Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Время близится к полуночи. Ран читает книгу, лежа на кровати у себя в комнате. Кроуфорд сопровождает Такатори на закрытом светском приеме, а они с Шульдихом освобождены - очевидно, ввиду недостаточной гламурности для такого мероприятия.
Йоджи он наверняка взял бы.
читать дальшеИз-за двери слышны беспокойные шаги, какая-то возня, льется вода, что-то падает. Опять шаги.
Бесит.
Шаги замирают, дверь резко распахивается.
- Что делаешь?
Стучать так и не научился.
- Размышляю над важным философским вопросом: зачем Бог создал рыжих?
- Смешно, - без улыбки сообщает Шульдих. - Можно, я... тут побуду?
Ран с удовольствием послал бы его, но это как-то... непрофессионально. Шульдих - товарищ по команде, и у него явно проблемы.
Приняв молчание за согласие, тот проскальзывает в комнату, садится на край кровати.
Он плохо выглядит. Нет, чисто выбрит и даже причесан - у Кроуфорда на этот счет строгие правила - а что одет как псих, так все давно привыкли; но темные круги бессонницы под запавшими глазами свидетельствуют, что дело дрянь.
- В этот раз даже хуже, - бесцветно подтверждает Шульдих.
"Слабак", - думает Ран.
- Мудак, - вяло огрызается тот. - Как думаешь, долго еще?
- Не знаю. Никто не знает.
- Кроуфорд...
- Кроуфорд тоже ни черта не знает! - помимо воли срывается Ран. - Если Кудо не вернется до конца недели, я сам поеду за ним.
- А Кроуфорд?
- На хуй.
Шульдих прыскает:
- Звучит как план.
- И тебя на хуй.
- Нет, серьезно. Чур, я в деле.
- Ладно. - Ран откидывается обратно на подушку и нарочито громко переворачивает страницу книги.
С минуту Шульдиху удается молчать.
- Что читаешь?
Ран вздыхает, поражаясь собственному терпению.
Он начинает пересказывать биографию Сосэки Нацумэ. Трудное детство. Одиночество. Английский язык, китайская поэзия. Медитации. Преподавание, первый роман, стажировка в Англии. Душевный надлом. Отказ от работы в Токийском университете.
Когда доходит до обзора публикаций в газете "Асахи", Шульдих спит.
Ран мог бы пойти к нему в комнату - или в комнату Йоджи - но с какой стати? Здесь его вещи, его книги, постель, зубная щетка... Ему здесь удобно!
И, может, он тоже до смерти устал быть один.
Он гасит свет и залезает под одеяло рядом с Шульдихом.
Просыпается от полузабытого ощущения чужого тепла под боком. Шульдих ворочается во сне, выпутываясь из юкаты в крупный цветочек, которую таскает вместо домашнего халата.
Ран скидывает одеяло. Жарко... Ему всегда жарко.
Йоджи это забавляло.
Шульдих поворачивает голову, хлопает круглыми, как у совы, глазами.
- Хочешь трахнуться?
"Почему бы нет?" - вдруг думает Ран. Еще немного, и он сам забудет, когда у него в последний раз был секс.
Почему, интересно, он не может спуститься в ближайший бар и попробовать снять кого-нибудь на ночь? У Кудо, кажется, получалось.
И почему Шульдих не хочет сделать то же самое?
- Ну давай.
Оба садятся на постели. Шульдих тянется снять с него футболку; Ран отпихивает его руки и раздевается сам.
Шульдих тощий и жилистый. И твердый. Пахнет свежим потом, ментоловой мазью, вишневым ликером, успевшим уже превратиться в перегар...
Поначалу ничего не получается. Они, по сути, даже не знают друг друга - не говоря о том, чтобы питать друг к другу какую-то симпатию.
Мы просто подрочим или...? А целоваться надо? Кто будет сверху? Черт, нет, не трогай там, терпеть не могу...
Всё это нелепо, неуклюже и по-дурацки, а вовсе не возбуждающе.
Не заводит.
Не зажигается.
Шульдих пытается проникнуть к нему в сознание; Ран рефлекторно включает защиту.
- Твою мать, ну что ты как девственница... - досадливо бормочет Шульдих.
