюсь, я все-таки не лучшее, чего ты заслуживаешь. - Он помолчал, с какой-то сладострастной покорностью переживая свое признание, и твердо повторил: - Далеко не лучшее. Иногда я делаю глупости, еще чаще - болтаю, что не надо. Если я…
- “Я, я”... - колко перебил Йоджи. - Жизнь - сложная штука, да? Боже, какое открытие… Ну, привыкай.
Шульдих уставился на него, не веря своим ушам.
- Чертов ублюдок! Я практически открыл тебе душу - и это всё, что ты можешь мне ответить?! - Он ринулся через стол с почти серьезным намерением настучать Кудо по голове, но тот поймал его за плечи, дернул на себя и поцеловал - жарко, напористо, будто имел в виду “Вот тебе”, или “Придурок”, или “Ну хватит”.
Или “Люблю тебя”.
Шульдих начинал привыкать к этой манере.
"Плевать, - решил он. - Будь что будет".
"Я просто не хочу, чтобы всё закончилось".
Зависнув над столом, он на минутку потерял ориентацию и едва не угодил рукой в омлет - всего на каких-нибудь полдюйма разминулся с краем тарелки. Повезло. Офигенно повезло.
Иногда такое случается.
Конец
Саундтрек для титров)
Название: Кляп
Рейтинг: NC-18
Предупреждения: спанкинг, игры с едой, chemical play (на русском не нашла ни термина, ни объяснения)
читать дальшеШульдих нажал кнопку, и кофеварка заурчала. Он приоткрыл балкон, впустив синеватый от смога воздух и ровный гул проезжающих внизу машин - привычный концерт, с которого начиналось каждое утро.
Всё поменялось стремительно и грандиозно, будто во сне: Токио - Лос-Анжелес - Гонконг - и вот он здесь, и это его новый дом, не очень-то презентабельный, но обладающий всеми признаками настоящего дома: удобная кровать, вместительный холодильник, дверь с надежным замком... кофеварка.
Шульдих ценил комфорт, тяготел к роскоши и никогда не упускал случая побаловать себя - но в отдельные моменты на него снисходило понимание, как мало нужно человеку для счастья. Пакет “Минимальный”: хлеб наш насущный, крыша над головой и регулярный секс.
Хотя лично он выбрал бы пакет “Оптимальный”: всё то же самое плюс Йоджи.
Черт, вот же заклинило…
Занавеска, отделявшая кухонный закуток от закутка спальни, отдернулась. Йоджи помедлил, разглядывая обстановку, в то время как Шульдих разглядывал его - растрепанные, влажные после умывания волосы, голый торс, небрежно, не до конца застегнутые джинсы. Узкое длинное тело, в котором всегда была какая-то неправильность, какая-то раздражающая, невыносимо соблазнительная развинченность поз и движений…
“Это всё мне, - восторженно подумал он. И, тут же осадив себя, добавил: - На неделю”.
- Доброе утро. - Йоджи двинулся в его сторону, но не подошел: остановился поодаль, прислонившись к стене и зацепившись большими пальцами за карманы джинсов.
- Угу, - рассеянно отозвался Шульдих. - Кофе будешь?
- Конечно.
Вежливость предписывала спросить, как спалось, и получить в ответ “Хорошо” (что не имело ровно никакого смысла) или “Плохо” (что на взгляд Шульдиха больше походило на правду, но тогда следовало поинтересоваться, почему - а он понятия не имел, готов ли Йоджи озвучить произошедшее, и к тому же выглядело бы так, будто сам он напрашивается на комплимент).
Он убрал всё лишнее со стола и достал пару чистых кружек.
- Чем займемся? Хочешь, покажу тебе местные достопримечательности?
- Тебе разве не нужно на работу?
- Я только что позвонил и уволился. Неделя так неделя - но мы проведем ее интересно. К тому же я всё равно решил податься в каскадеры, помнишь?
Йоджи хмыкнул:
- Так и знал, что упускаю случай подержать в руках настоящий ствол.
“Подержи мой”, - мысленно отбрил Шульдих.
Еще вчера он не усомнился бы озвучить любую низкопробную шутку. Йоджи посмеялся бы - или ответил какой-нибудь колкостью. Возможно, они бы даже поцапались, а потом помирились, и между ними всё стало бы по-прежнему. Как раньше, до отъезда. До Танабе. До вчерашнего дня.
Кто мог подумать, что близость так разобщает.
Губы Йоджи дрогнули, обозначив улыбку - как едва уловимый сдвиг на картинках “Найди десять отличий”.
Говорят, те, кому удалось достичь настоящей близости, обретают способность понимать друг друга без слов. Бред, конечно - хотя и жаль: будь это правдой, человеку не пришлось бы тратить кучу энергии, выбирая, какие из слов можно озвучить, а какие лучше оставить при себе.
