Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Название: Jingle Bells
Пейринг: Шульдих/Йоджи
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Вообще-то я не планировал знакомить тебя со своими друзьями". "Тебе уже и не надо, - сказал Йоджи. - А вот мне, видно, придется".
читать дальшеНа звонок долго не отвечали - Шульдих уже решил, что все-таки ошибся дверью, хотя накануне Йоджи подробно объяснил ему по телефону, чем отличается вход в магазин от входа в жилую половину дома.
Наконец дверь распахнулась. На пороге стоял крепко сбитый, спортивного вида парень - Шульдих мысленно называл таких “живчиками” из-за исходящего от них ощущения неуемной бодрости, физической и душевной.
- Привет.
- Привет. - В голосе звучало любопытство и веселый добродушный напор. - Я Кен. А ты и есть Йоджин приятель?
- Ага. Можете звать меня “Шульдих”.
Кен покачал головой:
- Это для нас слишком сложно. Как насчет “Шу-кун”?
- Годится, - подумав, сказал Шульдих. Он поднял выше пакет, который держал в руке: - Кто-нибудь здесь пьет красное вино?
- Сейчас узнаем. За мной. - Кен пересек пространство небольшого холла, открыл еще какую-то дверь, и его фигура начала стремительно оседать. - Эй, народ, горючку привезли! - крикнул он вниз.
Шульдих, слегка задетый тем, что настоящий калифорнийский зинфандель обозвали “горючкой”, нырнул следом. Под ногами оказались ступеньки. Винтовая лестница вела в комнату без окон, ярко освещенную разноцветными гирляндами, которые свисали со стен и потолка. Одна не горела - симпатичный светловолосый юнец держал ее на весу широко расставленными руками. Тип постарше, с клочковато, как у героев аниме, остриженной шевелюрой цвета темного бордо, сосредоточенно ковырял отверткой блок управления.
- Это Шу-кун, парни, - объявил Кен, - поприветствуем его в лоне нашей дружной семьи!
Блондинчик улыбнулся и неловко пошевелил пальцами.
- Оми, держи, - недовольно одернул красноволосый.
- Прости, Ран-сан.
“Ран-сан” снял крышку блока, на минутку прихватив отвертку губами - длинными, четко очерченными, с изящной ложбинкой по центру верхней. Шульдих подумал, что, если бы такие губы сомкнулись на его члене, он бы… ну, как минимум, очень обрадовался.
Пахло жареной курицей и еще чем-то сладким и пряным. Он пристроил вино на стол, рядом с пузатой, молочного стекла бутылкой сакэ и “Чойя умешу”, на вид больше всего напоминавшим сливовый компот. Отчего-то вдруг остро вспомнилось рождество в родительском доме, в Эл-Эй: с огромной индейкой, колбасками гриль, пончиками “суфганийот”…
Шульдих вздохнул.
- А где Йоджи?
- Наряжается, - хохотнул Кен.
- Контакт отошел, - хмуро процедил Ран. - Паять надо.
- Да выбрось ты ее, - беспечно посоветовал Кен.
- Если я начну выбрасывать всё, что сломалось, у меня скоро не будет денег платить вам зарплату. - Ран поставил крышку на место и закрутил шурупы. - Оми, убери пока.
Шульдих прошелся по комнате. Обстановка была простой и, за исключением рождественских украшений, даже скуповатой; но диван казался мягким, кресло - уютным, а у стены напротив обнаружился вполне годный развлекательный центр: большой телевизор, видеомагнитофон, игровая приставка… и еще чуть дальше, на этажерке - проигрыватель для винила и коллекция пластинок в несколько рядов.
Шульдих с интересом перебрал пластинки. Коллекция была старой, но явно пополнялась. Среди шедевров японской и европейской классической музыки нашлись “Немного веры” Джо Кокера и два альбома Синатры.
Из одного конверта выпал потертый снимок девочки-подростка в нарядном кимоно. Бумага потрескалась, левый верхний угол выглядел обгоревшим. Шульдих вернул фотографию на место.
- Вот это подойдет. - Кен пробежался пальцами по конвертам и, выбрав сборник рождественских песен, включил проигрыватель. Женский голосок затянул про звонкие бубенчики.
