Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
корабли снимаются с якоря...
Если б помнили это люди,
чаще думали бы о чуде,
реже бы люди плакали.
В.ТушноваПролог
Гонконг – город чудес.
Нет, серьезно.
Здесь есть кому их творить: под благосклонным взглядом Большого Будды жители города вкушают опиум даосизма и конфуцианства, католичества, протестантизма и ислама. В торговых кварталах перед лавками и магазинами стоят курильницы, на которых сжигаются во славу всех богов ароматические палочки и «мачжи» – бумага для жертвоприношений; а в закутках за стеклянными дверями сидят гадатели, хироманты и физиономисты, готовые за несколько сотен местных долларов предсказать вам судьбу.
Их предсказания и в самом деле могут исполниться. Или нет. Как хотите.
Гонконг – город свободы. Формально он принадлежит Китаю, фактически – не принадлежит никому. Гонконг сам себе страна и сам – своя столица. У него суверенное правительство, особая валюта и даже отдельное время.
Время, которое не замирает ни на секунду. Здесь можно прогуляться по магазинам в час ночи и плотно позавтракать в ресторане в четыре утра. Гонконг живет по принципу «Делу – время, потехе – круглые сутки». Он всегда отдыхает, но никогда не спит. Гонконг – город жизни.
Сутки напролет по улицам бегают двухэтажные автобусы и стучат колесами трамваи-даблдекеры: по Квинсвей, где стоит Липпо Центр – собственность Алана Бонда, всемирно известного бизнесмена и большого мошенника – похожий на две пальмы, по которым взбираются мишки-коалы; по Де-Ву-роуд-Сентрал, мимо смахивающего на огромную сосиску здания Международного финансового центра; по Джонстон-роуд, мимо Китайской методистской церкви… Гонконг – город контрастов.
А еще Гонконг – это остров. И еще двести пятьдесят пять маленьких островков. И порт. В переводе с кантонского диалекта Гонконг – «ароматная бухта». Наверное, когда-то эти места пахли морем, нежной зеленью чайного дерева и вязким дурманом магнолий…
Нынешний Гонконг пахнет деньгами. Большими и очень большими.
Рост и процветание мегаполиса можно наблюдать своими глазами – с вершины Пика Виктория. Стремительно и неуклонно, как молодой бамбук, пробивается кверху густая поросль небоскребов из стали, стекла и бетона, выстроенных по древним канонам фэн шуи. Здесь никого не удивит сквозной проем, оставленный посередине многоэтажки – чтобы дракон горы мог беспрепятственно совершать свои морские прогулки. Гонконг – город гармонии.
Гармония – сестра красоты. Если верить легенде, однажды Будда провел проповедь, не сказав ни единого слова. Он просто протянул своим прихожанам цветок.
Недаром гербом Гонконга является белый цветок баухинии, с маленькой звездочкой в каждом из пяти лепестков.
Гонконг – пятизвездный город. Он любит ухаживать за собой и старается представать своим многочисленным гостям во всем великолепии – причесанным, накрашенным и наманикюренным.
А еще Гонконг любит разноцветные шелка и строгие деловые костюмы, тягучую сладость корицы и терпкую горечь кофе, тяжелые звонкие украшения и шикарные быстрые автомобили...
А еще Гонконг любит…
Первое впечатление
Шульдих сошел с траволатора торгового центра Lane Crawford и пересек улицу, собираясь нырнуть в метро на станции «Цим Ша Цуй».
Доктор Лайтман рекомендовала ему пешие прогулки. Шульдих не сказал, в какой позе предпочел бы иметь доктора Лайтман, по двум причинам: во-первых, его сексуальные интересы не распространялись на женщин; во-вторых, гонконгские утренние пробки кого угодно могли довести до клиники нервных расстройств. А попадать туда снова у него не было ни малейшего желания.
Поэтому он выбрал компромиссное решение и последние три недели ездил на работу общественным транспортом.
Внимание его привлекла деловая возня у одного из подъездов многослойной, сплюснутой, как сэндвич высотки-кондоминиума. Шульдих точно помнил, что еще вчера на нескольких окнах первого этажа белели наклейки «Сдается в аренду».
Сейчас двое рабочих цепляли к фасаду вывеску, гласившую «Shiroi Koneko. Салон красоты». Рядом с буквами имелось пояснительное изображение: белый котенок тянулся за летящим в воздухе белым пером.
На лестнице в новоиспеченный салон сидел светловолосый парень примерно одного с Шульдихом возраста. Прислонившись спиной к перилам и уперев нереально длинные ноги в стену здания с другой стороны, он наблюдал за монтажными работами с таким видом, будто не имел к ним ни малейшего отношения.
Шульдих нашел вывеску забавной, а внешность блондина заслуживающей более пристального рассмотрения.
Он подошел поближе.
- Какой симпатичный котенок…
Взгляд блондина скользнул по нему всё с тем же рассеянным любопытством. Потом прошелся еще раз – сверху вниз, вбирая подробности: подведенные глаза, палево-розовую помаду на губах, топ от D&G и узкие джинсы цвета пожарной машины. Парень медленно улыбнулся.
- У нас все такие.
- У вас – это где? – уточнил Шульдих.
- Отныне здесь, – с легким пафосом сообщил блондин.
Дверь наверху приоткрылась.
- Йоджи! – позвали оттуда.
- Ну вот, теперь ты знаешь мое имя. А я не знаю твоего. – Блондин с наигранным огорчением сморщил нос. – Несправедливо…
- Шульдих. Так лучше?
- Гораздо.
- Черт, Йоджи! – Из двери мельком выглянул еще один тип – брюнет в синем полукомбинезоне на голое тело. Шульдих начал подозревать, что «все такие» не было пустым бахвальством. – Сбежал, да? Думаешь, ты тут самый умный? Иди помоги мне с массажным столом.
- Извини. – Йоджи нехотя поднялся, но не спешил откликаться на зов.
«Ну давай, – мысленно поторопил Шульдих. – Ты знаешь, что я хочу, иначе не стоял бы тут с тобой до сих пор. И я знаю, что ты не против, а то давно бы ушел. Я разрешаю тебе сделать вид, будто это твой собственный выбор. Быстрее, мальчик, у меня очень мало времени!».
- Где и когда я могу увидеть тебя… в более спокойной обстановке?
- Бар «Феликс». Это на Солсбери-роуд, возле отеля «Риджент», – на всякий случай пояснил Шульдих. – Сегодня в семь.
- Тогда до вечера. – Йоджи многообещающе улыбнулся и потопал вверх по ступенькам.
У самой двери он еще раз обернулся, но этого Шульдих уже не увидел, потому что спешил сообщить начальству сногсшибательную новость: у них опять объявились конкуренты.
***
- Все живут за счет туристов. Хреново море туристов, днем и ночью. Туристы и китайцы. Любой, кто не китаец, почти наверняка турист. А есть еще китайцы-туристы…
- Офигеть… - Йоджи прикурил сигарету, затянулся и убрал зажигалку в карман. Он курил через мундштук – визажисту нельзя, чтобы пальцы пахли табаком.
Пальцы у него были длинные, холеные; кисти подвижные, как у пианиста, а запястья узкие и гибкие.
Эти запястья сводили Шульдиха с ума.
- Привыкнешь, – отмахнулся он. – Нет, в целом жить можно. Но знаешь, что? – Шульдих заговорщицки придвинулся ближе. – Японцев они не любят.
- Я заметил, – кивнул Йоджи. – Мы еще открыться не успели, а у нас уже побывали две комиссии с проверкой. Здесь во всем такие строгие порядки?
- Это не порядки. Это Кроуфорд.
- Кроуфорд?
- Мой босс. Оголтелый монополист. Конкурентов давит, как мух – всех без разбору, ничего личного. Лучший салон в Коулун-сити – наш, и так оно и останется.
- Ты еще не знаешь моего босса. Железобетонный парень, я сам его боюсь. Обломается твой Кроуфорд.
- Выпьем за это, – Шульдих приподнял свой Бакарди Бризер. – Жаль будет лишиться твоего общества, когда вас вышвырнут отсюда.
Йоджи салютнул стаканом. На руке его блеснул отраженным светом стальной браслет «Чармекса».
