Энца, бондаж и околотематические игры в ассортименте))Листок с распечаткой эскизов он находит на полу в гостиной, когда возвращается из университета. Страница не поделена на фреймы, сценки разбросаны вперемешку, но сюжет у всех один: противостояние Хайдера и Тайванца. Оба находятся в каком-то здании с круглым полом - башня? маяк? - пол постепенно обваливается, каменные плиты вылетают из-под ног. Противники летят вниз в чехарде обломков, под ними - только бескрайняя черная вода. Хайдер царапает пальцами горло, захлестнутое петлей мусубинавы.
Шульдих объяснял: мусубинава - просто длинная веревка. Цепляешь на один конец крючок или гирьку, раскручиваешь… Опутать руки или ноги, связать, задушить. Конечно, это требует умения. Тайванец - воин, он умеет.
Было немного странно выслушать от гайдзина лекцию о японском оружии - но Йоджи никогда не интересовался древностями, а из оружия предпочитал огнестрел: быстро, мощно, эффектно. На прошлом занятии в тире он выбил девяносто восемь из ста, а его фото в защитных очках и с пистолетом украсило колонку новостей на сайте факультета.
Нет, как вообще Хайдер позволил себя поймать? Он же телепат, причем крутой: не только считывает мысли, но и передает их! Внушил же он что-то этой, как ее… Почему теперь не прикажет Тайванцу отступить?
Без текста трудно понять, что происходит. Может, у Тайванца есть какое-то тайное знание? Какая-нибудь особая техника… заклинание? Удачно подобранные несколько слов, которыми можно сломать человека.
Но Хайдер - паранорм...
А что, если сломать паранорма - еще проще, чем обычного человека?
Надо только знать нужные слова.
- Привет. - Голос Шульдиха обрывает поток фантазий. И как это некоторым удается двигаться настолько бесшумно? - Ты не видел… а, вот.
Он выжидательно протягивает руку. Йоджи держит листок на отлете, не спеша выпустить его из пальцев:
- Это что - всё? Конец?
- Если бы. - Шульдих досадливо фыркает. - Всего лишь хиатус, да и тот пришлось чуть ли не зубами выгрызать. Я им что, печатная машина?! Мне надо подумать! Вся чертова история катится куда-то не туда.
- Творческий кризис? - сочувственно кивает Йоджи. - Если я могу чем-то помочь...
- Отвали, - внезапно вызверяется Шульдих. - Ты и так уже…
- Я - что?
- К твоему сведению, тут вообще не должно было быть никакого Тайванца. С какой стати я должен теперь с ним возиться?! Сдалась мне его охеренно трагическая история, его вредные привычки, сексуальные предпочтения...
- Это какие же? - встревает Йоджи.
Шульдих хмуро косится на него:
- Трахает всё, что шевелится.
- Я не такой! - наигранно протестует Йоджи. Вне всякой логики, он скорее польщен, чем задет.
- Ты-то здесь при чем?
Вот и пойми его.
Как же с ним тяжело, просто голова кругом! Трудно всё время делать скидку на болезнь - особенно если никогда не видел человека здоровым. Рано или поздно начнешь сомневаться и в собственной адекватности.
И это вечное “холодно-горячо”...
- Так ты решил прикончить его?
Шульдих пожимает плечами:
- Может быть.
Йоджи рассеянно теребит кольцо в ухе. Не то чтобы он всерьез переживал за героев манги, которую и не читал-то толком - ха-ха, он же не Кен! - и все-таки...
- А Хайдер? Главный герой не может умереть.
- С чего ты взял, что Хайдер - главный герой? Такой же бумажный человечек, как все остальные. - Шульдих решительно отнимает листок, скользит глазами по эскизам. На губах его расплывается загадочная усмешка. - Кстати, а как ты относишься к бондажу?
Йоджи не притворяется, что удивлен. Или что не понимает, о чем речь.
Или что это не приходило ему в голову.
- Не переоценивай свои возможности. Я же видел, что с тобой творилось, когда Табата-сан...
- Сам не тупи, - обрывает Шульдих. - Я этого типа видел первый и, надеюсь, последний раз в жизни. Где он - а где ты.
“А где я?” - хочет спросить Йоджи.