Шульдих поморщился и, сняв пластинку, поставил Синатру.
- Не любишь бубенчики? - удивился Кен.
- Просто обожаю, - осклабился Шульдих. - Но ваши певицы невыносимы. У меня от них внутри всё слипается.
- В Японии женщины традиционно говорят на своем языке, отличном от мужского, даже когда речь идет об одних и тех же вещах. Различие, в числе прочего, выражается и фонетически. Уникальная особенность нашей культуры. Чужакам не понять.
Это было самое длинное, что Ран произнес до сих пор. Шульдих едва уловил смысл, заслушавшись голосом, глубоким и сильным, чуть бедноватым интонациями, но с лихвой возмещавшим недостаток сочным, бархатистым, ласкающим ухо тембром…
Чертова сирена.
- Ваша “уникальная особенность” - всего-навсего патриархальный пережиток, - встряхнувшись, сказал он. - Гендерный конформизм, как любое не преодоленное вовремя ограничение, стесняет естественное развитие общества, ведет к стагнации, а впоследствии - к политико-экономическим кризисам. Если вы хотите успешно интегрироваться в мировое сообщество, вам следует быть почутче к современным тенденциям.
Ран глянул на него узкими, как лезвия ножей, глазами:
- “Покупайте наши ценности или убирайтесь на обочину цивилизованного мира”?
- Типа того, - дерзко подтвердил Шульдих. - Прогресс суров, но это прогресс.
Ран растянул губы в усмешке, больше похожей на оскал, и, демонстративно отвернувшись, о чем-то заговорил с Оми. Шульдих перевел дух.
- Ну ты даешь, - тихо сказал Йоджи ему в спину.
Шульдих не удивился: еще с минуту назад почуял, что в комнате прибавилось народу.
- Да я сам половины не понял, - так же тихо признался он. - Когда меня пытаются давить интеллектом, включается автопилот.
- Мне бы такой автопилот, - хмыкнул Йоджи. - Девушки любят умных.
Шульдих обернулся. Йоджи стоял в своей любимой небрежной позе: спиной к стене, руки в карманах штанов. Рубашка с подвернутыми рукавами, застегнутая только на три средних пуговицы, показывала едва ли не больше, чем скрывала: яремную впадину, худые жилистые запястья, треугольник сливочно-смуглой кожи над ремнем. Узкие брюки обтягивали бедра и мягко обнимали длинные ноги.
- Переходи на парней, - серьезно посоветовал Шульдих. - У них другие приоритеты.
Меню отвечало всем канонам японского рождественского ужина: сируко, охаги в форме снеговиков, жареные куриные крылышки, клубничный торт со взбитыми сливками…
- Отличный набор калорий, - довольно заметил Кен. Оглядевшись, добавил: - И отличная компания девственников.
Йоджи фыркнул:
- За себя говорим, ага?
Кен снисходительно качнул головой:
- Ну ты-то, может, и не девственник, но что толку? Где твоя девушка? Почему вместо нее ты привел нам Шу-куна? А он почему пришел сюда, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь, где веселье, зажигательные танцы и горячие цыпочки? - Он потянулся к блюду с крылышками и, вскинув глаза на Йоджи, торопливо уточнил: - Живые.
Шульдих ухмыльнулся. Знал бы Кен, что сам вполне годится на роль “горячей цыпочки”... как и двое его друзей (мелкий тоже ничего, но с несовершеннолетними лучше не связываться - проблем не оберешься).
Интересно, понимает ли Йоджи, что привел лису в курятник?
Шульдих покосился на него - и поспешно согнал ухмылку с лица. Судя по пристальному, полному скрытой угрозы взгляду… очень даже понимает.
- У тебя правда были другие приглашения? - спросил Йоджи, будто это только сейчас пришло ему в голову. Тон был почти обвиняющим.
- Нет, - быстро сказал Шульдих. - Кому я нужен вообще…
Ран откупорил сакэ и, плеснув понемногу в четыре чашки, раздал всем, кроме Оми.
- А чибику? - напомнил Йоджи.
- Года через два, - отрезал Ран.
- Да ладно, Фудзимия! Мы будем пить, а он будет смотреть?
- Налейте пацану, - поддержал Шульдих. - Рождество же.