Шульдих попытался вспомнить, на что запал в прошлый раз. Ключицы, разрез глаз, форма ушей?
Он просто не мог устоять. Всю жизнь искушался красотой, как другие – деньгами или славой. Да, это было нелепо. До крайности проблематично. И наконец, просто смешно. Шульдих страдал невыносимо.
Но ничего не мог с собой поделать.
И он никогда не признался бы ни одной живой душе, что работать с Кроуфордом его убедили не щедрые посулы и заманчивые перспективы, а классический подбородок Брэда, тонкая оправа очков и идеально отцентрованные шелковые галстуки.
Впрочем, об этом решении Шульдих не пожалел. Как и о том, что когда-то стал парикмахером. Профессия дала ему инструменты для укрощения красоты: ножницы, чтобы резать, заколки, чтобы колоть, плойки – жечь и выкручивать…
В салоне, который Брэд по какой-то прихоти назвал «Черной кошкой», Шульдих творил свою магию Вуду, держа красоту на коротком поводке.
Но иногда она вырывалась. И мстила жестоко.
- А мне-то как будет жаль… – Йоджи выпустил изо рта трубочку коктейля и снова заменил ее сигаретой.
Он курил так, будто целовался взасос. Нежно, увлеченно и немножко напоказ.
Шульдих взял его за руку. Йоджи выгнул бровь и вопросительно улыбнулся. Шульдих развернул ладонь тыльной стороной и глянул на циферблат «Чармекса».
- Пойдем, сейчас будет шоу. Надоедает быстро, но в первый раз это стоит увидеть.
Они вышли на улицу. На набережной толпился народ, играла музыка, люди шумно переговаривались на разных языках. По воде плыли цветные блики, а на том берегу сверкали и искрились здания Центрального района, то и дело выстреливая в небо длинными спицами лазерных лучей и пышными снопами прожекторов.
Шульдих вцепился в поручень ограждения, следя, как вьется белая корсетная шнуровка на черном стекле Bank of China.
Сказать «Пока, всё было зашибись. Может, еще увидимся».
Отскочить на минутку и затеряться в толпе.
Просто уйти. Молча. Без объяснений.
Йоджи обнял его за плечи и легко, ненастойчиво развернул к себе. В глазах у него плясали дьявольские огни небоскребов.
Шульдих окончательно понял, как горько ошибся. Йоджи Кудо не был парнем на «переспать». Он был парнем на «влюбиться».
«Влюбиться» шло одним из основных пунктов в списке вещей, от которых Шульдих зарекся раз и навсегда.
На губах у Йоджи был привкус табака. Шульдих успел еще придумать пошлую шутку насчет того, что визажисту не приходится работать ртом – но так и забыл ее озвучить.
- К тебе? Ко мне? В отель?
«Да пошло оно всё… Будь что будет. Может, он в постели никуда не годится».
- В отель.
***
Шульдих опоздал на работу.
Вообще-то при одном взгляде на него становилось ясно: от этой артистической натуры трудно ожидать пунктуальности, ответственности – да, если на то пошло, даже элементарной порядочности.
Хлопот он и впрямь доставлял немало. Никто в салоне не умел скандалить, канючить, действовать на нервы и выносить мозги лучше, чем Шульдих.
Но на работу он не опаздывал.
Почти никогда.
Кроуфорд прошел за ним в раздевалку и потребовал объяснений.
- Извини. – Шульдих торопливо натягивал рабочую футболку, черную с серебристым кошачьим силуэтом. - Я… проспал. Поздно лёг.
«Точнее, вообще не ложился», - мысленно поправил Кроуфорд. Помятый вид Шульдиха говорил сам за себя.
- Скажи спасибо, что твоя первая клиентка отменилась. Почему у тебя телефон отключен?
- Разрядился, наверно.
- Заряди.
Шульдих послушно полез в карман за мобильником.
- Потом, - смягчился Кроуфорд. - Сядь, приведу тебя в порядок. Выглядишь, как загнанный кролик.
Он закапал Шульдиху тетризолин и наложил гелевую маску. В эту минуту зазвонил его собственный телефон.
- Кроуфорд. Ах, это вы, мистер Луань. Какие новости?.. Значит, все в порядке? Похвально, похвально. А из Инспекции по труду к ним еще не заглядывали? И кстати, неплохо было бы проверить, как у них обстоит с бухгалтерией и делопроизводством… Да. Благодарю вас, мистер Луань. Всего хорошего.
- Брэд, – проговорил Шульдих из-под маски. – Оставил бы ты их в покое…
Кроуфорд наклонился, сдернул с него маску и по-инквизиторски вперился в зрачки.
- Кто?
Шульдих неуютно поежился.
- Кудо.
Кроуфорд подумал о предстоящем «Колор Трофи» в Мельбурне, который Шульдих просто обязан выиграть.
Для него, Кроуфорда. И для салона.
Вряд ли он сможет выиграть, если будет мертв.
Задача управления Шульдихом требовала навыков дрессировщика, жонглера и эквилибриста одновременно. В начале знакомства Кроуфорда приводила в отчаяние его внезапность, теперь – его не внушающая оптимизма предсказуемость.
- Ты ведь не ждал на самом деле, что я соглашусь? Оставить их в покое?
- Не ждал, – скучно подтвердил Шульдих.
- Хорошо, – кивнул Кроуфорд. – Значит, это был такой способ поставить меня в известность. Очень любезно с твоей стороны. Я оценил. Не вставай, я еще успею тебя накрасить.
Он сходил за палеткой. Рабочий макияж – дело пяти минут: тон, немного пудры, тени полегче, прозрачный блеск на губы…
Шульдих закрыл глаза и ушел в себя. Так глубоко, что почти не подавал признаков жизни.
- Сколько тебе нужно? – осведомился Кроуфорд.
- А... чего?
- Я спрашиваю, сколько тебе нужно времени, чтобы с ним определиться.
- Месяц, – подумав, сказал Шульдих.
- Договорились. Я обещаю не давить на них слишком сильно – пока. Месяц у тебя будет. Только учти: потом ему придется выбрать, и не факт, что...
- Знаю, – перебил Шульдих.
- Не ершись. Я тебе желаю добра, просто...
- Просто не за твой счет, да?
- Да. – Кроуфорд нахмурился – он терпеть не мог, когда его перебивали.
- Спасибо.
- Пользуйся. – Он на шаг отступил и еще раз окинул Шульдиха взглядом. – Ты хоть ел что-нибудь?
- Я… кофе пил.
- Иди в зал. Я закажу тебе лапшу, съешь в перерыве.
- Спасибо, Брэд, – еще раз повторил Шульдих, прежде чем выйти из раздевалки.
***
Что Кену по-настоящему нравилось в Гонконге – так это дим-сам. Крохотные мешочки жемчужно-прозрачного, подкрашенного в разные цвета рисового теста, скрывающие сочную ароматную начинку из креветок, свинины, икры, морских гребешков, ростков гороха…
Йоджи сказал, ими надо завтракать. Но Йоджи вообще освоился в считанные дни и теперь вел себя как заправский гонконгец. В отличие от него, Кен вовсю пользовался своим положением чужака - «лаовай» - которое, в числе прочего, позволяло без зазрения совести есть дим-сам на ужин.
Он подлил себе чаю из белого глазурованного чайника с прицепленной на крышку биркой «Po Li Tea». Чай тоже был вкусный – мягкий, сладковатый, слегка отдающий медом и деревом.
Почти медитативное наслаждение жизнью слегка отравляла парочка за соседним столом.
Один из них что-то громко и напористо доказывал второму – по-немецки или на каком-то другом не менее чудовищном языке. Кен видел его со спины и по длинным рыжим волосам принял бы за девушку, однако голос не давал ошибиться.
Второй и не думал возражать, слушал молча и даже с легкой улыбкой – но сама улыбка на исчерканном шрамами лице заставляла напрягаться, а черная повязка на глазу, броский пирсинг в ушах и кожаный ошейник и вовсе вгоняли в дрожь.
Вероятно, исчерпав запас аргументов, рыжий рассеянно огляделся. Взгляд его упал на Кена, порхнул в сторону и тут же вернулся обратно. Рыжий окончательно замолк, словно и забыл о предмете спора. Еще с минуту он сверлил Кена глазами, а потом встал и решительно направился к нему.