Ран рассерженно шипит. Он не привык - так. С Йоджи ему не нужны были никакие уловки.
Внезапно от этой мысли в нем вспыхивает злость. Он выворачивается, хватает Шульдиха за волосы, подминает собой, почти насильно впихивает ему себя - тело в тело, сознание в сознание...
Шульдих не сопротивляется, и его жаркая податливость - как трут для Рановой искры. Вот так, давай, возьми. Еще! Нравится?! Тебе же нравится?
Да.
И гори оно всё...
Ран тянет створку окна, жадно вдыхает ветер. Полумрак комнаты пахнет спермой, потом и немного - паленой шерстью. Из-под двери сочится свет, там опять слышны шаги, теперь другие: ровная уверенная поступь кожаных "оксфордов".
- Чуть волосы не сжег, мутант недоделанный, - шепотом ворчит Шульдих. Подумав, нерешительно кивает на дверь: - Слушай... мне что-то не хочется, чтобы он видел, как я выхожу из твоей спальни.
Ран ухмыляется:
- Думаешь, твоя репутация может стать еще хуже?
Шульдих показывает ему средний палец.
- Оставайся, - неожиданно для себя предлагает Ран.
Йоджи вернулся.
И не один: с ним наблюдатель от РК, который должен передать Кроуфорду инструкции насчет Ритуала и проследить за его подготовкой.
Наблюдатель уполномочен находиться при Шварц безотлучно; но квартира рассчитана на четверых - а значит, кто-то должен уступить ему свою комнату. Кроуфорд приказывает Йоджи временно переселиться к Рану (взгляд Шульдиха - заряд свинца, направленный точно в лоб, но Кроуфорд неуязвим и непрошибаем).
Ран помогает перенести вещи. Шульдих тоже вызывается помогать; Ран держится поодаль, не мешая ему отираться вокруг Йоджи, будто кот вокруг валерьянки. У него даже почти не давит в груди, когда он замечает, как Шульдих прижал Йоджи в углу возле шкафа с одеждой (для воспитанника Розенкройц у Кудо поразительно много барахла), и как тот шепчет ему что-то на ухо, успокаивающе водя пальцами по пояснице под задравшимся краем футболки.
У самого Рана вещей - только необходимый минимум, так что ему без труда удается найти место для разноцветных рубашек Йоджи, модных джинсов Йоджи, разнообразной обуви Йоджи, его косметики и парфюмерии, коллекции его порножурналов ("Вряд ли ты знаешь, Кудо, но сжигаемый мусор вывозят по понедельникам. Начиная со вторника чтоб я этой дряни здесь не видел."), белья и верхней одежды, дисков с фильмами и играми.
Что касается подушки и одеяла...
- Я что, и спать с тобой должен в одной кровати? - нарочито хмуро интересуется Ран.
Йоджи улыбается:
- Раньше ты не возражал.
Ран делает шаг назад и не глядя плотно закрывает дверь.
- Может, и дальше не буду, - медленно говорит он. - Если напомнишь мне, что оно того стоит.
Йоджи нервно жует губу, опасливо косится ему за спину:
- Прямо сейчас?
- А что такое? Сдрейфил?
На самом деле Ран мог бы и подождать. Столько ждал - часом больше, часом меньше... Он не собирается ставить Йоджи условий.
Ему просто нужно что-то... что-нибудь... чтобы сохранить достоинство.
Йоджи смотрит ему в глаза, а потом рывком сдирает майку через голову.
Мир останавливается, замирает, становится очень ярким и очень тихим, и в этой тишине Ран начинает слышать тонкое. Гул крови в ушах. Шуршание одежды. То, как упруго прогибаются пружины матраса. Как частит пульс у Йоджи на горле.
Как в комнате по соседству Шульдих бьется внутри своей головы - будто зверь, что чует добычу, но не может одолеть железную решетку.
Ран открывается.
Йоджи изумленно охает - не то отттого, как туго входит член ему в задницу, не то оттого, как лихо Шульдих врывается в созданное ими поле.
- Нас... трое?
Ран нетерпеливо дергает плечом - позже, Кудо, позже! - но ему хочется, чтобы для Йоджи всё было так же легко и прозрачно, как для него сейчас, поэтому он всё-таки снисходит до короткого пояснения:
- Не бросим же мы товарища умирать от голода.