- Дешевая популярность: как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей, - едко заметил Ран в его сторону.
- Работает, да? - невинно переспросил Шульдих. - Не зря упражнялся.
- Где-нибудь в Нью-Йорке, возможно. А у нас тут другое в цене.
- Вы бранитесь, как влюбленная парочка, - сказал Йоджи. - Смотреть противно…
- Это несправедливо, Йоджи-кун, - неожиданно вмешался Оми. - Он же для тебя старается нам понравиться.
Шульдих, до этой минуты и не подозревавший, что старается кому-то понравиться, слегка опешил.
Оми обвел всех большими чистыми глазами:
- Ран-сан… и ты не должен вести себя так, будто совсем не любишь Йоджи-куна.
- Или как будто ты слишком его любишь, - хохотнув, поправил Кен.
Ран метнул в обоих взгляд, от которого воздух свистнул, словно рассеченный клинком. Кен уронил улыбку и втянул голову в плечи.
Оми обернулся к нему и не дрогнувшим голосом добавил:
- Это всех касается. - Потом взял стакан и, повертев в руках, вежливо попросил: - Лимонада налейте, пожалуйста.
Ран отстраненно молчал, не двигаясь с места. Кен съежился на своем стуле. Йоджи с преувеличенным вниманием разглядывал узор на чашке, но глаза его из-под опущенных ресниц блестели живо и любопытно.
Шульдих пожал плечами и наполнил стакан фантой.
Ран поднялся на ноги и медленно согнулся в поклоне.
- Прошу извинить мое недостойное поведение, Шульдих-сан, - ровно проговорил он.
"Аха-ха, какие церемонии", - подумал Шульдих, но вовремя прикусил язык. Он не был силен в дипломатии, но верно чуял обстановку. Сейчас от него зависело, куда повернет: на легкий освежающий скандал или мирную домашнюю попойку. Оба варианта казались равно заманчивыми. Возможно, Фудзимия втайне ожидал от него первого…
Но Йоджи наверняка предпочел бы второе.
- Взаимно. Сожалею, если показался вам самодовольным засранцем. Не буду врать, что я совсем не такой - но обычно мне лучше удается это скрывать. Вы меня немного... сбили с толку.
Йоджи ухмыльнулся, по-прежнему не отрываясь от чашки, так что получилось весьма загадочно. Фудзимия дернул уголком рта и опять устроился за столом.
- Кампай, - сухо предложил он.
Кен поставил локти перед собой, сомкнул ладони в замок и опустил голову:
- Благослови, господи боже, нас и эти дары, которые по благости твоей вкушать будем... и даруй каждому его хлеб насущный. Аминь.
Никто не отреагировал. Йоджи, с застывшим на лице выражением терпеливой скуки, нюхал сакэ.
- Ты серьезно? - недоверчиво спросил Шульдих.
- Я вырос в католическом приюте, - моргнув, пояснил Кен. - Это рефлекс.
Шульдих понимающе кивнул: рефлексы - въедливая штука. Слава Яхве, его никогда не учили молиться…
Впрочем, рвение, с которым все приступили к еде и напиткам, ничуть не уступало религиозному. Шульдих не был голоден, поэтому приналег на выпивку - но по разговорам он понял, что для парней из “Конеко” это не просто праздничное застолье, а ужин после длинного трудового дня. Синатра давно допел своё “Мечтай, мечтай, мечтай…”, но никто не обратил внимания. Обсуждали работу, планы на завтрашнюю смену, беззастенчиво сплетничали о покупателях, пару раз вскользь упомянули девчонок, охочих до флирта с симпатичными флористами… Шульдих поймал себя на лёгком уколе ревности: не к девчонкам, а к той стороне Йоджиной жизни, в которой не был главным - да что там, вообще не играл никакой роли.
Он посмаковал это чувство: оно было волнующим, немного чужеродным и в то же время странно уместным, как зинфандель в его собственном бокале в сочетании с шариками охаги.
- Всё, больше не могу… - Йоджи облизал пальцы и со вздохом откинулся на спинку стула. - Спасибо, Ран. Я не католик, но знаю, кого нам следует благодарить за хлеб насущный.
Кен и Оми горячо присоединились к благодарности. Шульдих тоже отдал дань вежливости; Фудзимия проигнорировал его, как и остальных.