И все-таки странно ощущать себя настолько не в своей тарелке с парнем, с которым переспал уже дважды. Ночью, пока они увлеченно кувыркались в постели - пока Йоджи засаживал ему уверенно и от души, будто в жизни не смущался вопросами ориентации - всё казалось просто, и однозначно, и так хорошо…
Слишком хорошо, чтобы расслабляться.
Вот же хрень, а... Йоджи приехал - сам, нашел его, отменил все свои дурацкие условия - а он, Шульдих, не может не то что радоваться… даже дышать толком не может.
Йоджи выудил из кармана мятую пачку; прихватив сигарету уголком рта, пустился в поиски зажигалки. Когда он двигал рукой, сжимая и разжимая мышцы, татуировка словно бы подмигивала тремя белыми точками, обведенными черной тушью.
Смотрелось круто. Шульдих тайком позавидовал: на его светлой, присыпанной веснушками коже, которую солнце только позорило, а не закаляло, большинство татуировок смотрелось бы, как индейская боевая раскраска на бледнолицем.
Наверняка и для Йоджи поступок был на грани отваги и придури. Знать бы, какую именно часть своей сложной натуры он пытался выразить этим рисунком.
Не то чтобы ему обязательно требовалось… делить себя на части.
- Как тебе с ней?
- Нормально. - Йоджи пожал плечами. - Иногда приходится прикрывать или заклеивать, но в целом… я ожидал, что будет хуже.
- Ждал худшего, но всё равно сделал.
Йоджи ухмыльнулся:
- Я не виноват. Говорят, это врожденное.
Шульдих скривился и раздраженно тряхнул головой. Прикрывать, заклеивать, прятать - или ловить на себе осуждающие взгляды и не сметь показываться в общественных заведениях, предполагающих раздевание. Среди его японских знакомых (во всяком случае, тех, кого ему довелось видеть голыми) не было ни одного, кто решил бы, что красота стоит таких жертв. Лав-отели, боди суши, порножурналы с кричащими обложками на каждом углу - сколько угодно; невинный рисунок на теле - боже упаси.
Оскорбляла сама мысль, что кто-то заслуживает порицания за внешность - и одновременно злило, что Кудо хватило ума подставиться тем, кто заведомо не поймет смысла и не оценит значения жеста.
Глупо. Но смело.
Шульдих не одобрял попыток превзойти его в том или ином.
- Надеюсь, было больно, - едко сказал он.
- Ага. - Улыбка Йоджи приобрела мечтательный оттенок. - Мне понравилось. Я думал... о тебе.
Шульдих подозрительно смерил его глазами. Опять мелькнуло это тревожное возбуждающее чувство: будто Йоджи - другой, не тот, к которому он привык…
Если к нему вообще можно было привыкнуть.
Йоджи быстро покосился на него. Щелкнул зажигалкой - огонек не вспыхнул, он потряс ее, зажав в ладони, будто монету: орел или решка?
Ну всё, хватит.
- Раздевайся, - нарочито отрывисто скомандовал Шульдих.
Пора поставить Кудо на место. Дать ему то, на что он так откровенно нарывается.
Руки Йоджи метнулись к застежке джинсов. Шульдих отобрал у него зажигалку и так и не прикуренную сигарету, бездумно сунул в карман домашних штанов.
Стул и гостевой табурет - к стене: действо будет происходить вокруг стола, места должно хватать и для прохода, и для замаха.
- Нагнись и обопрись локтями. - Тут он был в своем праве, поэтому без колебаний дал свободу рукам, подталкивая и помогая Йоджи занять именно то положение, в котором хотел его видеть - ноги на ширине плеч, спина чуть прогнута в пояснице, отчего линия позвоночника обозначилась четче, а ягодицы с выглядывающей из-под них мошонкой казались по-особенному, маняще беззащитными. - У тебя по-прежнему самая красивая задница из всех, что я видел.
Йоджи сдавленно хохотнул:
- Только задница?
- Всё так же падок на комплименты? Похвалу надо заслужить. - Шульдих тяжело облокотился ему на плечи. Запустив пальцы в волосы, с силой потянул на себя. - М? Как ты считаешь?
- Так точно, сэр! - отчеканил Йоджи.
Шульдих усмехнулся: очевидно, с оружием в руках он произвел впечатление. Пунктик на военных, а?
Пожалуй, для Йоджи он надел бы фуражку и сапоги, даром что считал костюмирование блажью, годной только для детских утренников.
Как нарочно, на ум не шло ни единого годного сценария (кроме сеанса грубой беспощадной ебли на столе - но эту идею он отмел как преждевременную). Японская коллекция девайсов осталась в Токио (надо надеяться, Брэд хотя бы пустил их с молотка, а не отнес в контейнер для сжигаемого мусора. Среди них были по-настоящему дорогие штуки - не только в смысле стоимости, но и в смысле ценности связанных с ними воспоминаний). Придется обойтись тем, что есть.