- Забудь, - коротко говорит он.
Но Шульдих не забывает.
- “Метод наводнения”, - объясняет он за ужином, вылавливая палочками кусочки мяса из тарелки. - Состоит в том, что пациенту создают пугающую ситуацию, исключая возможность побега. Пережив свой страх, человек избавляется от него. Метод считается довольно эффективным. Разумеется, применение требует осознанного согласия пациента. Которое у тебя есть.
- Я тебе не врач, - сухо напоминает Йоджи.
Шульдих беспечно пожимает плечами:
- Тем лучше. Ненавижу быть объектом… медицинских манипуляций.
- Даже звучит отвратно, - соглашается Йоджи. - Где ты вообще нахватался таких выражений?
- Я слишком много читаю, - серьезно говорит Шульдих. - А всё потому, что меня никто не трахает.
Йоджи откровенно не видит в этом проблемы: по его опыту, рыжий засранец сам может затрахать кого угодно. В прямом и переносном смысле.
- А-а-ахх...
Шульдих двигается в нем глубокими размашистыми толчками - размеренно, неотвратимо, как стальной поршень в четко отлаженном механизме; вливается, как прибой - снова и снова; вбивается, как осиновый кол в сердце - раз и навсегда.
- Знаешь, бэби, драть парня - совсем другое, чем спать с женщинами. Не хочешь попробовать?
Вкрадчивый шепот пробирает до озноба; Йоджи длинно вздрагивает всем телом и в кои-то веки пропускает подначку мимо ушей, даже не озвучивая очевидное: Шульдих и сам - не эксперт. Раз уж ему приспичило узнать другую сторону однополого секса, мог бы попросить нормально...
Впрочем, “Шульдих” и “нормально” плохо сочетаются в одном предложении.
Тем не менее, Йоджи пробует взывать к разуму.
- Если у тебя опять случится припадок, Кроуфорд меня уволит. - Он свешивается с кровати, нашаривает в темноте футболку - не факт, что свою, но какая разница - вытирает забрызганный спермой живот. Идти в душ нет ни сил, ни времени: спать осталось всего ничего. - А такие, как я, на дороге не валяются.
- В жопу Брэда, - сонно бормочет Шульдих, утыкаясь ему в плечо. - Я пока еще дееспособен.
Йоджи пытается быть умнее. Целых три дня.
На четвертый он покупает веревку.
- Вот. - Деланно-непринужденным жестом он роняет моток на стол. - Доволен?
Шульдих оборачивается от монитора, с любопытством рассматривает веревку. Улыбается одними губами. Если есть в нем хоть что-то не слишком привлекательное - то именно эта искусственная улыбка.
- Ну наконец-то. Готов обсудить со мной детали?
- Детали? - тупо переспрашивает Йоджи. - Какие еще...
- Иди сюда. - Слегка отодвинувшись от стола, Шульдих усаживает его к себе на колени. Сворачивает файл, над которым работал, и открывает страницу из закладок.
На экране выстраивается ряд картинок, которые на первый взгляд кажутся жутковатыми, на второй - непристойными, на третий…
Пожалуй, это даже красиво: все эти девушки - куда реже мужчины - разложенные и подвешенные в замысловатых позах, опутанные веревочной паутиной по всему телу. Связанные руки, напряженные спины, сосредоточенные лица.
Шибари. Еще одна японская тема, которой Йоджи и не думал интересоваться - до Шульдиха.
Он чувствует себя так, будто ему швырнули в лицо ворох эротических открыток. Слегка ошарашен, немного рассержен. Взволнован.
Возбужден.
- Ты ведь не ждешь от меня… такого?
Шульдих обнимает его крепче, ерошит волосы на затылке, щекочет губами шею:
- Я тебя порчу, да? Йоджи Кудо - ванильный мальчик? Совсем-совсем ванильный?
- С чего ты взял? - небрежно отзывается Йоджи. Подумать только, как быстро и уже привычно он хмелеет от запаха, голоса, от этой манеры трогать, словно бы не всерьез и в то же время до неловкости откровенно...
- Нет? Тогда вот твой шанс… показать себя.