- Мне надо это пережить, - заявил Кен, тяжело выдвигаясь из-за стола. - Омиччи, включай телевизор.
- Что смотреть будем? - поинтересовался Шульдих.
- “Рука-убийца”.
- Очень… по-рождественски.
Кен вскочил и с неожиданной для его состояния прытью бросился к дивану - но там, где ему надо было сделать четыре шага, Йоджи хватило трех. Он плюхнулся в середину, заложив ногу на ногу и утомленно раскинув руки. Кен бесцеремонно ткнул его в бок, заставив подвинуться. Растянулся на спине, уронив голову ему на колени, и закрыл глаза.
- Разбудите меня, когда появится Джессика Альба.
Шульдих, позабавленный этим коротким поединком, пихнул Йоджи с другой стороны и не менее решительно втиснулся между ним и подлокотником.
- Стоп. - Йоджи встревоженно заозирался. - Фудзимия, ты куда?
Ран, под шумок направлявшийся к лестнице, выматерился - тихо, но внятно.
- Наверх.
- Предатель, - горько упрекнул Йоджи. - Отщепенец. Обломщик. Мы же договорились!
- Я согласился посидеть с вами, но смотреть это вы меня не заставите, - твердо сказал Ран. - Схожу за книгой.
Он действительно принес какое-то чтиво и устроился в кресле, подобрав ноги, и только после этого Йоджи дал отмашку начинать. Оми вставил кассету в магнитофон и уселся на пол возле дивана, опершись головой о матрац.
Фильм оказался дурной смесью ужастика и пошлой молодежной комедии. Шульдих получал истинное удовольствие от сюжета, саундтрека и черных шуточек, одновременно испытывая легкую неловкость за соотечественников, распространяющих по миру забористую кинематографическую дурь.
Прав Фудзимия, не следует детям Востока смотреть американское кино. Это портит их: развращает и заражает, как индейцев - цветные стеклянные побрякушки и чумные одеяла. Если так пойдет, где потом искать сдержанность и душевное целомудрие?
Пользуясь тем, что все взгляды прикованы к экрану (за исключением того, что устремлен в книгу), он облокотился о спинку дивана и положил руку на затылок Йоджи. Помедлив, осторожно провел большим пальцем вверх, а потом вниз. Мышцы под его ладонью напряглись, но Йоджи не шевельнулся и не издал ни звука.
"Правильно, молодец…"
Шульдих вплел пальцы ему в волосы. Хорошие волосы - густые, жестковатые, как обычно у японцев. Будь они полегче, наверно, закручивались бы тугими кудряшками - их упругая сила и своенравие намекали на эту возможность, - а так просто вились нехарактерными для азиатов волнами, в которых ощущалась какая-то трогательная неправильность, какая-то…
...девиация. Прикольное слово.
Он стиснул руку, потянул, с ленивым интересом размышляя, как отреагировали бы остальные, вздумай он позабавиться с ними.
Спортсмен наверняка воскликнул бы: “Эй, ты что, сдурел?!” - и в этом возгласе был бы и гнев, и готовность к отпору, и готовность простить ошибку - что угодно, кроме одного, верного отзыва.
Малыш попросил бы отпустить его, вежливо и непреклонно - тем самым тоном, каким сказал “Это всех касается”.
Красавчик, скорей всего, не снизошел бы ни до просьб, ни до вопросов, а врезал с плеча - плечи у него широкие, а кисти длинные и крепкие, как у самураев на старинных гравюрах. И темперамент, похоже, соответствующий.
Йоджи не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Единственный из них, он понимал… нет, еще лучше: не нуждался в том, чтобы понимать. Не посвященный в сценарий, он интуитивно чувствовал линии ролей - как и сам Шульдих безошибочно почуял в нем “своего” в тот вечер в клубе - и включался моментально, еще до того, как принять сознательное решение.
Вот почему с ним так здорово было играть.
Давненько они не развлекались этим: сначала Шульдих был не в форме, затем их свободные часы категорически не совпадали… По тому, как отчетливо слышался пульс сбоку шеи, у самой кромки волос, нетрудно было догадаться: Йоджи тоже скучал.
"О да, детка..."