А что есть?
Шульдих оглядел кухню, и ему впервые подумалось, что доминанту не следует быть настолько безалаберным в быту. Потому что в жизни, оказывается, бывает и так: когда сабмиссив хочет принадлежать тебе сию минуту, а у тебя под рукой нет даже обычной деревянной лопатки, не говоря уже о чем-то более… эффективном.
Оставив Йоджи стоять в неизвестности, он подошел к холодильнику и открыл дверцу. Вода, пиво… полбанки кокосовых сливок… ломтик сыра, дюжина яиц, стручок чили и привядший кочан пекинской капусты. Мда, не густо. Кудо определенно следовало предупредить о своем появлении.
Теперь пусть пеняет на себя.
- У тебя же нет аллергии на капсаицин?
- Люблю поострее, если ты об этом. - В голосе Йоджи звучало веселье. Сукин сын.
- Отлично. Будет тебе... поострее.
Чили был размером с мячик для гольфа и походил на китайский фонарик: округлый, ярко-оранжевый, с желтым горячим сполохом в середине. Не самый жгучий из этой адской компании - но поди угадай...
- Возьми в рот. И ради своего же блага, обращайся с ним нежно.
- Так же, как ты со мной? - нахально уточнил Йоджи.
Шульдих размашисто хлестнул его по лицу:
- Кто разрешил тебе дерзить?
Вот это было уже серьезно. Йоджи дернулся, на секунду прикрыв глаза; обожженная щека вспыхнула розовым.
- Прости. - Он осторожно взял стручок в зубы.
Шульдих почувствовал, как внутри дрогнуло и поплыло. Момент передачи полномочий был четким и безболезненным: Джекил и Хайд давно разделили сферы влияния и не пытались бороться друг с другом.
Тем лучше, потому что Йоджи явно питал слабость к обоим.
Итак, к делу. Шульдих потер руки, согревая их; размял пальцы, словно пианист перед началом концерта. Ладони не то чтобы зудели, но в них ощущалось какое-то приятное нетерпение, легкое движение энергии, которое он без ложной скромности назвал бы - вдохновением.
Чтобы любить Йоджи, ему не нужны никакие девайсы, кроме тех, что он получил при рождении.
Зайдя с тыла, он поочередно стиснул тугие крепкие ягодицы; сжимая в горсти, широко развел их в стороны; погладил подушечкой большого пальца открывшуюся ложбинку, на всякий случай готовый к сопротивлению - но Йоджи замер, будто затаился, не выказывая ни одобрения, ни протеста.
Стояло у него будь здоров.
Поначалу он мог тешить себя иллюзией, что игра не подразумевает секса - но нельзя же вечно потакать ему в заблуждении. На деле всё это был сплошной секс: то, как Шульдих смотрел на него, как трогал его, как хотел его - с первой минуты и до последней надежды. Как Йоджи позволял ему хотеть. Сам их согласованный отказ от секса был так томительно сексуален, задавал такой исполненный подтекста тон взаимодействию, что не было нужды как-то особенно изощряться. Теперь удовольствие от соблюдения границ обещало смениться не меньшим удовольствием от их нарушения.
Но так мало времени...
Шульдих скользнул ладонью ему между ног; обхватив мошонку, слегка оттянул, сдавливая в кулаке.
- Совсем распустился. Придется напомнить тебе, как я обхожусь с непослушными мальчишками.
Он отнял руку; расслабив кисть, ударил наотмашь, потом еще раз, и еще - неторопливо, с расстановкой, с томительными паузами.
М-м-м, да, вот так...
Судя по тихим невнятным стонам, которыми Кудо отвечал на каждый шлепок, его задница тоже соскучилась по контакту. Шульдих округлил ладонь - от этого звук получался сочнее: резкий, сухой и в то же время звонкий, будто треск рвущейся бумаги.
Он знал парней, которым нравилось рыдать под поркой, ругаться или умолять о пощаде. Некоторые устраивали настоящее представление, так что приходилось скручивать их насильно; возможно, они считали недопустимым сдаваться без боя - или, наоборот, хотели насладиться всеми нюансами унижения. Шульдих не возражал - всё в порядке, пока не прозвучало стоп-слово - его и самого заводили их слезы и проклятия, их бесплодные попытки хоть как-то повлиять на него, заставить отступить хоть на шаг от собственных желаний…
Но покорная и упрямая сдержанность Йоджи заводила до дрожи, до злости, до сладостной ломоты в яйцах. Вся его манера держаться одновременно говорила “Возьми” и “Ни за что”, и Шульдих знал, что может взломать его силой - но также знал, что не будет чувствовать себя победителем.