- Эй, ты ведь из «Широи Конеко»?
- Да, – недоуменно подтвердил Кен. Теперь он снова усомнился, какого же пола этот… эта… это существо. Голос мужской, по фигуре вроде парень – но длинные распущенные волосы, тени на веках, губы, сочно блестящие помадой…
- Почему Йоджи не берет трубку, когда я звоню? – требовательно спросил рыжий.
«Йоджи?!»
- Уснул, наверно, – осторожно отозвался Кен. – Он всегда так спит: немножко вечером, а остальное под утро.
Рыжий подозрительно прищурился:
- А ты откуда знаешь, как он спит?
- Да я с ним полгода спал бок о бок, еще бы мне не знать, – сообщил Кен.
По правде говоря, его несказанно бесила эта привычка Йоджи возвращаться домой в самый сонный час перед рассветом, включать лампу, кофеварку, воду в ванной… Потом он, наконец, ложился и спокойно засыпал, а Кен ворочался до утра и вставал с больной головой. Он продержался полгода и на всю оставшуюся жизнь зарекся снимать квартиру на двоих с Кудо.
- Он тебя бросил? – быстро спросил рыжий. – Или ты его?
- С чего ты… – Кен выпустил палочки, едва не поперхнувшись очередной пельмешкой. – Черт, да ты кто вообще, чтобы задавать мне такие вопросы?!
Рыжий расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и эффектным жестом модели на подиуме оттянул ворот.
У основания шеи, над самой ключицей красовался смачный фиолетовый засос.
Кен сглотнул. За соседним столиком одноглазый отодвинул тарелку, поднялся и подобрал стоявший рядом бумажный пакет.
Из пакета торчала большая окровавленная кость.
В эту минуту Кен постиг концепцию сюрреализма. Или дзен. Что, в общем, примерно одно и то же.
- Классная рубашка, – сказал он. – Но, знаешь, Йоджи больше любит декольте, чулки и короткие юбки.
Рыжий молча показал ему средний палец и с возгласом «Фарфи, подожди!» ринулся за своим товарищем.
Кен вяло поковырял палочками в тарелке. Аппетит пропал.
Он расплатился, сел на мотоцикл и поехал было домой… но на выезде с Хайфон-роуд неожиданно для себя свернул не налево, а направо.
Жить одному – это, конечно, замечательно.
Но когда оставленный без присмотра друг тут же связывается с какими-то шизиками, надо, как минимум, выяснить – какого черта.
Кто рано встает
Кен проснулся от громкого трезвона. Он выпростал руку из-под одеяла, отработанным до автоматизма движением нащупал будильник и ткнул отсрочку сигнала.
К его удивлению, это не помогло.
Кен поднес будильник к глазам. Половина пятого.
Что за черт…
Только теперь он сообразил, что звонит домофон.
Кен вернул на место будильник, сполз с кровати и босиком прошлепал к двери.
- Кто там?
- С добрым утром, Кенкен! – радостно поприветствовал голос Йоджи.
- Йоджи? – Кен зажмурился и помотал головой. – Что ты делаешь в такую рань у моего подъезда?
- Ты откроешь или будешь допрашивать? – В голосе появилось легкое нетерпение.
Кен нажал кнопку домофона, повернул ключ в замке и побрел в ванную.
Когда он вернулся, Йоджи был уже в квартире – стоял у окна и смолил сигарету. Вид у него был счастливый и потрепанный, как у человека, чудом выжившего в водовороте ночных развлечений Гонконга.
Кен открыл окно, включил вытяжку и достал пепельницу из ящика стола.
- Ты что, еще вещи не разобрал? – удивился Йоджи, окинув взглядом нагроможденные повсюду коробки.
- Разберу… потом, – не очень уверенно пообещал Кен. – Кофеварку-то я достал, чего тебе еще?
- Ну, и на том спасибо. А кофе у тебя где теперь?
- В верхнем шкафу вроде. Нет, эту банку не трогай, там протеиновый коктейль. Ага, вот эта.
Йоджи налил воды, засыпал порошок и включил кофеварку. Кен достал из холодильника сок, открутил крышку и надолго присосался к горлышку. Наконец, закрыл бутылку, вернул на место и недовольно резюмировал:
- У нас соки вкуснее.
Йоджи пренебрежительно махнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой:
- Много ты понимаешь. Ах, какой это город, Кенкен! – Он мечтательно улыбнулся. – Какой потрясающий город… Я влюблен.
- Ты уж определись, – буркнул Кен, – в город ты влюбился или…
- Кенкен, – Йоджи положил руку ему на плечо и, глядя в глаза, проникновенно сообщил: – Я влюбился в самого потрясающего обитателя этого потрясающего города. Так понятней?
- И ты пришел рассказать мне об этом в четыре утра? – Кен подтянул резинку трусов и широко зевнул.
Йоджи поскучнел.
- Я пришел, чтобы ты протянул мне руку помощи. Кен, я всю ночь не спал. И вчера тоже. И… в общем, если сейчас прилягу, срублюсь до обеда, и никакой будильник не разбудит. Ты же понимаешь: опоздаю на работу – Ран меня прикончит.
- Это еще в лучшем случае, – кивнул Кен. – А если всплывет, с кем ты гуляешь – легкой смерти не жди. Сначала он будет тебя пытать.
- То-то и оно… – Йоджи невольно передернулся. – Кен… не дай мне уснуть, а? А я тебя до работы подброшу на машине.
- Нафиг машину. На мотоцикле быстрее. – Кен вышел в спальню и через минуту вернулся с парой спортивных шортов и футболкой. – Переодевайся. Пойдешь со мной бегать.
- Хидака, ты сбрендил? Я за эту ночь знаешь как набегался и напрыгался!
- Не хочешь – можешь оставаться, – легко согласился тот. – Но я тебя потом расталкивать не буду. Не хватало еще самому опоздать.
- Жестокий, – вздохнул Йоджи. – Дай хоть кофе выпью, что ли…
Они спустились на лифте, свернули направо, миновали детскую площадку, поднялись на эскалаторе, опять спустились, свернули, прошли насквозь пару магазинов и, в конце концов, оказались на широкой, вымощенной бледно-оранжевой плиткой дорожке парка. Солнце, невыспавшееся, как и Йоджи, жарило вполсилы. Народу было немного. Пели птицы, в траве стрекотали какие-то мелкие твари. Пахло прелой листвой, морем и вездесущим кукурузным маслом.
Кен бодро припустил вперед. Йоджи вяло потрусил за ним, стараясь не сильно отставать.
Продержавшись, если верить указателям, почти два километра, он решил, что уже проявил должную меру мужества и выносливости. Дальнейшие мучения ничего не добавят имиджу, а вот повредить самочувствию очень даже могут.
- Кен, погоди… стой. Давай передохнём…
Йоджи свернул с дорожки и рухнул на траву под каким-то раскидистым деревом – черт его знает, что это такое, в Японии такие не растут. Он привычно потянулся в карман и досадливо сморщился, обнаружив на себе чужие шорты без карманов, а соответственно, и без сигарет.
- Хидака, с тебя бесплатный массаж – за все издевательства над моим бедным телом.
- Разве я тебе когда-нибудь отказывал в массаже? – Кен добродушно улыбнулся. Ох уж этот Йоджи, настоящая принцесса на горошине!
- Нет, ни разу. И я это ценю. Учти, если тебе когда-нибудь понадобится бесплатный мейк-ап…
Кен толкнул его в плечо. Йоджи повалился.
- Я что, по-твоему, такой же, как этот твой… Сю…
- Шульдих, – подсказал Йоджи. Потом повторил, медленно перекатывая имя на языке, как незнакомый, но восхитительный напиток: – Шуль-дих…
«Шу» было вкрадчивым и щекотным, «ль» звенело, как самый маленький храмовый колокольчик, а «дих» звучало сухо и деловито.
- У тебя сердечки в глазах, – сказал Кен. Йоджи рассмеялся и прикрыл глаза рукой.
Кен тоже откинулся на спину. Острый Йоджин локоть уперся ему в висок, но отодвигаться не хотелось. Хотелось смотреть в густые листья над собой и представлять, что они снова в Токио, удрали с уроков и валяются под деревом, болтая о фильмах и девушках, потому что весна и в голове ветер, а в штанах – вечный стояк, и никто еще не придумал, как учиться в таких условиях.