Шульдих потянул сильнее. Йоджи вздрогнул; дыхание едва заметно сбилось, кожа на затылке вздыбилась пупырышками.
"Вот так, прелесть: терпи и молчи. Не дай никому догадаться, что происходит…"
- Кудо, ну чего ты ерзаешь? - недовольно спросил Кен. - Сходи пописай.
Йоджи столкнул его с колен и, рывком отдернув голову - Шульдих еле успел разжать пальцы - поднялся с дивана:
- Как скажешь, Кенкен.
Быстрые шаги простучали по лестнице, в отдалении приглушенно хлопнула дверь. Шульдих выждал пару минут для конспирации, а потом отправился следом.
Туман клочьями плыл в свете фонаря, смешиваясь с табачным дымом. Шульдих обхватил себя руками, с улыбкой глядя на Йоджи. Всё было на месте: и отдаленный гул улицы, и пробирающая свежесть; и как он курил, поднося сигарету ко рту раскрытой ладонью - то еще кино, горячее любой порнухи…
Отличный вечер.
- Не делай так больше. - Изо рта Йоджи просочилось сизое облачко. - В смысле… не при них, ясно?
- Почему? - спросил Шульдих. - Тебе понравилось.
Йоджи тихо фыркнул - ноздри дрогнули, выпуская дым.
- Не хочу рисковать.
Шульдих подумал. Сам он считал, что удовольствие всегда стоит риска. Кроуфорд находил такую позицию спорной (а порой и откровенно идиотской), но Кроуфорд - унылый зануда, помешанный на правилах и инструкциях. Йоджи - другое дело.
- Это мои друзья. Ты обещал, что они не узнают.
- Обещал и не отказываюсь. Какие проблемы?
Вопрос и вправду требовал прояснения: Шульдих не испытывал большого пиетета к чужим болевым точкам и отдавал себе отчет, что иногда ему не хватает чуткости, а Йоджи полагалось особое внимание как его нижнему…
Окей, ладно. Не только как нижнему.
Внезапно его осенило. Губы сами собой растянулись в ухмылку.
- О. Так ты не во мне сомневаешься, а в себе? Я - слишком тяжкое испытание для твоей выдержки?
Он подступил ближе, оперся руками о стену по обеим сторонам от Йоджи. Чтобы выглядеть внушительно, не надо иметь преимущество в росте или комплекции - главное вести себя так, будто имеешь право.
Кто хочет, может называть это наглостью.
- Расслабься, - вкрадчиво шепнул он. - Я знаю пределы твоего терпения. Я тебя контролирую.
- Заткнись. - Йоджи выдохнул в сторону - струйка вышла неровной, прерывистой. - “Я, я, я”... Ты хоть иногда думаешь о ком-то, кроме себя?
- Ага. О тебе, - соткровенничал Шульдих.
Йоджи неопределенно хмыкнул, оставив признание без ответа. Хлопнул его по рукам, высвобождаясь - решительно, но не нарочито. Без обид - сейчас он имел право на куда более жесткий отпор. Шульдих понимал, что выходит за рамки договоренности: не делом, но помышленьем, как выразился бы Фарфи…
"Но тебе это нравится".
- Между прочим, я приготовил тебе подарок.
- И я. - Йоджи затушил окурок о стену - жест еще выдавал досаду, но в лице промелькнуло веселое оживление. - Погоди тут.
Шульдих озадаченно прицокнул языком. Он почти не сомневался, что будет единственным, кто подумал о подарке, и даже предвкушал, как смутит Йоджи самим этим фактом…
Ну, по крайней мере, он не оказался единственным без подарка, хвала собственной предусмотрительности.
Йоджи вынырнул из-за двери и протянул ему небольшой затейливо сложенный бумажный сверток. Внутри ощущалось что-то мягкое.
- Я открою? - на всякий случай уточнил Шульдих.
- Конечно.
Он не сразу сообразил, как развернуть, а рвать не хотелось. Йоджи не лез - молча смотрел, как он возится. Наконец сверток распался, и оттуда появились… варежки. Пушистые, ярко-оранжевые. В середине каждой - там, где тыльная сторона ладони - торчали две блестящих бусинки-глаза и крошечный черный нос, под которым топорщились жесткие ниточки усов.