Чтобы пронять его, приходилось действовать тоньше, напрягая волю и фантазию. Несколько легких, почти игривых шлепков вразнобой, без ритма; помассировать, разгоняя жар от бедер до поясницы, приласкать горящую кожу, дать расслабиться - и резко всадить серию ударов прямой ладонью, с безжалостной размеренностью автомата, а следом опять успокаивать, легко поглаживая кончиками пальцев…
И Йоджи отзывался: влажно постанывал, поджимался, вскрикивая из-под кляпа; выгибался, подставляясь для новых ударов, упруго льнул к рукам, как мяч, который предстояло провести от края площадки до финального броска. Кажется, они оба немного увлеклись - отбитая ладонь начала болезненно пульсировать, да и заднице явно пришлось не легче. Шульдих обошел его и, взяв за подбородок, заглянул в лицо:
- Как дела?
Кудо уставился на него расфокусированным взглядом. Лицо горело, ресницы потемнели и слиплись. Из уголков губ стекала слюна.
- Вижу, что супер. Давай сюда, - сказал Шульдих, подставив руку.
Йоджи выплюнул истерзанный зубами стручок и быстро задышал приоткрытым ртом. Шульдих обтер чили салфеткой и отложил в сторону. Достал из холодильника пиво; сковырнув пробку, опустил в горлышко соломинку.
- Три глотка.
Йоджи шмыгнул носом, глотнул громко, жадно: раз, два… Третий ему удалось продлить; кадык тяжело прокатился вверх-вниз. Шульдих отодвинул бутылку - не настолько далеко, чтобы это мешало любоваться потеками конденсата на стекле.
Пиво - так себе нейтрализатор: слишком много воды, слишком мало алкоголя. Лучше чем ничего… но хуже, чем сливки.
Банка тоже была холодной, приятно увесистой - на минутку и самому захотелось прижать ее к щеке. Впрочем, не время прохлаждаться.
Шульдих открутил крышку и, черпнув пальцем из банки, размазал Йоджи по губам, с нажимом обводя сначала верхнюю, потом нижнюю. Сливки таяли, белесой влагой впитываясь в кожу. Он зачерпнул еще.
- Оближи.
Йоджи застыл, плотно сомкнув ресницы. С пальцем во рту вид у него был забавный. И потрясающе непристойный - будто стоп-кадр из какого-нибудь порнофильма. Изгиб языка мягко уперся в верхнюю фалангу.
- Я велел тебе облизать, - напомнил Шульдих, не меняя тона.
Йоджи выждал секунду, по-прежнему не открывая глаз; наконец язык его шевельнулся и медленно, словно бы нехотя начал выписывать круги под подушечкой пальца. Шульдих поежился - вдоль позвоночника побежали знобкие мурашки. Кудо определенно подавал надежды… ох, какие сладкие надежды.
Он потянул руку - палец почти выскользнул, только самым кончиком касался блестящих от слюны и масла губ - а затем плавно, но уверенно втолкнул обратно, добавив к нему второй. Йоджи податливо раскрылся навстречу, всосал, лизнул, щекотно цепляя зубами. Дыхание его снова участилось, схлынувшая было краска густо залила скулы.
Интересно, можно ли кончить от того, что тебе лижут пальцы? Чертов Кудо, того и гляди доведет до конфуза...
- Смотри на меня.
Йоджи вскинул глаза, обсасывая теперь уже три пальца так, будто на них был живительный нектар (что в определенном смысле соответствовало действительности) и, не выпуская их изо рта, улыбнулся.
Шульдих испытал не объяснимое логикой желание врезать ему повторно. И столь же необъяснимую уверенность, что сейчас они бы поняли друг друга - на сто процентов.
Но это не укладывалось в сценарий.
Он пошевелил пальцами, растягивая губы; надавив на челюсть, задвинул глубже, до упора. Йоджи задушенно булькнул горлом.
- Хорошо. - Шульдих одобрительно потрепал его по волосам и, отстранившись, вернулся на прежнее место.
Отшлепанная задница сияла ровным красивым румянцем - так и подмывало отпустить какую-нибудь шуточку о павианах, сигнализирующих краснотой зада о готовности к спариванию.
Поосторожней со словами, в очередной раз напомнил он себе. Неудачные шутки во время сессии - верный путь к утрате взаимности. Даже у самых завзятых мазохистов есть места, которые лучше не задевать; те, кто легко сносит оскорбление действием, иногда повышенно восприимчивы к словам.
Бывали у него и любители вербальных экзекуций. Встречаясь с такими, он испытывал, с одной стороны, редкое облегчение наконец-то дать волю языку, а с другой - трепет обывателя, расчехляющего огнестрел с непредсказуемым радиусом поражения.
Он надавил предплечьем на лопатки Йоджи, плотнее прижимая его к столу; свободной рукой взял изрядно пострадавший чили и, развернув стручок, провел жгучей мякотью по не менее пострадавшим ягодицам. Мышцы под его прикосновениями судорожно напряглись, сокращаясь, будто ошпаренные кипятком; спина пружинисто рванулась наверх.
Сильный, засранец...