Умом он понимает, что всё это блеф и провокация - но распаленное воображение уже крутит свой фильм с пометкой “только для взрослых”.
И почему это с Шульдихом он вечно чувствует себя так, будто весь его предыдущий сексуальный опыт - детская возня в песочнице? С Шульдихом, который последние несколько лет даже из дома не выходил!
Не человек, а просто воплощение разврата.
- Ох, Йоджи, как же забавно тебя дразнить. Заводишься с полоборота.
- Я - или ты?
Шульдих спихивает его с колен, толкает вперед, давит между лопаток, пригибая к крышке стола:
- Стой так.
Походя задев по животу, расстегивает пряжку Йоджиного ремня. Закусив губу, Йоджи нетерпеливо ожидает прикосновения - но вместо этого чувствует, как ремень выскальзывает из шлевок.
Кажется, будет… интересно.
Шульдих заводит ему руки назад и, перехлестнув ремнем выше локтей, затягивает пряжку.
- Скажи, если больно. Не хочу, чтобы ты опять жаловался.
Йоджи хмыкает, прижимаясь горящей щекой к прохладной столешнице:
- Когда это я жаловался?
Шульдих возвращается к ширинке его джинсов, расстегивает, спускает их вниз вместе с трусами.
- Отлично смотришься. - Он треплет Йоджи по заднице - руки сухие, твердые, на время исчезают и возвращаются, принося на пальцах тягучую влагу смазки, теплой оттого, что Шульдих взял моду таскать ее в кармане.
Коротко взвизгивает молния, гладкая шелковистая головка упирается между ягодиц, нажимает, раскрывает: неторопливо, настойчиво… охренительно.
Ничуть не больно.
Шульдих тянет его за волосы, заставляя поднять голову; проводит ладонью по горлу, плотнее сжимает пальцы:
- Не боишься доверять мне? Я же чокнутый.
"Ты... или я?"
Грубая хватка, насмешливый голос и бережное, постепенно растягивающее скольжение внутри - сочетание пьянит, как ядреный экзотический коктейль. Йоджи не выдерживает - стонет в голос, бесстыдно прогибаясь в пояснице:
- Сильнее.
- Люблю, когда ты просишь. - Шульдих перехватывает его поперек живота и, крепко прижав к себе, наконец-то засаживает в полную силу.
Борясь с подступающим оргазмом, остатками затуманенного мозга Йоджи успевает подумать, что им и вправду пора меняться - пока он не нажил себе комплекс. Раньше - до Шульдиха - он не имел обыкновения кончать так быстро.
А потом рука накрывает его член, и мир сворачивается до размеров одной ладони.
Пряжка щелкает, ременная петля над локтями ослабевает. Йоджи поводит плечами, ремень съезжает к запястьям; трение жесткой кожи ощущается как заключительная ласка.
- Погоди, не вставай. - Шульдих достает из ящика пачку Клинекс с антисептической пропиткой, вытирает сначала себя, потом Йоджи и, наконец, стол. Скомканные салфетки одна за другой летят в корзину для бумаг. - Я отпущу тебя в душ, когда закончим. Раньше вряд ли имеет смысл.
Йоджи поднимается. Застегивает джинсы, оставляя ремень валяться на полу, и, вздыхая от удовольствия, разминает руки.
- Полегчало? - другим, отчего-то немного сварливым тоном осведомляется Шульдих, усаживаясь и снова притягивая его к себе. - Теперь можешь сосредоточиться?
- Без проблем. - Йоджи съезжает вперед, откидывает голову ему на плечо, упираясь ногами в пол. - Нет, погоди: только один вопрос.
- Ну?
- Почему ты не взял веревку?
Шульдих чуть заметно напрягается у него за спиной.
- Это… - он делает паузу. - Это же для меня.
- Ага. Тебе все равно придется до нее дотронуться.
Йоджи берет со стола моток, выпутывает конец веревки, накручивает на ладонь. Поднимает ее выше:
- Дай руку.
С минуту ничего не происходит. Потом Шульдих стремительно выбрасывает руку вперед, и его ладонь с глухим смазаным звуком ударяется о Йоджину.
Йоджи подавляет рефлекторный порыв схватить, удержать. Вместо этого он раздвигает пальцы.