Ох уж эти японцы… И главное, поди разбери, всерьез они или прикалываются.
Шульдих категорически не в силах был представить эти варежки на своих руках.
- Я не смогу их носить. Мне кажется, они на меня смотрят.
- Тогда купи им клетку, - невозмутимо предложил Йоджи. - У тебя в детстве были питомцы?
- Ага. Кролик.
- И ты хорошо с ним обращался?
- Обижаешь… Любил как родного.
- В твоем случае это может означать много… интересных вещей, - хохотнув, возразил он.
Шульдих фыркнул:
- О, только не делай вид, будто ты против.
- Я не кролик. - Йоджи опустил голову и, упершись ногой в стену, рассеянно постучал подошвой. - Ладно, твоя очередь. Показывай.
Шульдиху тоже пришлось зайти в дом - подарок лежал в кармане пальто, упакованный в стильный черный конверт из мелованного картона.
- Что это? - Йоджи внимательно оглядел упаковку. В глазах уже светилось предвкушение, готовность к улыбке, к радости…
- Открой.
Внутри была миниатюрная шкатулка, а в ней, на черной бархатной подложке - два золотистых кольца, каждое проткнуто двумя сходящимися в центре штырями с перекладиной на одном конце и матово-зеленым камушком на другом.
- Зажимы для сосков, - гордо пояснил Шульдих. - Магнитные. Медицинская сталь, высшее качество. И ониксы - зацени, я специально подбирал цвет под…
Чем дальше он говорил, тем сильнее ему казалось, что происходит что-то не то. У Йоджи стало очень странное лицо. Он вскинул руку, прижав запястье ко рту.
- Ты чего?
- П-погоди минутку… - Он пару раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул. - Спасибо, конечно. Ты хочешь, чтобы я их… примерил сейчас? - На последних словах голос его сорвался. Он вдруг согнулся, будто от удара в живот, и начал хохотать.
Шульдих почувствовал себя глупо. Ощущение было не то чтобы совсем незнакомым - скорее, основательно подзабытым и трудноопределимым: будто глотнул из стакана не глядя и теперь пытаешься сообразить, что же тебе туда наливали.
О чем он думал, когда выбирал такой подарок? Представлял, как Йоджи будет выглядеть - раздетый, связанный, с надранной задницей и этими штуками на сосках.
Как если бы Йоджи и вправду был его…
О черт.
- Прости. Я идиот, - честно сказал он.
- Не-не, я только… - Йоджи опять прыснул, безнадежно махнув рукой.
Шульдих привлек его к себе и, обняв, успокаивающе погладил по спине:
- Ну всё, всё. Бывает…
Йоджи затих - не обнял в ответ, но и не отстранился. Лопатки под тонкой рубашкой вздрагивали не то от холода, не то от сдерживаемого смеха. Почему-то сейчас он казался куда более близким и открытым, чем когда стоял голышом в ожидании приказов.
Кто тут еще для кого - испытание...
Шульдих сцепил зубы и велел себе думать о неприятном. Например, о Такатори.
В глубине души он гордился собственной стойкостью. И мудростью. Жизнь - череда бесконечных процессов: те, кто сломя голову гонится за результатом, упускают много интересного по пути.
- По-моему, это я идиот, - пробормотал Йоджи, не поднимая головы. - Что пытаюсь… черт.
“Ая-яй-яй, - укоризненно подумал Шульдих. - Какая скверная манера - не договаривать. Мне надо срочно заняться твоим воспитанием”.
Но не сейчас. На “сейчас” у него были другие планы. Больши-и-ие планы…
Получится или нет? Как бы там ни было, а попробовать стоит.
- Слушай, дело на миллион. Вы же цветочники, у вас должна быть омела…
Йоджи отступил и, сунув руки в карманы, задумчиво пожевал губу.
- Ага, - наконец сказал он. - Идем, покажу.
Магазин был чисто убран; в больших витринных окнах, закрытых ставнями снаружи, отражались пустой прилавок, старомодный кассовый аппарат и составленные у стены растения в горшках.