- Прекрати немедленно. Ты знаешь, это не то поведение, которого я жду.
Йоджи бессвязно выругался сквозь зубы, но затих.
- Хороший мальчик. Прости, мне следовало предупредить, - справедливости ради признал Шульдих. - Но теперь стой смирно, договорились?
Скованное движение головы, по всей вероятности, было кивком.
- Не слышу.
Йоджи пришлось немного отдышаться, но ответное "Да, сэр" прозвучало четко. Шульдих ослабил давление, оставив руку свободно лежать у него на спине, и методично довершил начатое. Кончики пальцев пекло, он обтер их о пах и внутреннюю сторону бедер - кожа здесь была теплой, восхитительно гладкой. Слегка опавший член уже не подтягивался к животу, а торчал наклонно, чутко подрагивая, как стрелка, отмечающая идеальный баланс боли и удовольствия.
Шульдих выбросил остатки чили и тщательно помыл руки. Самое время для перерыва.
Выплеснув застоявшуюся бурду из кофеварки, он заварил свежую порцию, после чего удобно устроился на стуле, закинув ноги на табурет, и вдумчиво отхлебнул из кружки. Кофе был вкусным. Из открытой балконной двери веяло свежестью. Йоджи стоял перед ним голый, неподвижный и возбужденный.
Жизнь прекрасна и удивительна - без всякого преувеличения.
Неподвижность означала послушание, нагота - секс (и послушание); застывший наизготовку член Йоджи свидетельствовал о взаимности, олицетворял секс и символизировал послушание - как признание его, Шульдиха, полной и безоговорочной власти.
Сама по себе власть ничего не значит - это он усвоил еще в армии, пройдя путь от рядового до сержанта. Довелось подчиняться и подчинять, наказывать и сносить наказания. Одно из условий функционирования системы, ничего личного. Когда он, в свою очередь, поднимал едва уснувших новобранцев по тревоге и до пелены перед глазами гонял по плацу - в этом не было ничего личного. Он был для них гнетом, от которого никуда не деться, они для него - сырьем, которое предстояло отбить и закалить до нужной степени жесткости.
Он не хранил обид и не испытывал вины - но быстро заскучал: хотелось остроты и интимности во взаимодействии человека с человеком. Хотелось иметь право думать о красивых телах под камуфляжем; слышать “Пожалуйста, да” вместо “Есть, сэр!”
А может, ему хотелось, чтобы его любили.
Кто-то сказал бы, что унижать и причинять боль - странный способ добиваться любви, - а кто-то...
Йоджи бы понял.
Наверно.
Йоджи по-прежнему не двигался с места, но это явно стоило усилий: боль вынуждала его украдкой раскачиваться на цыпочках, чуть заметно поводя округлым, филигранно вылепленным задом. На три вещи можно глядеть вечно...
Шульдих механически поднес кружку ко рту - и обнаружил, что она пуста.
Ладно, всё. Пора тушить и заливать.
К счастью, сливок хватало мазнуть щедро, на обе ладони. В воздухе приторно запахло кокосом.
- Умница, просто умница… Расслабься, сейчас полегчает.
Йоджи зашипел, сбитый с толку двойным ощущением: прикосновения делали больнее, но жирные сливки успокаивали жжение. Второе пересилило: он длинно выдохнул, прогнулся и, переступив голенастыми ногами, развел их шире, как-то разом открываясь - согласный на всё, готовый ко всему… но теперь ему уже ничего не грозило. Ни один волос не упал бы с его головы.
Гадости закончились - осталось только сладкое.
Как следует облапав ягодицы, Шульдих нырнул ладонью между раздвинутых бедер, поглаживая мягкое и нежное, сжимая твердое, лаская всё, что просило ласки. Йоджи горел, подавался - трогать его было мучительно и приятно до одури, и так же мучительно-хорошо было не пойти на поводу у собственной похоти, удержаться на самом краю, еще раз - последний, последний раз! - отказав себе в праве... загнать мяч в кольцо.
- Вот так, детка, вот так... Нравится?
- Да… - Йоджи уронил голову, спрятал лицо в запястьях, толкаясь в его сомкнутые пальцы. - Да. Быстрее...
Шульдих смутно припомнил, что тоже просил быстрее - недавно, сегодня ночью - и внезапный припадок эмпатии тряхнул разрядом почти нестерпимого удовольствия. Он обнял Йоджи одной рукой, притиснул к себе, проехался по заду вверх-вниз ноющим от возбуждения пахом - не стонать, не стонать! - закусил до кровоподтека кожу над лопаткой. Член в кулаке туго дрогнул, как переполненный водой пожарный шланг, а через минуту утомленно затих и обмяк - и сам Йоджи тоже обмяк, отяжелел, навалившись грудью на стол.
- Стоять! - рявкнул Шульдих, вздернув его обратно. - Стой, мать твою...