Шульдих принимает приглашение, переплетая свои пальцы с его. Шершавый джут веревки чуть покалывает кожу.
- Хорошо, - говорит Йоджи. - Что теперь?
- Определимся с позой. Точки фиксации, основные способы обвязки... всё такое.
Еще с полчаса они смотрят ролики и изучают схемы, деловито переговариваясь, пересмеиваясь, а то и переругиваясь. Наконец, Йоджи поднимается на ноги.
- Так. Это дело нужно… - Он осекается и досадливо встряхивает головой. - В смысле, мне нужно потренироваться. Давай на кровать.
Он приносит нож и отрезает длинный кусок веревки. Сложив вдвое, пропускает через прутья в изголовье кровати. На ходу припоминая только что увиденное, делает несколько аккуратных витков, проверяет силу натяжения.
- Черт. - Шульдих сглатывает - видно, как кадык прокатывается по горлу вверх-вниз. - У тебя... хорошо получается.
Йоджи и сам в легком - и, пожалуй, приятном - изумлении оттого, как здорово у него получается. Не то чтобы он делал что-то сложное, но если представить: здесь, под руками - человеческое тело…
Может, не такое уж это нелепое оружие - мусубинава.
- Создания мрака не заслуживают будущего! - провозглашает он, картинно затягивая узел.
Шульдих передергивается:
- Не надо.
- Извини.
Йоджи распутывает веревку, свивает рыхлыми кольцами.
- Слушай, а может, ну его? - делает он последнюю попытку. - Ты же понимаешь, что это авантюра с непредсказуемыми последствиями. Для нас обоих.
Шульдих сидит на постели, скрестив ноги; руки его раскинуты в стороны и свободно опираются о колени. Поза кажется почти медитативной.
- Ты когда-нибудь трахался на карнизе за окном многоэтажки? - вдруг спрашивает он.
Хмыкнув, Йоджи просматривает мысленный список своих самых захватывающих приключений.
- На вышке в общественном бассейне не катит?
- Нет, - ухмыляется Шульдих. - Но потом расскажешь.
- Какой этаж? - зачем-то уточняет Йоджи.
- Десятый. Хочешь поговорить со мной об авантюрах с непредсказуемыми последствиями?
- Ладно, ты меня уделал, - подумав, признает Йоджи. - Сколько тебе было?
- Семнадцать. Я был абсолютно здоров. И беспросветно глуп, чего уж там - но тот человек… он хотел рискнуть со мной.
Шульдих на минуту умолкает, рассеянно прочесывая волосы растопыренной пятерней.
- У меня было время научиться осторожности, - сдержанно заключает он. - Я почти забыл, как это - позволить себе рискнуть. Я хочу рискнуть с тобой. Можешь ты ответить мне тем же?
“Ублюдок”, - думает Йоджи.
- Тогда к делу, - говорит он. - Я готов.
Шульдих раздевается так, будто один в комнате: без рисовки, но и без малейшего смущения. Йоджи не встречал еще человека, который одновременно был бы настолько в гармонии со своим телом - и настолько не в ладах с головой.
- Мне тоже раздеться?
- На твое усмотрение. Меня не парит, если ты будешь трахаться одетым - главное, сделай это.
Йоджи собирает всё необходимое - веревку, нож, смазку - на пол возле кровати. Не на тумбочку. Не так, чтобы это могло показаться демонстративным.
На тумбочку он ставит стакан с водой: глоток воды никогда не будет лишним. Для них обоих.
- Да, вот еще. - Шульдих снова устраивается на постели, задумчиво глядя куда-то в сторону. - Как ты можешь убедиться, эта ситуация меня не вставляет. Забей. Речь не о том, чтобы мы с тобой… занялись любовью, или что-нибудь типа того. Я просто хочу вытряхнуть дерьмо из головы, и чтобы ты помог мне.
Йоджи кивает:
- Как скажешь. Но если получится...
Шульдих скалится, мимолетно сверкнув зубами:
- Отведи душу, бэби. Ни в чем себе не отказывай.
Потом сводит руки вместе и поднимает перед собой.
Йоджи складывает веревку пополам, набрасывает сверху, обматывает. Веревка кажется слишком темной на светлой коже. Слишком грубой.