Йоджи повел его вглубь зала, где стоял большой шкаф со стеклянными дверцами. Внутри горела подсветка. На полках теснились вазы, корзины и ведерки с цветами; часть из них красовалась без всякой упаковки, другие были завернуты в прозрачный полиэтилен или бумагу. Йоджи открыл дверцу - изнутри пахнуло холодом - и, подтянув поближе ведерко, отогнул край бумаги. Шульдих увидел охапку продолговатых листьев на запутанных стеблях и россыпь жемчужно-белых ягод.
- Это точно омела? - зачем-то спросил он, прикидывая, как бы половчее перейти к главному.
Йоджи ухмыльнулся:
- Верь мне, я флорист.
А потом шагнул к нему и, обхватив ладонями лицо, прижался губами к губам.
От неожиданности Шульдих хрюкнул носом - или издал какой-то похожий, не менее унизительный звук. Он не раз вспоминал тот поцелуй, наутро после первого знакомства - шальной, непрошеный… не принятый, но и не отвергнутый. Йоджи не ответил тогда, но само ощущение его рта - мягкое соприкосновение, податливость, сладость - запомнилось и влекло: как если бы дали на пробу что-то очень вкусное, а потом оставили мечтать об этом.
Мечта сбылась раньше, чем можно было рассчитывать; это приводило в восторг - и полное замешательство.
Не то чтобы ему больше не о чем было мечтать.
Йоджи, засранец, самодовольно хохотнул ему в рот. В прошлый раз он попался врасплох и теперь явно хотел отыграться. Кончик языка пробежался по губам, уверенно раздвинул и, проскользнув внутрь, пощекотал нёбо; пальцы нежно поглаживали щеки, зарываясь в волосы на висках…
"Привык вести, да? Посмотрим..."
Шульдих закрыл глаза, упруго толкнулся языком в вечной готовности зажечь, побороться за лидерство, заставить хотеть себя еще... и тут же опомнился.
Может, сейчас Йоджи вовсе не нужно, чтобы его заставляли.
Может, главное достоинство настоящего верха - уметь вовремя перестать им быть.
Может, вот так оно и работает: то, что ты делаешь с другими - лишь часть того, что позволяешь им делать с тобой.
Йоджи оборвал поцелуй и, отвернувшись, начал деловито передвигать вазы. В попытке достать до дальней стенки он по пояс нырнул в холодильник, неосмотрительно оставив на виду туго обтянутую брюками задницу. Шульдих нервно подумал, что ему тоже не помешало бы… остудиться.
- Ух ты… - протянул он, когда убедился, что голос не дрогнет. - Похоже, в этом году я был очень хорошим мальчиком.
Йоджи выглянул наружу и смерил его грозно сощуренными глазами:
- Если ты кому-нибудь об этом расскажешь...
- Боже упаси! По-твоему, я совсем не дорожу своей репутацией?!
Йоджи покачал головой, одновременно хмурясь и усмехаясь:
- Ты знаешь, о чем я.
- Знаю, - кивнул Шульдих. - А ты знаешь, что нет нужды предупреждать меня.
- Ладно, прости. - Йоджи осторожно прикрыл стеклянную створку. - Ну что… возвращаемся?
“Нет, - подумал Шульдих. - Садимся в машину, едем в Ханэда, берем билеты на самолет… Гулять так гулять - хочешь, я покажу тебе Лас-Вегас?”
- Ага, - сказал он. - Кто первый?
- Ты. - Йоджи достал пачку и губами вытянул сигарету. - Я покурю еще.
В телевизоре кто-то надрывно вопил на одной ноте. Кен развалился на диване, подоткнув под голову подушку. Увидев Шульдиха, нехотя поднялся.
- А где Йоджи?
- Без понятия. - Шульдих сел и, взяв подушку к себе на колени, приглашающе похлопал ладонью: - Может, я сгожусь?
Кен помедлил, подозрительно моргая, а потом улегся опять. Поначалу он был заметно скован, но постепенно расслабился. Чувствовать его тяжелое теплое тело - после стояния на улице и возле холодильника - было по-домашнему приятно.
Йоджи спустился по лестнице; оценив диспозицию, выразительно приподнял бровь. Шульдих сунул руку в волосы и, ухватив себя за прядь, демонстративно поводил ею под носом. Йоджи закатил глаза и усмехнулся.
Шульдих беззвучно хохотнул. Прикольно… У них появились тайные знаки.