Рывком смахнув штаны, обхватил до звона напряженный ствол, шлепнул пару раз по скользким от сливок ягодицам, вырвав у Йоджи короткий всхлип - и наконец, упершись головкой между ними, упоенно спустил, как спускают курок пистолета, точно зная, что на этом жизнь исчерпала свои возможности.
Лежа сверху, он разморенно слушал перекличку двух замедляющих ритм пульсов. В паху чесалось от спермы, намокшие от пота волосы липли к щекам и лезли в рот.
Живот сводило от голода.
- Ты как?
- Не представляешь... - сонно протянул Йоджи.
- Да ладно, - сказал Шульдих. Всё он представлял: гормоны, ферменты... Можно подумать, садисты чем-то отличаются от мазов по химическому составу.
- Не считая того, что я весь пропитался кокосом… - Йоджи шевельнулся, опасливо прислушиваясь к себе. - Мокрое у меня на заднице - это…
- Ага. - Шульдих довольно хохотнул, поднимаясь и с легким сожалением выпуская его из объятий. - Привыкай.
Йоджи охнул и, отлепившись от стола, рванул в ванную - на диво шустро для человека, который только что пережил своего рода катарсис.
Шульдих удержал себя от порыва идти следом.
Эмоциональный маятник качнулся в другую сторону, и теперь мучителя влекло позаботиться о жертве: бережно искупать под душем, завернуть в полотенце, смазать охлаждающим гелем пострадавшие места, вполголоса приговаривая что-нибудь утешающее… В каком-то смысле это был второй раунд всё той же игры: маньяк засыпает, просыпается доктор.
Беда, что в роли утешителя он никогда не чувствовал себя достаточно уверенно, а цена возможной ошибки даже не поддавалась определению.
Иногда Кудо бесил его самим фактом своей исключительной важности.
Шульдих ограничился тем, что разбил яйца для омлета и в третий раз зарядил кофеварку. Когда Йоджи вернулся, на столе его ждала большая кружка крепкого, очень сладкого кофе, обильно сдобренного кокосовыми сливками.
Он осторожно устроился на табурете и, потянув носом, сморщился:
- Издеваешься. Разве мы не закончили?
- Заткнись и пей. Тебе сейчас нужны глюкоза и серотонин, а у меня тут не супермаркет, чтобы ты мог перебирать. Возражения?
- Никаких, сэр!
Шульдих одобрительно усмехнулся:
- Вот за что я тебя люблю.
Йоджи фыркнул в кружку, метнув на него взгляд, полный смеха и солнца:
- Это признание?
- Хорош кокетничать, шлюшка. Мою любовь зарабатывают жопой, а не глазками.
Повисла пауза.
- Забудь, ладно? - сказал Шульдих. - Я ничего не говорил, ты ничего не слышал.
- Нет, почему? - Йоджи отставил кружку и задумчиво опустил подбородок на руки. - Так мы еще не пробовали.
Шульдих проверил омлет на готовность, быстро свернул пополам с помощью вилки и ножа - вышло слегка неряшливо, но сносно - и, разделив надвое, переложил в тарелки.
- Тебе бы хотелось? - вскользь спросил он.
- Не знаю, - уклончиво отозвался Йоджи. - А что, ты и вправду собираешься делать всё, что я захочу?
Неожиданно Шульдих вспомнил, что именно это он и пообещал вчера. Черт. Кое-кому не помешало бы обрезание языка.
- Не знаю, - сказал он, безотчетно копируя интонацию. - Вообще-то я был пьян. А что?
Йоджи пожал плечами и молча принялся за омлет. Шульдих мысленно выругал себя - одновременно за болтливость и нерешительность. Раз уж обещал - нечего юлить. Йоджи ведь не потребует от него невозможного? Наверняка нет.
Они же друзья.
- Если честно, - сказал Йоджи, - я ждал, что ты меня…
Шульдих едва не рассмеялся от облегчения. Так вот оно в чем дело! А он было подумал…
Ну, раз уж речь зашла о любви.
И все-таки приятно - странное, смешанное с досадой удовольствие - ошибаться, болтать глупости, пытаться понять, делать мелкие, но важные открытия… Будет чертовски не хватать этого, когда Йоджи уедет.
Нет, об этом пока лучше не вспоминать.
- ...Трахну? - договорил он, тоже придвигая к себе тарелку.
“О да, прелесть. Не просто трахну, а выебу. Выдеру и отдеру. Поставлю раком и засажу…”
Внутри плескалось ленивое, сытое, немного щекотное тепло.
“...глубоко, по самые яйца; буду иметь сначала медленно, а потом всё быстрее - долго, жестко, не давая кончить...”
Когда он очнулся, Йоджи смотрел на него, заинтересованно приподняв бровь:
- Что?
- Ничего. Разочарован?
- Нет, но…
“Пфф... в этом ты весь. Вечно какое-нибудь ”но” в рукаве.”