Мысленно чертыхнувшись, Йоджи напоминает себе: Шульдих - не девушка. Он этого хотел. Потерпит.
Шульдих зажмуривается, резко опускает голову, прижимая подбородок к груди.
- Снимай, - говорит он сдавленно, будто его сейчас стошнит. - Быстро.
- Дыши. - Йоджи торопливо развязывает узел. - Четыре-семь-восемь, помнишь?
Шульдих послушно вдыхает и выдыхает. Йоджи дает ему воды, выжидает, пока фарфоровая мертвенность лица сменится обычной бледностью.
- Постарайся не думать о том, что мы делаем. Поговори со мной, расскажи что-нибудь. Как ты жил раньше, в этом, как его… Дюссельдорфе?
Шульдих морщится, не открывая глаз:
- Не лучшая тема.
- Тогда… твой первый раз?
- Не о чем рассказывать. Я был… не на высоте.
- Ты-то? - Йоджи легко накидывает веревку, огибает сдвоенным концом узкие жилистые запястья.
- Что, уже успел назначить меня своим секс-кумиром? - Шульдих слабо усмехается. - У наших классов... были общие уроки физкультуры. И... на парных упражнениях мы всегда старались выбрать друг друга. Один раз, после… а… Йоджи!
- Дыши, - говорит Йоджи. - Вот так, давай, молодец, всё хорошо....
Не переставая болтать, он завязывает два узла: сверху и, пропустив веревку между запястьями, снизу. Потом помогает Шульдиху лечь на спину и приматывает конец веревки к изголовью кровати.
Теперь запасных попыток больше не будет. Если Шульдих опять вздумает паниковать - придется как-то успокаивать его, не развязывая.
Йоджи отрезает от мотка новый кусок. Несколько аккуратных витков на лодыжке, согнуть ногу, обвести веревку вокруг бедра. Завязать. Повторить.
Он старается действовать быстро, но осторожно, не делая резких движений. Проводит пальцами по извивам джутовых прядей, оценивая собственную работу. Отлично. Как на картинке.
Тайванец мог бы гордиться им.
Шульдих окончательно замолкает. Глаза у него по-прежнему закрыты. Йоджи устраивается на коленях между его ног, нависает сверху, опираясь на руки:
- Всё в порядке?
Шульдих беззвучно шевелит губами, потом молча кивает.
- Я хочу тебя поцеловать, - говорит Йоджи.
Шульдих упрямо сдвигает брови:
- Сказал же, это не…
- Мне плевать, как ты это назовешь. Просто скажи, да или нет.
- Ладно. - Он мотает головой, пытаясь стряхнуть челку, но волосы липнут к мокрому от пота лбу. - Ладно…
- Да - или нет?
- Да.
Йоджи целует его. Ласкает, вылизывает, трахает языком. Шульдих отвечает - жарко, отчаянно - требовательно прихватывает зубами его губы; далекий от нежности жест заводит так, что стучит в висках и тянет в паху, и хочется… и можно, черт, можно.
Смотрите-ка, кто тут решил вспомнить, зачем ему член...
Ты ведь хотел этого, правда? С самого начала, с первой встречи. Раньше, чем сам понял, что тебе надо от него.
Да. Нет.
Не только этого.
Растрепанные волосы, рыжие ресницы. Широкие плечи и острые локти. Жесткие бедра и длинные ноги, большой красивый член и крепкая поджарая задница...
Как ты предпочитаешь - сверху или снизу? Что лучше - горячий секс без тормозов или взаимное узнавание, неловкое, как танец, в котором каждый хочет вести?
Не обманывай себя - ты никогда не сможешь довольствоваться чем-то одним. Он нужен тебе весь, целиком. Со всем его очарованием, насмешками, страхами, заскоками.
Ты его нашел.
Вообще-то я искал её…
Ну извини. Так вышло.
- Йоджи… - хрипло, надорвано, сквозь зубы.
- Да, мой хороший. Я здесь.
Йоджи гладит его вытянутые кверху руки, твердую грудь с палево-розовыми ареолами сосков, скользит подушечками пальцев по ребрам, спускаясь к животу.
- Тебе нравится.