Ладно, по правде говоря, Кену чаще доводилось выслушивать о девушках Йоджи, чем рассказывать о своих. Он не загонялся – чего тут загоняться? Йоджи красивый, веселый и остроумный, а он, Кен, застенчивый и иногда двух слов связать не может. Всё честно.
Дружба – это когда всё честно.
О парнях Йоджи тоже рассказывал, хотя редко и без подробностей. В первый-то раз Кен удивился немножко. Не знал даже, как реагировать. А потом решил: что он, гомофоб какой-нибудь, что ли? Нельзя быть гомофобом и дружить с бисексуалом. Тут уж надо выбирать – или одно, или другое. Он выбрал Йоджи.
- Никогда не понимал, как это – с парнем…
- Проще, чем с девушкой. – Йоджи слегка пожал плечами. – Ну вот представь, как бы мы с тобой…
- И представлять не хочу, – решительно отказался Кен.
- Вот поэтому я к тебе и не подкатывал никогда. А между прочим, ты очень даже в моем вкусе.
- А по морде?
- Мужлан. – Йоджи притворно надулся и душераздирающе вздохнул. Вздох плавно перешел в не менее душераздирающий зевок. – Просрал ты свой шанс, Хидака.
Кен промолчал. И хотел бы ответить лихо да заковыристо, но ничего достаточно остроумного в голову не пришло. Да и вообще, с Йоджи лучше не ввязываться в словесные баталии – отбреет так, что потом месяц будешь рот на замке держать, как рыба ле-фэй.
Йоджи рассеянно сорвал какую-то травинку, повертел в пальцах и сунул в рот.
- Секс – это всегда просто.
- Выкладывай, – сказал Кен.
- А?
- Кудо, не делай вид, будто мы с тобой первый день знакомы. Что не так?
- Всё так, Кен. Честно. Всё зашибись. Даже то, что я его не понимаю ни хрена – тоже нормально. Оно, знаешь, всегда так бывает: сначала влюбишься, а потом уже начинаешь человека узнавать. Да с ним особо и некогда разбираться: мы всё время куда-то спешим – посмотреть, побывать, попробовать… Мне иногда кажется, словно я в кино попал. Такой, знаешь, захватывающий эротический триллер.
Йоджи отбросил травинку и сел, обняв руками колени.
- Только я все время как будто жду, что включат свет, и кто-то скажет: «Стоп, снято. Спасибо, Йоджи, ты свободен».
- Она тоже говорила про кино, - задумчиво кивнул Кен.
- Кто?
- Ной.
Йоджи обернулся.
- Ной? Говорила тебе?!
- Ну да. «Я могу менять грим, костюмы, манеру игры, а он так и будет видеть меня в одной роли. Я больше не хочу играть другую женщину». Так она сказала.
Йоджи потрясенно молчал. Кен спохватился и мысленно отвесил себе подзатыльник. И как это некоторые идиоты никогда не умеют держать язык за зубами?!
- Почему ты мне об этом не рассказывал? – спросил Йоджи.
Кен тоже поднялся. Стянул футболку, тщательно отряхнул от травы и проверил, нет ли на ней муравьев.
- А толку? Она всё равно не захотела возвращаться.
- Ты уговаривал ее вернуться? Ко мне? Зачем… эээ, в смысле – почему?
Кен на минутку смешался – как если бы его спросили, зачем он бегает по утрам и почему не бросает мусор на улице.
- Ты мой друг, Йоджи, – терпеливо пояснил он. – Тебе было плохо. Я хотел… я хочу, чтобы тебе было хорошо.
- Иногда ты меня пугаешь, Кенкен, – медленно проговорил Йоджи.
- Извини, – сказал Кен.
Йоджи снова потянулся за сигаретами, выругался. Еще помолчал.
- Если бы она не ушла, я бы не поехал с вами сюда. Остался в Токио. И не встретил бы его. Как-то… странно всё, да?
- Жизнь – странная штука, – философски заметил Кен.
- Охуенно свежее наблюдение, Кенкен, – серьезно кивнул Йоджи.
- Да пошел ты… – Кен снова надел футболку. – Вставай, отдохнули.
Они уже возвращались обратно, когда Кен вдруг схватил Йоджи за руку и потащил куда-то в заросли лимонника.
- Эй, ты чего?!
- Ш-ш-ш… Смотри…
Навстречу им по другой стороне широкой дорожки, засунув руки в карманы драных джинсов, медленно шагал давешний одноглазый – как выяснилось (не без помощи Йоджи), пирсингист из салона Schwarze Katze. Вокруг него радостно носился отпущенный с поводка щенок-подросток, белый с рыжими лохматыми ушами и рыжими пятнами на боках.
Гайдзин прошел не очень близко, но Кен успел хорошо разглядеть шрам на щеке, кучу блестящих металлических побрякушек на ухе, клепаный ошейник и черную кожаную перчатку с обрезанными пальцами.
- Это он что, где-то поблизости от меня живет? – проворчал Кен, когда они выбрались из кустов.
- Если подумать, – рассудительно возразил Йоджи, – скорее, ты теперь живешь где-то поблизости от него. Тебя это напрягает? Что на тебя нашло вообще?
- У меня от него мурашки по коже, – признался Кен.
- Да ладно, – отмахнулся Йоджи. – Нормальный парень. Стильный.
- Хорошо, что он нас не видел. Это потому, что у него повязка как раз с нашей стороны. А как думаешь, у него и правда глаза нет?
- Понятия не имею. Могу спросить у Шульдиха, если тебе так интересно.
- Не надо, – торопливо отказался Кен. – Ничего мне не интересно.
- Ну, как хочешь…
Они потрусили дальше. Йоджи на бегу оглянулся через плечо.
- Слушай, Кен, а может, мне татуировку сделать? На правом бицепсе. Или на левом. Что-нибудь такое… крылья, во. И какую-нибудь пиздец-многозначительную надпись. Обязательно со словом «грех». Или «плоть». Или…
- Йоджи, – оборвал Кен, глянув на часы. – У нас времени в обрез, а до дома еще пилить и пилить. Так что заткнись и прибавь ходу.
«Забавные, – подумал Джей. – А все-таки Гонконг – тесный город».
- Салли, – негромко окликнул он.
Щенок с разбегу ткнулся ему в ноги, выжидательно помахивая хвостом. Джей наклонился и почесал его за ухом.
– Пора возвращаться.
Последний штрих
- Брэд, мне нужен женский макияж. Яркий, но не блядский. Губы, ресницы… всё такое. – Шульдих без стука ввалился в кабинет. В руке у него была одежная вешалка с застегнутым чехлом, а на плече – небольшая спортивная сумка.
- Что ты задумал? – бесстрастно поинтересовался Кроуфорд, не отводя глаз от монитора.
Шульдих скинул сумку на пол и, пристроив чехол на спинку дивана, медленно потянул собачку замка. Кроуфорд обернулся.
В чехле оказалось платье. Гладкий, скользкий даже на вид шелк с рисунком под змеиную кожу поблескивал золотисто-зеленым. Рукава три четверти, подол – сантиметров сорок, не больше, машинально отметил Кроуфорд.
- Это для кого?
Шульдих молча расстегнул сумку и выложил на стол упаковку лайкровых чулок телесного цвета, с кружевным верхом.
- И?
- И это еще… – Рядом с чулками встала пара золотистых босоножек на высокой шпильке. Очень высокой. Только благодаря крутому изящному подъему предмет обуви размером 9,5 не смахивал на лыжи.
- Ты больной, – сказал Кроуфорд.
- Ага. – Шульдих плюхнулся на диван, вальяжно раскинув руки на спинке и заложив ногу на ногу. - Эта болезнь называется «Йоджи Кудо». И я пока не имею ни малейшего намерения выздоравливать.
- Дай угадаю. Твой китаёза – би. И ты решил сам обслуживать его со всех сторон, чтобы не допустить конкуренции.
- Иди к черту, Брэд. Он японец. И то только наполовину.
- Наполовину японец, наполовину гей… Он у тебя хоть что-нибудь доводит до конца?
- О, да! – с чувством отозвался Шульдих.
Кроуфорд скривился.