Самолюбие Йоджи оказалось на диво многогранной штукой. Тщеславие и притязательность так причудливо сочетались в нем с неуверенностью в себе и страхом быть отвергнутым, что это просто завораживало.
- Я пока не решил, как именно это сделаю. - Фраза была задумана игриво-многозначительной, но получилась неприкрыто скабрезной. - Люблю разворачивать подарки медленно - так что готовься, тебя ждет много интересного. Вибраторы, расширители, анальные пробки. Смазки с эффектами. Римминг, фингеринг… - От мысли об открывшихся перспективах рот наполнился слюной.
Только не спешить: тише едешь - дальше будешь. Йоджи уже хочет этого. Определенно хочет. Скоро он изведется от любопытства и опасливого, но тем сильнее снедающего предвкушения, и нетрудно будет заставить его просить…
Спустя столько времени услышать от него “Пожалуйста, трахни меня” - более чем адекватная награда за долгое ожидание.
- Не бойся, я не собираюсь брать тебя с наскока, - с ухмылкой заверил Шульдих.
- Я не боюсь, - просто сказал Йоджи. - Прикинь, я там - ну, дома - замутил сессию с двумя цыпочками...
“Замутил, да? - Зубцы вилки черкнули на фаянсовом донышке что-то нецензурное; тарелка оскорбленно взвизгнула. - А ведь недавно еще тушевался штаны передо мной снять”.
- Неплохо получилось. Не так, как с тобой, но… неплохо. У них был… ну, ты понимаешь.
- Страпон, Кудо, - желчно подсказал Шульдих. - Ты же большой мальчик, учись называть вещи своими именами. - И, поддавшись вспыхнувшему раздражению, добавил: - На пять минут тебя оставить нельзя!
Йоджи все-таки покраснел, но глядел прямо и даже, пожалуй, нагло.
- Не помню чтобы речь шла о пяти минутах. Или о нескольких месяцах. По-моему, ты сказал “насовсем”.
Шульдих с горечью обнаружил, что крыть нечем. Формально они не разрывали соглашение - но, если на то пошло, само соглашение было чистой условностью. Он неоднократно давал Йоджи понять, что не посягает на его свободу - чего же возмущаться, если тот распорядился ею по собственному усмотрению?
- Окей, прости. - Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от картинок с участием обнаженного Кудо, мутных девиц в латексе и огромного дилдо. - Рад, что ты… - “...легко нашел мне замену”. - ...хорошо развлекся.
- Ага, конечно, - усмехнулся Йоджи. - Я бы поверил, если б не знал тебя лучше.
- Выходит, не знаешь, - огрызнулся Шульдих. - Я садист, а не мудак. Это не одно и то же.
- Ладно, как скажешь. - Йоджи уставился в тарелку, рассеянно кромсая омлет на части.
Шульдих явственно ощутил, как двигатель их взаимопонимания глохнет, теряя обороты.
Он облажался. Проявил себя достойно - что, между прочим, стоило ему душевных затрат! - и всё равно облажался.
Что, черт побери, следовало ответить на языке Йоджи Кудо?!
Взять бы и впрямь разозлиться на него - за всю эту нелепую ситуацию. За то, что подпустил так близко, считая себя натуралом. За то, что привязался и позволил ему, Шульдиху, привязаться. За то, что в его отсутствие не закрыл тему. Что был готов пробовать с другими. Что ему понравилось. Что рассказал об этом. За приезд. За татуировку. За...
Но Йоджи был… уязвлен? разочарован?.. опечален - и это просто резало по сердцу.
- Да какого хрена?! - взорвался Шульдих, испытывая извращенное облегчение от возможности наконец-то выговориться вслух. - Я нормальный человек… окей, не совсем нормальный - но, смею надеяться, приличный. При всех своих заскоках я уважаю свободу личности. Мои предки были аболиционистами - тьфу, черт, при чем тут... Не пойму, как меня угораздило?! За что мне такое? Почему с тобой я вечно остаюсь в дураках?
- Ты? - быстро переспросил Йоджи, на секунду вскинув глаза.
- Хватит, мать твою! Для меня это давно уже не игра, и я не позволю тебе забавляться моими… - Шульдих глотнул кофе и, с усилием протолкнув обжигающий ком в горло, подытожил: - Ждешь, чтобы я заявил на тебя права? Отличная идея, но давай начистоту: а они у меня есть? Как далеко ты готов пойти? Хочешь быть моим... - Он запнулся, подыскивая определение. - ...моим парнем - или всё это ебаный эксперимент по поиску себя?!
- Не ори. Меня этим не проймешь, я работаю с Фудзимией. - Йоджи встрепенулся и, сунув в рот кусок омлета, с аппетитом прожевал. - Ну допустим, хочу. А как?
Шульдих поморгал, дожидаясь, пока иссякнет инерция праведного возмущения.