Ему приходится зажимать Йоджи рот, когда тот начинает вперемешку выстанывать их имена.
Йоджи он наверняка взял бы.
читать дальшеИз-за двери слышны беспокойные шаги, какая-то возня, льется вода, что-то падает. Опять шаги.
Бесит.
Шаги замирают, дверь резко распахивается.
- Что делаешь?
Стучать так и не научился.
- Размышляю над важным философским вопросом: зачем Бог создал рыжих?
- Смешно, - без улыбки сообщает Шульдих. - Можно, я... тут побуду?
Ран с удовольствием послал бы его, но это как-то... непрофессионально. Шульдих - товарищ по команде, и у него явно проблемы.
Приняв молчание за согласие, тот проскальзывает в комнату, садится на край кровати.
Он плохо выглядит. Нет, чисто выбрит и даже причесан - у Кроуфорда на этот счет строгие правила - а что одет как псих, так все давно привыкли; но темные круги бессонницы под запавшими глазами свидетельствуют, что дело дрянь.
- В этот раз даже хуже, - бесцветно подтверждает Шульдих.
"Слабак", - думает Ран.
- Мудак, - вяло огрызается тот. - Как думаешь, долго еще?
- Не знаю. Никто не знает.
- Кроуфорд...
- Кроуфорд тоже ни черта не знает! - помимо воли срывается Ран. - Если Кудо не вернется до конца недели, я сам поеду за ним.
- А Кроуфорд?
- На хуй.
Шульдих прыскает:
- Звучит как план.
- И тебя на хуй.
- Нет, серьезно. Чур, я в деле.
- Ладно. - Ран откидывается обратно на подушку и нарочито громко переворачивает страницу книги.
С минуту Шульдиху удается молчать.
- Что читаешь?
Ран вздыхает, поражаясь собственному терпению.
Он начинает пересказывать биографию Сосэки Нацумэ. Трудное детство. Одиночество. Английский язык, китайская поэзия. Медитации. Преподавание, первый роман, стажировка в Англии. Душевный надлом. Отказ от работы в Токийском университете.
Когда доходит до обзора публикаций в газете "Асахи", Шульдих спит.
Ран мог бы пойти к нему в комнату - или в комнату Йоджи - но с какой стати? Здесь его вещи, его книги, постель, зубная щетка... Ему здесь удобно!
И, может, он тоже до смерти устал быть один.
Он гасит свет и залезает под одеяло рядом с Шульдихом.
Просыпается от полузабытого ощущения чужого тепла под боком. Шульдих ворочается во сне, выпутываясь из юкаты в крупный цветочек, которую таскает вместо домашнего халата.
Ран скидывает одеяло. Жарко... Ему всегда жарко.
Йоджи это забавляло.
Шульдих поворачивает голову, хлопает круглыми, как у совы, глазами.
- Хочешь трахнуться?
"Почему бы нет?" - вдруг думает Ран. Еще немного, и он сам забудет, когда у него в последний раз был секс.
Почему, интересно, он не может спуститься в ближайший бар и попробовать снять кого-нибудь на ночь? У Кудо, кажется, получалось.
И почему Шульдих не хочет сделать то же самое?
- Ну давай.
Оба садятся на постели. Шульдих тянется снять с него футболку; Ран отпихивает его руки и раздевается сам.
Шульдих тощий и жилистый. И твердый. Пахнет свежим потом, ментоловой мазью, вишневым ликером, успевшим уже превратиться в перегар...
Поначалу ничего не получается. Они, по сути, даже не знают друг друга - не говоря о том, чтобы питать друг к другу какую-то симпатию.
Мы просто подрочим или...? А целоваться надо? Кто будет сверху? Черт, нет, не трогай там, терпеть не могу...
Всё это нелепо, неуклюже и по-дурацки, а вовсе не возбуждающе.
Не заводит.
Не зажигается.
Шульдих пытается проникнуть к нему в сознание; Ран рефлекторно включает защиту.
- Твою мать, ну что ты как девственница... - досадливо бормочет Шульдих.
Ран рассерженно шипит. Он не привык - так. С Йоджи ему не нужны были никакие уловки.