- Я даже не буду спрашивать, где ты взял женские туфли своего размера. Только скажи мне, как ты собираешься вести машину на этих шпильках.
Шульдих задумчиво потеребил волосы.
- Ну, я… возьму их с собой, а там переобуюсь.
Кроуфорд вышел из-за компьютера и, присев на край стола, уставился ему в лоб неподвижным, как снайперский прицел, взглядом. Шульдих опустил руки и подобрался. Его вечная ухмылка не исчезла, но стала немного натянутой.
- Эй, тут есть кто-нибудь? Я всё, последнего клиента продырявил. – В дверях нарисовался Джей, помешивающий ложечкой в глиняной чашке. По кабинету поплыл сладкий запах жасмина. – Вы закончили?
- Нет, мы, кажется, только начинаем… – рассеянно проговорил Кроуфорд. – Джей, вот что: отправляйся к Байли и присмотри какие-нибудь сандалии. Не меньше пяти пар, разные модели. Можно женские – если, конечно, там найдется женская обувь девять с половиной – но чтобы на плоской подошве…
- Почему я? Да он, поди, закрылся уже…
- …И пожалуйста, кожаные, а не какое-нибудь дерьмо, – с нажимом продолжил Кроуфорд, подавляя бунт в зародыше.
Джей флегматично пожал плечами и не спеша удалился обратно по коридору, на ходу отхлебывая из чашки.
- Наги! – громко окликнул Кроуфорд, выглянув за дверь. – Ты свободен?
- Кисточки мою! – донеслось оттуда.
- Оставь, потом домоешь. Сходи к Хейвуду и возьми у него последнюю льняную коллекцию, белую. Рубашки, платья, туники… Штанов не надо. Да, и пусть тебе помогут донести.
- А размер какой?
- На Шульдиха.
- А… штанов точно не надо?
- Точно.
Наги тоже простучал ботинками в сторону выхода. Кроуфорд снова уселся за компьютер и погрузился в изучение приходно-расходных документов. В кабинете наступила тишина. Шульдих молча сидел на диване, наматывая волосы на палец и время от времени поглядывая на часы.
- Ты бы притормозил, – сдержанно заметил Кроуфорд. – Ну чего тебе неймется-то? Не ходи колесом… по крайней мере, пока не убедишься, что он этого стоит.
- Я не могу, – просто сказал Шульдих. – Никогда ведь не знаешь, в какой момент оно кончится.
- Что кончится?
- Всё. Раз – и… – Он выразительно развел руками. – Надо веселиться на всю катушку, пока можно. Ловить волну.
- Угу, с Кирсом ты тоже «ловил волну», – поморщился Кроуфорд. – В Тайланде.
- Кирс – ебаный мудак, – убежденно заявил Шульдих.
- Я тебе это говорил с самого начала, – безжалостно напомнил Кроуфорд. – Однако именно мне пришлось расхлебывать последствия твоего внезапного отъезда и не менее внезапного возвращения.
- Я извинялся! Совершенно зря, между прочим: ты не заслуживаешь моих извинений. До сих пор не понимаю, как можно было упечь лучшего друга в психушку?!
- Это не психушка. Это…
- Ты там не жил! – взвился Шульдих. – Ты не можешь знать, что это!
- Черт побери! – не выдержал Кроуфорд. – Ты мне нужен живым и хотя бы относительно нормальным! Да у меня на тебе весь салон держится, только поэтому я терплю твои выходки. Но если Кудо окажется очередным мудозвоном, ко мне плакаться не приходи.
- Договорились, – огрызнулся Шульдих.
Они опять замолчали. Шульдих наклонился вперед, опершись локтями о колени, и тёр пальцами виски. Кроуфорд раздраженно щелкал мышкой.
- Прости, я погорячился, – заговорил он, наконец. – Последнее заявление вообще всерьез не принимай.
- Само собой, – кивнул Шульдих. – Куда ж я еще пойду, как не к тебе. Слушай, Брэд: а если окажется, что я... ну... не создан для романтических отношений... – Он насмешливо искривил губы. – Можно, я тогда с тобой останусь?
- Да.
- А если у тебя кто-нибудь... появится?
- Не исключено, но маловероятно. – Кроуфорд сверил сумму в счете и нажал "Осуществить платеж".
- Да-а? Что, и спать со мной будешь?
- Буду. Если это решит все твои проблемы.
- Все мои проблемы решат только кастрация и лоботомия. – Шульдих вздохнул. – Спокуха, мужик, я тоже пошутил. Совести у меня, конечно, никогда не было, но до совращения натуралов я еще не докатился.
В коридоре снова раздались шаги.
- Принес! – На пороге появился Наги в сопровождении хорошенькой китаянки, оба нагруженные ворохом одежды в прозрачных полиэтиленовых чехлах. Сложив свою часть ноши на диван, девушка радостно прощебетала что-то по-китайски, поклонилась и вышла. Наги, слишком дисциплинированный, чтобы встревать, но слишком любопытный, чтобы уйти, пристроился в уголке на табурете.
- Пшёл вон с дивана, – сухо скомандовал Кроуфорд.
Шульдих торопливо поднялся. Кроуфорд разложил вешалки, отступил на шаг, задумчиво рассматривая льняное великолепие разных оттенков и фасонов, с тесьмой, вышивкой и шнуровкой.
- Платить сам будешь. Я твои заскоки спонсировать не собираюсь.
- Ясное дело, – покладисто согласился Шульдих.
– Раздевайся давай. – Кроуфорд выбрал длинную тунику из небеленого полотна, без рукавов, с глубоким острым вырезом и воротником-стойкой.
Шульдих стянул топ и расстегнул ремень джинсов.
- Наги, отвернись.
- Ага, щас.
- Нет, ну если тебе так интересно… – многозначительно протянул он.
Наги скорчил гримасу и демонстративно уставился в окно.
Под джинсами оказались фиолетовые стринги на тонких витых лямках. Полупрозрачные.
- Мда, – лаконично прокомментировал Кроуфорд.
Наги фыркнул, скосив глаза. Джей, который как раз входил в дверь со стопкой нагроможденных одна на другую обувных коробок, выразительно присвистнул.
Кроуфорд небрежно приподнял со стола золотистые босоножки:
- Наги, убери куда-нибудь. Завтра Шульдих отдаст их обратно – если, конечно, этот магазин для трансгендеров принимает товары назад.
Он вытащил сандалии из коробок, расставил в ряд и сосредоточенно прищурился. Потом уверенно ткнул пальцем в одну пару – на толстой подошве, с верхом из широких ремешков, захлестывающих подъем и обнимающих щиколотку:
- Вот. То, что надо.
- А можно, я хоть чулки надену? – без особой надежды спросил Шульдих.
- Даже не думай. Конечно, отрадно, что ты не выбрал что-нибудь черное в сеточку, но упаковывать твои ноги в этот… полиамид, да еще в такую жару…
Шульдих критически осмотрел свои предусмотрительно выбритые ноги.
- Брэд, они у меня бледные, как у утопленника. Мне что, в солярий бежать?
- Не надо. Затонируем, на раз сойдет.
- Зато ногти можно накрасить, – проявил инициативу Наги. – Ты в какой цвет хочешь?
- Бронза, – деловито бросил Кроуфорд. – OPI, номер сорок пять. Пошли в зал.
В зал отправились все вчетвером. Шульдих откинулся в кресле, задрав босые пятки на подзеркальник, и закрыл глаза. Пока Наги шустро обрабатывал ему ноги тональником, Кроуфорд колдовал над лицом: густо подчеркнул линию ресниц черной подводкой, растушевал, добавил темно-серые тени на верхние веки и светлые – под бровями. Несколько слоев черной туши и бежевая помада довершили макияж.
Джей стоял чуть поодаль, сунув руки в карманы, и с интересом наблюдал за происходящим.
- А на руках ногти красить? – осведомился Наги, вопросительно глянув на Кроуфорда.
- Красить. Шульдих, голову подними. Джей, что у тебя в уши есть… поагрессивней?
- Сейчас схожу, посмотрю. Чаю сделать кому-нибудь?
- Да, спасибо, – обрадовался Наги.
- Лучше кофе, – сказал Кроуфорд.
- Ром с колой, – выпендрился Шульдих.