- Что-нибудь придумаем, - слегка ошарашенно пообещал он. - У нас есть неделя. Ты мне доверяешь, Роуз?
Йоджи рассмеялся. А потом сказал:
- Да.
Просто “да”. Без всяких “но”.
Охренеть.
Шульдих неуютно поерзал. На что он только что подписался? Где он - и где эти, как их… постоянные отношения. Какой идиот захочет постоянства, когда вокруг столько классных парней - как минимум каждый десятый готов переспать с другим парнем, девять из десяти - конкретно с тобой. “Ты красавчик. Можно тебя трахнуть?” “Без проблем, сладкий. К тебе или ко мне?”
Внезапная мысль пронзила его, как ржавый гвоздь подошву: отныне всё это разнообразное множество - не потенциальный шанс, а потенциальная угроза. Если Кудо действительно обнаружил в себе бисексуала… Смелость и открытость новым впечатлениям выдавали в нем типа, способного пуститься во все тяжкие. Как будто мало им было “цыпочек”.
Вот почему на каждой автомобильной заправке висит табличка "Не курить".
Шульдих попробовал трезво взвесить риски. Он не подвергал себя критическому анализу с подросткового возраста, и с отвычки напрягать эту ментальную мышцу было трудно и дискомфортно. Что в нем особенного? (Всё!) С чего он взял, что годится для Йоджи? (Ха-ха.) Что он в состоянии предложить Йоджи такого, чего не дал бы никто другой?
Свой опыт и азарт доминирования? Роскошный секс? Хорошую компанию? Готовность быть на его стороне в любых жизненных обстоятельствах? Быть... рядом - во всех смыслах этого слова.
Спать в одной постели. Завтракать вдвоем. Делиться шмотками, музыкой, всякой чепухой, что приходит в голову. Ездить в супермаркет по пятницам - за кофе и бумажными полотенцами…
"И за деревянной лопаткой, - мысленно дополнил он. - Хотя за этим лучше в секс-шоп. Надо бы восстановить свою коллекцию девайсов”.
Губы сами собой растянулись в ухмылку.
Вот что надо сделать: приказать Йоджи остаться. Раз уж у них теперь всё по-настоящему. А вдруг он только того и ждет? Было бы даже благородно - снять с него тяжесть выбора, принять на себя ответственность за его благополучие... "Я не отпущу тебя обратно в Токио - но поверь, ты не соскучишься". Тонко отомстить этому городу за оскорбление, лишив такой красоты.
Отменная эротическая фантазия.
Шульдих подавил вздох. Что он там говорил о себе, "приличный"? Умный еще, наверно? Рассудительный? Эмоционально зрелый?
Черт, черт, черт, как же всё сложно... Было куда проще, пока он думал, что с Кудо не светит: тогда он верил в себя, не боялся, не надеялся. Не парился.
Не чувствовал себя таким несуразно, болезненно счастливым.
- Ты в курсе, что у тебя лицо мигает, как неоновая вывеска? - Йоджи опять забыл про еду, но выражение его собственного лица было ровным, выжидательным. Терпеливым.
Что-что, а терпеть он умел.
Шульдих умел быть честным - пусть это и демонстрировало его в невыгодном ракурсе.
- Надеюсь, там не написано "Я сам не рад, что заварил эту кашу"? - Он усмехнулся и внутренне поежился, осознав, что именно так оно, скорей всего, и выглядело. - Потому что я рад. Очень. Только... не представляю, что делать, чтоб нам и дальше радоваться. Я не хочу причинять тебе... хм... огорчения - но без этого вряд ли обойдется. Боюсь, я все-таки не лучшее, чего ты заслуживаешь. - Он помолчал, с какой-то сладострастной покорностью переживая свое признание, и твердо повторил: - Далеко не лучшее. Иногда я делаю глупости, еще чаще - болтаю, что не надо. Если я…
- “Я, я”... - колко перебил Йоджи. - Жизнь - сложная штука, да? Боже, какое открытие… Ну, привыкай.
Шульдих уставился на него, не веря своим ушам.
- Чертов ублюдок! Я практически открыл тебе душу - и это всё, что ты можешь мне ответить?! - Он ринулся через стол с почти серьезным намерением настучать Кудо по голове, но тот поймал его за плечи, дернул на себя и поцеловал - жарко, напористо, будто имел в виду “Вот тебе”, или “Придурок”, или “Ну хватит”.
Или “Люблю тебя”.
Шульдих начинал привыкать к этой манере.
"Плевать, - решил он. - Будь что будет".
"Я просто не хочу, чтобы всё закончилось".
Зависнув над столом, он на минутку потерял ориентацию и едва не угодил рукой в омлет - всего на каких-нибудь полдюйма разминулся с краем тарелки. Повезло. Офигенно повезло.
Иногда такое случается.
Конец
Саундтрек для титров)
@темы: OTP, Тексты, WK, Инь, ян и немножко везенья