Внезапно от этой мысли в нем вспыхивает злость. Он выворачивается, хватает Шульдиха за волосы, подминает собой, почти насильно впихивает ему себя - тело в тело, сознание в сознание...
Шульдих не сопротивляется, и его жаркая податливость - как трут для Рановой искры. Вот так, давай, возьми. Еще! Нравится?! Тебе же нравится?
Да.
И гори оно всё...
Ран тянет створку окна, жадно вдыхает ветер. Полумрак комнаты пахнет спермой, потом и немного - паленой шерстью. Из-под двери сочится свет, там опять слышны шаги, теперь другие: ровная уверенная поступь кожаных "оксфордов".
- Чуть волосы не сжег, мутант недоделанный, - шепотом ворчит Шульдих. Подумав, нерешительно кивает на дверь: - Слушай... мне что-то не хочется, чтобы он видел, как я выхожу из твоей спальни.
Ран ухмыляется:
- Думаешь, твоя репутация может стать еще хуже?
Шульдих показывает ему средний палец.
- Оставайся, - неожиданно для себя предлагает Ран.
Йоджи вернулся.
И не один: с ним наблюдатель от РК, который должен передать Кроуфорду инструкции насчет Ритуала и проследить за его подготовкой.
Наблюдатель уполномочен находиться при Шварц безотлучно; но квартира рассчитана на четверых - а значит, кто-то должен уступить ему свою комнату. Кроуфорд приказывает Йоджи временно переселиться к Рану (взгляд Шульдиха - заряд свинца, направленный точно в лоб, но Кроуфорд неуязвим и непрошибаем).
Ран помогает перенести вещи. Шульдих тоже вызывается помогать; Ран держится поодаль, не мешая ему отираться вокруг Йоджи, будто кот вокруг валерьянки. У него даже почти не давит в груди, когда он замечает, как Шульдих прижал Йоджи в углу возле шкафа с одеждой (для воспитанника Розенкройц у Кудо поразительно много барахла), и как тот шепчет ему что-то на ухо, успокаивающе водя пальцами по пояснице под задравшимся краем футболки.
У самого Рана вещей - только необходимый минимум, так что ему без труда удается найти место для разноцветных рубашек Йоджи, модных джинсов Йоджи, разнообразной обуви Йоджи, его косметики и парфюмерии, коллекции его порножурналов ("Вряд ли ты знаешь, Кудо, но сжигаемый мусор вывозят по понедельникам. Начиная со вторника чтоб я этой дряни здесь не видел."), белья и верхней одежды, дисков с фильмами и играми.
Что касается подушки и одеяла...
- Я что, и спать с тобой должен в одной кровати? - нарочито хмуро интересуется Ран.
Йоджи улыбается:
- Раньше ты не возражал.
Ран делает шаг назад и не глядя плотно закрывает дверь.
- Может, и дальше не буду, - медленно говорит он. - Если напомнишь мне, что оно того стоит.
Йоджи нервно жует губу, опасливо косится ему за спину:
- Прямо сейчас?
- А что такое? Сдрейфил?
На самом деле Ран мог бы и подождать. Столько ждал - часом больше, часом меньше... Он не собирается ставить Йоджи условий.
Ему просто нужно что-то... что-нибудь... чтобы сохранить достоинство.
Йоджи смотрит ему в глаза, а потом рывком сдирает майку через голову.
Мир останавливается, замирает, становится очень ярким и очень тихим, и в этой тишине Ран начинает слышать тонкое. Гул крови в ушах. Шуршание одежды. То, как упруго прогибаются пружины матраса. Как частит пульс у Йоджи на горле.
Как в комнате по соседству Шульдих бьется внутри своей головы - будто зверь, что чует добычу, но не может одолеть железную решетку.
Ран открывается.
Йоджи изумленно охает - не то отттого, как туго входит член ему в задницу, не то оттого, как лихо Шульдих врывается в созданное ими поле.
- Нас... трое?
Ран нетерпеливо дергает плечом - позже, Кудо, позже! - но ему хочется, чтобы для Йоджи всё было так же легко и прозрачно, как для него сейчас, поэтому он всё-таки снисходит до короткого пояснения:
- Не бросим же мы товарища умирать от голода.
Ему приходится зажимать Йоджи рот, когда тот начинает вперемешку выстанывать их имена.