Кроуфорд расчесал ему волосы, заложил рыжие пряди так и эдак… потом выпустил на волю густую челку, а все остальное собрал в небрежный хвост на макушке и закрепил массивной черепаховой заколкой.
- Вставай. И можешь обуться.
Вернулся Джей с медицинским подносом, на котором были четыре разнокалиберных чашки зеленого чая и несколько упаковок с пирсами из стали, кости и камня. Кроуфорд сам вынул из ушей Шульдиха привычные платиновые колечки и заменил их острыми костяными крючками.
- Джей, одолжи-ка ему свою амуницию.
- С какой стати?
- Жмот, – обличил Шульдих.
- Детишки, не ссорьтесь, – рассеянно одернул Кроуфорд. – Джей, ремень и напульсник, на остальное мы не претендуем.
Отделанный заклепками ремень с большой пряжкой туго перетянул талию. Еще один (собственный Шульдиха), более узкий и длинный, свободно опоясал бедра чуть ниже первого.
Шульдих подошел к зеркальной стене, внимательно осмотрел себя с ног до головы, картинно потянулся, закинув руки за голову. Он выглядел… нездешним. Хищным. Опасным.
Джей, успевший тем временем снова вкусить благословения китайского чая, глянул из-за его плеча.
- Брэд, ты гений. Может, ему еще татушку забацать по-быстрому?
- Угу, на лбу. «Я идиот и горжусь этим».
- Да это у него и так на лбу написано.
- Цыц, белобрысый, – беззлобно огрызнулся Шульдих. – Ну и… каким местом я похож на бабу?
- А, так вот в чем была цель маскарада? Брэд, беру свой комплимент насчет гения обратно. На бабу он не похож.
- И не надо, – отрезал Кроуфорд. – За раскрашенными трансвеститами – это в бордель, а у меня тут салон красоты. Кра-со-ты. Я понятно выражаюсь?
- Вполне, – покорно кивнул Шульдих. – Брэд, а я красивый?
- Очень, – строго сказал Кроуфорд.
- Самая настоящая «горячая штучка», – подтвердил Джей. – Кстати, а кому на этот раз мы отдаем свою девочку?
Кроуфорд промолчал. Шульдих украдкой показал ирландцу средний палец.
- Визажисту из «Широи Конеко», – скромно заложил всезнающий Наги.
- О господи… – Джей поперхнулся чаем, откашлялся, аккуратно отставил чашку и торжественно продекламировал:
- «Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей…»
- Брэд, можно, я ему врежу? – перебил Шульдих.
- Нельзя, – быстро предупредил Джей. – У тебя маникюр еще не просох. Погодите, визажист – это который «Йоджи»? Долговязый такой, светлого окраса? Ну да, кто бы сомневался. Шульдих, а ты нормальных принципиально не выбираешь?
- А у них там нормальные есть? – скептически хмыкнул Кроуфорд.
- Да есть, есть! Брюнет там очень даже – загар, мускулы…
- Фарфи, да ты никак запал? – съязвил Шульдих. – Он вообще-то гетер. Да и ты тоже, насколько я знаю.
- А еще что ты о них знаешь? – вкрадчиво поинтересовался тот, облокотившись о спинку кресла. – Брэд, может, поручим ему промышленный шпионаж? Я так понял, в стан врага он уже внедрился достаточно… кхм, глубоко. Хотя нет… – Джей огорченно сдвинул брови. – Судя по тому, что я сейчас тут наблюдаю, дело обстоит как раз наоборот.
- Выметайтесь все, – устало сказал Кроуфорд. – Шульдих, чтобы завтра в девять был на работе, а то я из тебя и вправду девочку сделаю.
- Есть, сэр! – Шульдих дурашливо салютнул и направился к выходу. Дверь за ним закрылась, а потом снова приоткрылась – буквально на секунду. Что-то маленькое и легкое, как бумажный самолетик, впорхнуло в зал и спланировало к ногам Кроуфорда.
Это были стринги. Фиолетовые, из полупрозрачного капрона. На липучке.
Джей хохотнул. Наги покраснел. Кроуфорд нахмурился и озабоченно покачал головой.
Брэд Кроуфорд делает стрижку
Йоджи кончиками пальцев похлопывал по щекам клиентки, распределяя увлажняющий крем. Оми неслышно просочился в зал и шмыгнул за бумажную ширму – туда, где, отделенный от напарника большим двухсторонним зеркалом, работал Ран. С минуту из-за ширмы доносилось торопливое перешептывание, а потом Оми выскочил обратно.
- Что случилось? – вполголоса окликнул Йоджи.
«Курофордо», - беззвучно сартикулировал Оми, округлив и без того огромные глаза.
- Что ему надо?
Оми выразительно пощелкал пальцами вокруг своей головы и скрылся за дверью.
Первой, совершенно безумной мыслью Йоджи было: «Что с Шульдихом?!»
Спокойно, идиот, тут же одернул он себя. Если бы с Шульдихом что-то стряслось, вряд ли Кроуфорд воспринял это как повод сходить в парикмахерскую.
Йоджи закончил с кремом.
- Это займет несколько минут, Рина-сан. Могу я пока предложить вам чаю?
Знаменитая японская предупредительность, по мнению Рана, могла стать одной из фишек салона Shiroi Koneko в Гонконге. Чай был обязанностью Оми, почтительное обращение к клиентам являлось служебным долгом всех без исключения.
Ран доделал сложную прическу шестилетней девочке, пришедшей с мамой, проводил обеих до двери и пригласил Кроуфорда войти.
Иногда, сочувственно подумал Йоджи, служебный долг бывает тяжел.
Он начал наносить тональную основу. Ран повел Кроуфорда к парикмахерскому креслу. Йоджи, адепт красоты и жертва профдеформации, не мог не отметить, как идет удлиненным глазам Фудзимии зловещий прищур, а щекам – нежнейший румянец сдержанной ярости.
Кроуфорд, напротив, выглядел безмятежно, но взгляд у него был подвижный и цепкий, как челюсть молодого бульдога. Проходя мимо, он удостоил Йоджи легким кивком. Йоджи вежливо поклонился в ответ.
Развлекая свою клиентку разговорами, он на автомате смешивал пудру до нужного оттенка и одновременно чутко прислушивался к тому, что происходило на Рановой половине зала.
Там царило молчание. Долго шумела вода – Ран мыл Кроуфорду голову – потом шуркнул полиэтиленовый пеньюар.
Шевелюра американца отличалась густотой и ухоженностью.
- Итак… мистер Кроуфорд… вы желаете поправить прическу или изменить стиль?
- Изменить.
- И как вас постричь?
- На ваше усмотрение. – Кроуфорд непринужденно улыбнулся. – Полностью отдаю себя в ваши руки… эээ… Фудзимия-сан.
Ран тоже улыбнулся. Такой улыбкой вполне можно было затачивать лезвия.
Кроуфорд вспомнил, что кровопусканиями в средние века занимались именно цирюльники. Он вообще был очень эрудированным человеком.
И очень храбрым.
По другую сторону зеркала тихо лязгали ножницы, и от этого звука почему-то хотелось втянуть голову в плечи.
Йоджи вздохнул. Ран был парикмахером от бога, но пункт «Общение с клиентами» он проваливал безнадежно.
- Йоджи? Йоджи, вы меня слушаете?
- Да. Простите, Рина-сан, я отвлекся. Мы говорили о…
- О бровях.
- Да! Так вот, можно использовать осветляющую пасту. Но я бы вам не советовал – у вас и так довольно мягкий цвет, и, если просто нанести светлые штрихи… вот, смотрите…
- Вы всем клиентам массируете шею, Фудзимия-сан?
- Да. Не беспокойтесь, мистер Кроуфорд, это входит в стоимость обслуживания.
- Йоджи, а как вы думаете, накладные ресницы…
Еще через полчаса Йоджи был временно свободен и имел твердое намерение пойти покурить – которому, увы, не дано было осуществиться. Из-за ширмы в сопровождении Рана появился Кроуфорд, посвежевший и абсолютно непроницаемый.
- Кудо-сан, а вы всегда наносите тон пальцами? – как бы между прочим поинтересовался он.
- Не всегда, – сказал Йоджи. – Но я действительно предпочитаю живой непосредственный контакт.