Шульдих открывает глаза; широкий рот кривится в усмешке, похожей на страдальческую гримасу - или наоборот.
- Нет.
- У тебя стоит.
- Он чересчур впечатлительный.
Йоджи притворно хмурится, сдерживая улыбку:
- Что мне сделать, чтобы ты перестал огрызаться?
- Трахни меня, - просто говорит Шульдих.
Йоджи смеется, в груди щекотно от смеха и сладкого, азартного нетерпения:
- Даже не сомневайся. Выебу так, что орать будешь.
Шульдих проводит языком по губам. Что-то странное мелькает у него в глазах - но он улыбается, а Йоджи слишком взвинчен ожиданием, слишком возбужден сейчас, чтобы разбираться.
- Что, если я не хочу… орать?
- Врешь. - Йоджи кладет руки ему на колени, толчком раздвигает в стороны. - Хочешь. Я же знаю, что хочешь.
Всё меняется в одну секунду.
По лицу Шульдиха проходит судорога, широко распахнутые глаза смотрят на Йоджи, не узнавая его. Что-то зримо рушится в нем, идет трещинами, разбивается в мелкое крошево, будто в стекло запустили камнем.
Сухим безжизненным голосом, как сквозь ком в горле, он с непонятной настойчивостью повторяет одну и ту же фразу.
На немецком.
- Замолчи! - От растерянности Йоджи звонко шлепает его по щеке - и это будто срывает какой-то предохранитель: Шульдих начинает кричать и извиваться, выкручиваясь из веревок.
Кубарем скатившись с кровати, Йоджи бросается в ванную. Вскрывает упаковку одноразовых шприцев, набирает диазепам из ампулы.
"Порция транквилизатора внутримышечно - лучшее, что я вынес из этого вояжа".
Он несколько раз сжимает и разжимает руки, пытаясь унять дрожь в пальцах. Потом возвращается в спальню и, присев на кровать, всаживает четыре кубика в удобно подставленную задницу.
Еще через несколько минут Шульдих затихает. Йоджи отвязывает его, устраивает обмякшее тело на постели и укрывает одеялом.
- Так нечестно, - говорит он, глядя в неподвижное лицо. - Ты сам втянул меня в это. Мы должны были справиться вместе. Какого хрена ты меня бросаешь?
Никогда еще одиночество не казалось настолько полным - и настолько трудным.
Он идет на кухню и, щедро плеснув себе бренди, выпивает залпом.
Ты же подумал об этом с самого начала, а, Йоджи? Были подозрения?
“Основными доказательствами преступления являются: показания жертвы; показания обвиняемого; показания лиц, которым жертва или обвиняемый рассказали о случившемся; материальные свидетельства. Расследование осложняется тем, что, ввиду особого характера преступления, указанные лица склонны умалчивать о деталях или менять показания, а материальные следы недолговечны”.
Криминалистика, второй курс. Молодец, Кудо, зачёт.
Не торопись. Не делай скоропалительных выводов. Если ты ошибся - простым извинением не отделаешься.
“Чтобы раскрыть преступление, отбрось невозможные версии; то, что останется - будет правдой”.
"Стало быть, никакого… негативного опыта?"
"Никакого вообще".
Господин следователь, потерпевший отрицает, что преступление имело место.
Значит, он лжет.
Нет.
Что ж, давайте приобщим к делу показания косвенных свидетелей: Атсуко Мурада и Минори Такамору.
О, ради бога! Это же просто популярный прием: герой с амнезией, носитель мрачной тайны. Знание, надежно скрытое от самого себя…
“В отсутствие прямых доказательств любой, даже незначительный на первый взгляд факт может рассматриваться как улика”.
Да, но...
А что, если это не ошибка? Какое ты имеешь право молчать? Кем ты будешь, если промолчишь?
Черт, Йоджи, да что ты о себе возомнил?! Прояви хоть немного деликатности! Он взрослый человек. Это не твоё дело.
Теперь моё.
Йоджи находит телефон и набирает знакомый номер.
- Кроуфорд-сан, - говорит он, тщательно подбирая слова, - у меня есть основания подозревать, что Шульдих пережил сексуальное насилие. Только, похоже, он об этом не помнит.
tbc