Кроуфорд смерил его взглядом и понимающе усмехнулся одним уголком рта. Йоджи до боли стиснул зубы, потому что у него просто язык чесался сказать «Передайте привет Шульдиху», и потому что Кроуфорд смотрел так, будто ждал, что Йоджи это скажет. Более того – он смотрел так, будто сам не прочь был передать привет от Шульдиха. И тогда этот день точно стал бы последним в короткой жизни Кудо Йоджи.
Кроуфорд сухо кивнул:
- Всего доброго, Фудзимия-сан, Кудо-сан. Рад… непосредственному знакомству.
Едва дверь за ним закрылась, Ран в три шага пересек коридор и скрылся в своем кабинете, попутно бросив:
- Оми, принеси мне гранатовый сок.
Йоджи метнулся следом.
- Сиди, – приказал он взволнованному Оми.
- Йоджи-кун, к тебе клиентка, – шепотом сообщил тот.
- Займи ее чем-нибудь.
- Чем я ее займу? Чаю она не хочет…
- Оми, чем угодно! Хоть в карты с ней сыграй на раздевание!
Йоджи взял стакан, налил воды из кулера и вошел в кабинет.
Ран сидел за столом, глядя в стену перед собой. Поза его казалась расслабленной, но выражение лица могло напугать непривычного человека до икоты. Это было лицо убийцы, четко и профессионально планирующего чью-то безвременную кончину.
Йоджи не дрогнул. Он наблюдал редкие, но впечатляющие вспышки фудзимиевского темперамента не первый год и давно научился отличать общую напряженность от реальной угрозы.
- Ран, водички попей…
Ран взял стакан у него из руки и, коротко размахнувшись, шваркнул об стену. Осколки рассыпались крупным градом, и на светлой штукатурке расплылось мокрое пятно.
-Я просил сок. – В голосе Фудзимии тоже хрустело битое стекло.
- Стену-то потом Оми мыть, не тебе, – как можно спокойней возразил Йоджи.
- Оми за это деньги получает, – отрезал Ран.
«За твои истерики ему никто не доплачивает», – подумал Йоджи, но счел за лучшее промолчать.
- В приемной есть кто-нибудь? – деловито спросил Ран.
- Нет, – соврал Йоджи.
Ран стиснул пальцы в кулак и пару раз от души врезал по ламинированной столешнице.
- Ты понимаешь, что это было? Мистер Лучший стилист Коулун-сити пришел проверить, насколько я серьезный конкурент его рыжему пидорасу! – Он предупреждающе вскинул руку: – Йоджи, ты прекрасно знаешь, что в целом я ничего не имею против пидорасов, поэтому не смей меня сейчас перебивать!
Йоджи покорно заткнулся. В минуты душевного смятения Фудзимия порой прибегал к инвективной лексике, но и тогда не забывал о политкорректности.
Он вскочил из-за стола и прошелся туда-сюда, давя осколки подошвами рабочих туфель.
- Даже не стал заморачиваться и кого-то подсылать! Сам пришел, лично! И за что только мне такая честь?
- Слушай, я, конечно, понимаю, что государство – это ты, но по-моему, он вообще хотел разнюхать, как у нас тут всё… устроено.
- Надеюсь, мы удовлетворили его взыскательному вкусу, – едко процедил Ран.
- Надеюсь, он утёрся, – перевел Йоджи. – Да ладно, человек натурально головой рисковал. Честно, я думал, ты его прирежешь. Ножницами.
Ран вдруг прыснул. Йоджи облегченно хохотнул.
- Ладно, всё, – сказал Ран. – Иди работай. Я в порядке.
- Точно?
- Точно.
Йоджи решил попытаться.
- Ран, а можно, я сегодня пораньше уйду? Клиентов всё равно пока немного…
- Если ты будешь отлынивать, их и не станет много.
Попытка не удалась. Йоджи вздохнул и повернулся к двери.
- Кудо, не смей выходить к клиентам с таким похоронным лицом. В субботу – День драконьих лодок*. Я дам тебе выходной.
- Спасибо, – сказал Йоджи.
Он знал, что сам Ран и в праздник останется работать: закроет салон и засядет до самого вечера с расчетами и заказами. Еще и Оми не забудет припахать. Совесть громко требовала предложить свою помощь, но Йоджи был просто не в силах прислушаться. Он не видел «рыжего пидораса» почти три дня, и никакие муки совести не могли заглушить тоску его сердца и… прочих органов.
С учетом всех обстоятельств, намерения Кроуфорда беспокоили его не меньше, чем Рана. А то и больше.
- Слушай, Ран. – Он снова обернулся. – А может, надо было немножко… напортачить? Пусть бы думал, что мы им не конкуренты, а мы бы пока спокойно раскрутились…
- Йоджи, это вопрос профессиональной чести, – холодно отчеканил тот. – Но ответные меры мы просто обязаны принять.
- Какие? – с интересом спросил Йоджи.
- Пока не знаю. – Ран усмехнулся. – Стричься к ним я точно не пойду.
- Я могу, – с готовностью отозвался Йоджи.
Ран кинул на него пристальный взгляд:
- У тебя все нормально?
Йоджи насторожился.
- Да, а что?
- Просто спросил. Потерпи, ладно? Сам понимаешь, время такое.
- Да понимаю я всё… – Йоджи положил руки ему на плечи и начал осторожно разминать. Ран был все еще на взводе. От него исходили горячие волны гнева и тонкий запах мусса для укладки. Йоджи прикусил губу, чтобы не заскулить.
«Твою же мать, – с тоской подумал он. – Еще пара дней воздержания, и на друзей вставать начнет».
- Я скажу Оми, чтобы принес тебе сок, ага? И убрал осколки.
- Да, – сказал Ран. – Спасибо.
Йоджи отпустил его и вышел из кабинета.
***
- Бе-зуп-реч-но… – медленно проговорил Кроуфорд, еще раз придирчиво рассмотрев себя в зеркале. – Шульдих!
- М-м? – Шульдих глотнул кофе и откинулся в кресле, наслаждаясь последним затишьем. Праздник еще только в субботу, а уже завтра весь день расписан по минутам – и даже без кофе-пауз.
- Задержись вечером. Пострижешь меня как обычно.
Шульдих с сомнением оглядел начальственную голову.
- Брэд, я, конечно, еще и не на такие чудеса способен, но учти: получится очень коротко.
- Ничего не поделаешь, – кивнул Кроуфорд. – Серьезный бизнес требует жертв.
- Может, не надо? Тебе очень хорошо. Там же не написано, кто стриг.
- Это дело принципа, – твердо сказал Кроуфорд.
- Брэд…
- Шульдих, твоего прекрасного бойфренда тоже сегодня никто не отпустит. Самурай ножниц и расчески просто в бешенстве от моего визита, а такие, как он, никогда не упустят случая отыграться на окружающих.
«Ты определенно из той же породы, Брэд», – уныло подумал Шульдих. Но вслух ничего не сказал, потому что, как и Йоджи, не хотел усложнять свою и без того нелегкую жизнь.
Дуань-у цзе
- Номер четыре, каштановый. Двенадцать штук.
- Дальше.
- Пять-семнадцать, светло-каштановый сандре. Два-три-четыре… тоже двенадцать.
- Дальше.
- Девятьсот семьдесят три, медовый блондин. О, вот этим ты Йоджи красишь, да?
- Не отвлекайся.
- Ой, прости… три штуки всего, между прочим.
- Посмотри получше, там должна быть вторая коро… Черт!
Издевательски подмигнув экраном, компьютер самовольно ушел на перезагрузку.
- И часто с ним такое? – спросил Оми.
- По два-три раза на дню. – Ран дождался загрузки, пощелкал мышкой и снова чертыхнулся сквозь зубы.
- Что?
- Не открывается.
Оми отложил очередной тюбик краски и подошел к столу:
- Пусти меня, пожалуйста. Попробую кое-что сделать.
Ран безнадежно пожал плечами и уступил ему место за компьютером. Оми деловито постучал по клавишам.
- Придется немного подождать. Я запустил проверку диска.
- Хорошо. Я и не знал, что ты в этом разбираешься.
- Да-а-а… – Он смущенно улыбнулся. – Отец говорил: «Если ничему путному не выучишься – станешь хакером».
- Мой говорил: «Если ничему не выучишься – сдохнешь под забором», – мрачно сообщил Ран.
- Дядя Сатоши был приколист…
- Оми, сейчас не самое подходящее время для воспоминаний.
- Да… извини.
Ран поплотнее закрыл окно, откуда доносились музыка и праздничный гул толпы, и опустил жалюзи. Оми подавил вздох.
Ладно, не маленький.
- А давай, я этот комп вечером переберу? Ты не беспокойся, я умею. Если и не починю, то хуже не будет.
- Да ты у нас эксперт, оказывается. Ладно, если сейчас выйдет – вечером можешь попробовать. – Ран достал из ящика стола папку с бумажными счетами и принялся методично сортировать их по датам.
- Ран-сан, а чему ты хотел учиться?
- Истории.
- Интересно, должно быть…
- Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. – Он скупо усмехнулся: – Не в данный момент, а вообще.
- А…
- Оми, к делу.
- Да. – Оми снова взялся за мышку.
Только бы сработало…
- Готово! Всё на месте, всё открывается.
Ран подошел, заглянул ему через плечо и одобрительно кивнул:
- Отлично.
Оми нагнул голову – на минутку вдруг стало трудно дышать.
Он поднялся со стула и вернулся к шкафу, который Ран определил под склад материалов.
- Ран-сан…
- Оми, работаем.
- Ран-сан, а можно, я тебя буду братом называть?
Оми машинально продолжал считать – на этот раз собственный пульс. Сердце так зачастило, что он едва не сбился. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
- Я предпочитаю, чтобы меня называли по имени, – ровно сказал Ран.
Вот тут Оми прорвало. За что?! Всё ведь было так хорошо. Он старался…
Он только и делает, что старается. Ходит сзади и виляет хвостом, как щенок, и всё без толку.
- Прошу прощения, – очень спокойно проговорил он. – Фудзимия-сама не хочет подчеркивать родство с бесполезным существом вроде меня.
- Оми…
- Знаешь, ты ведь тут не единственный, кто… остался один. Ты мне ничего не должен, но я думал, мы могли бы… ладно, забудь. Тебе просто нравится делать вид, что никому не понять твоих страданий.
Ран рывком поднялся на ноги, оттолкнув стул. Оми сдуло из комнаты, как листик жимолости, подхваченный злым осенним ветром.
Он промчался по коридору, выскочил наружу и шлепнулся на ступеньки черного входа.
Ну вот, оказывается, он еще и трус.
Здесь было почти тихо – не считать же за шум рокот автомобильных двигателей и звонки трамваев. Мегаполис никогда не умолкает, но голос его так же однообразен, как голоса живой природы. Привыкаешь и перестаешь замечать.
- Ненавижу, – сказал Оми вслух. Обида сухим колючим комком царапала горло, и ее просто невозможно было удержать внутри. – Не-на-вижу.
Он имел полное право называть Рана братом. Они ведь родственники, пусть и дальние – троюродные там, что ли… Их родители были очень дружны, даром что навещали друг друга всего пару раз в год – летом, на День моря, и шестнадцатого января, на мамин день рожденья. Фудзимии жили в Токио, семья Оми – недалеко от Осаки, в Кобе.
В восточном пригороде. В традиционном японском доме.
В январе девяносто пятого стечение этих двух обстоятельств почти наверняка означало смерть.
Согласно данным сейсмологов, землетрясение длилось всего двадцать секунд**.
Согласно записям в медицинской карте, он провел под обломками почти восемь часов. И еще неделю – в реанимации. Когда его доставали, он был в сознании.
Оми не помнил ничего. Совсем ничего. Успел он хотя бы проснуться, когда все началось? А остальные – успели?
Он очень надеялся, что нет.
Мама. Папа. Тетя Юкио. Дядя Сатоши. Айя.
Школу Оми заканчивал в приюте. А потом его забрали.
Ран.
***
Лодка была красная, и голова дракона на носу тоже была ярко-красной, с золотой чешуей, золотыми глазами и угольно-черными ноздрями, которые как будто воинственно раздувались в предвкушении гонки. Кен торопливо хлопнулся на скамью, пока не сбило с ног качкой и напирающей толпой добровольных гребцов. Выше по течению соревновались команды, а тут собрались все, кому не лень, включая особенно неуемных туристов.
«В следующем году, – подумал Кен, – обязательно буду в команде».
- Хей, Япония.
Кен вскинул голову. Чуть впереди него, у правого борта, сидел пирсингист из Schwarze Katze – голый по пояс, в пестрой бандане на голове. Оба предплечья гайдзина были обвиты браслетами вытатуированной на коже колючей проволоки, и в сочетании со шрамами и повязкой всё это придавало ему довольно-таки залихватский вид. Кен даже улыбнулся ни с того ни с сего. Гайдзин ухмыльнулся в ответ, подмигнул и отвернулся.
Барабаны взорвали воздух одновременно со всех сторон. На корме заорал направляющий, с берега завопили болельщики. Кен покрепче ухватился за весло и вжарил изо всех сил. Над лодкой мгновенно встало водяное облако – он не рассматривал, некогда было, а просто чувствовал. Волосы взмокли от воды и пота, челка липла к глазам, и приходилось все время мотать головой, как жеребец на скачках. Иногда Кен ненароком скашивал глаза вправо и видел впереди блестящую от воды мускулистую спину, на которой ходуном ходили острые лопатки.
Барабаны надрывались на каждой лодке – только успевай различать, какой из них твой. Кен того и гляди сбился бы с ритма, если бы впереди него над водой не разносилось гортанное «Go, go, go, go, go!!!». А потом гайдзин испустил такой пронзительный боевой клич, что даже уши на минутку заложило, и стало страшно и весело. Кен оглох от шума и ослеп от солнца, тысячекратно отраженного в водяных брызгах, и махал веслом, как сумасшедший.
Лодка с разгона ткнулась носом в отмель, и только тогда он сообразил посмотреть назад.
Оказалось, что они выиграли.
На берегу кричали и махали руками. Кен выбрался на песок, кто-то тут же сунул ему чашку, разлили саке. Он опустошил чашку одним глотком – хотелось пить. Разогретое солнцем вино приятно ударило в голову.
- Давай пять, Япония.
Одноглазый уже надел синюю безрукавку – татуировки остались на виду, приковывая взгляд.
Кен сжал протянутую ладонь, стараясь контролировать силу: руки массажиста – ценный, но и опасный инструмент.
- Жми, не бойся, – усмехнулся гайдзин.
- Джей, ты идешь? – окликнул стоявший неподалеку тоненький азиатский мальчик. Он держал за ошейник давешнюю бело-рыжую собаку.
Девушка-распорядитель объявила что-то в микрофон, по-китайски и по-английски; в первый раз Кен не понял, во второй – прослушал.
- Тебе туда. – Гайдзин легонько взял его за плечо и развернул в сторону помоста, где награждали победителей сувенирными безделушками, а сам не спеша направился к ожидавшей его парочке. Кен двинулся своей дорогой, но, не выдержав любопытства, оглянулся на ходу.
Интересно, как ему тут живется… такому? Ладно, шрамы и белые волосы – их-то никуда не денешь, но пирсинг, татуировки, шмотки… Ему что, нравится, когда на него все пялятся?
Или ему всё равно?
Как это может быть – всё равно, что о тебе подумают?
А все-таки нет в нем ничего страшного. Пожалуй, его даже можно назвать симпатичным… в каком-то смысле.
Если, конечно, очистить сознание.
* Дуань-у или Дуаньу, также называемый «двойной пятёркой», так как приходится на пятый день пятого месяца по лунному календарю, — китайский традиционный праздник, приходящийся на начало лета. Его название обычно переводится как праздник драконьих лодок, по наиболее распространённому в этот день обрядово-развлекательному действу — состязанию в гребле на лодках, изображающих драконов © Википедия
** Землетрясение в Кобе — одно из крупнейших землетрясений в истории Японии. Землетрясение произошло утром во вторник 17 января 1995 года в 05:46 местного времени. Сила толчков доходила до 7,3 магнитуд по шкале Рихтера. По подсчётам, во время землетрясения погибло 5 502 человек © Википедия
Продолжение в комментах