Йоджи не стал тесниться - сел на пол рядом с Оми, потрепав его по светлой голове, и привалился спиной к коленям Шульдиха. Кен заворчал и похлопал его по макушке, заставив сползти пониже.
Было уютно до мурашек - как в школьной раздевалке для мальчиков после удачно проведенного матча с соседской сборной...
И вдруг на секунду пробрало ознобом, будто от сквозняка. Привычный доверять ощущениям, Шульдих встрепенулся и осторожно повернул голову. Ран смотрел на него - пристально, непроницаемо. Встретившись взглядом, медленно отвел глаза.
Шульдих отвернулся, мысленно пожав плечами - но уже не сиделось, свербило и беспокоило, как если бы сам он только что получил по заднице.
Забить означало смириться, а смирение было просто не в его стиле. И потом, сегодня вечером жизнь оказалась щедра к нему, а оттого хотелось самому быть щедрым.
Он оглянулся опять и, дождавшись, когда прицел холодных глаз остановится на нем - улыбнулся. Как улыбался только своим: тем, кому был по-настоящему рад.
Ран не ответил, но жесткая линия его рта немного смягчилась. Что ж, и на том спасибо...
Шульдих расслабленно откинулся на спинку дивана и прикрыл веки, слушая, как парень на экране пытается отрезать себе руку.
Рождество обещало быть счастливым.
Глава 7 - Тихая гавань. Там теперь кое-что слегка не стыкуется с предыдущим,но это было неизбежно) Я поправлю, когда/если буду собирать фик в единое целое.
Пейринг: Шульдих/Йоджи
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Вообще-то я не планировал знакомить тебя со своими друзьями". "Тебе уже и не надо, - сказал Йоджи. - А вот мне, видно, придется".
читать дальшеНа звонок долго не отвечали - Шульдих уже решил, что все-таки ошибся дверью, хотя накануне Йоджи подробно объяснил ему по телефону, чем отличается вход в магазин от входа в жилую половину дома.
Наконец дверь распахнулась. На пороге стоял крепко сбитый, спортивного вида парень - Шульдих мысленно называл таких “живчиками” из-за исходящего от них ощущения неуемной бодрости, физической и душевной.
- Привет.
- Привет. - В голосе звучало любопытство и веселый добродушный напор. - Я Кен. А ты и есть Йоджин приятель?
- Ага. Можете звать меня “Шульдих”.
Кен покачал головой:
- Это для нас слишком сложно. Как насчет “Шу-кун”?
- Годится, - подумав, сказал Шульдих. Он поднял выше пакет, который держал в руке: - Кто-нибудь здесь пьет красное вино?
- Сейчас узнаем. За мной. - Кен пересек пространство небольшого холла, открыл еще какую-то дверь, и его фигура начала стремительно оседать. - Эй, народ, горючку привезли! - крикнул он вниз.
Шульдих, слегка задетый тем, что настоящий калифорнийский зинфандель обозвали “горючкой”, нырнул следом. Под ногами оказались ступеньки. Винтовая лестница вела в комнату без окон, ярко освещенную разноцветными гирляндами, которые свисали со стен и потолка. Одна не горела - симпатичный светловолосый юнец держал ее на весу широко расставленными руками. Тип постарше, с клочковато, как у героев аниме, остриженной шевелюрой цвета темного бордо, сосредоточенно ковырял отверткой блок управления.
- Это Шу-кун, парни, - объявил Кен, - поприветствуем его в лоне нашей дружной семьи!
Блондинчик улыбнулся и неловко пошевелил пальцами.
- Оми, держи, - недовольно одернул красноволосый.
- Прости, Ран-сан.
“Ран-сан” снял крышку блока, на минутку прихватив отвертку губами - длинными, четко очерченными, с изящной ложбинкой по центру верхней. Шульдих подумал, что, если бы такие губы сомкнулись на его члене, он бы… ну, как минимум, очень обрадовался.
Пахло жареной курицей и еще чем-то сладким и пряным. Он пристроил вино на стол, рядом с пузатой, молочного стекла бутылкой сакэ и “Чойя умешу”, на вид больше всего напоминавшим сливовый компот. Отчего-то вдруг остро вспомнилось рождество в родительском доме, в Эл-Эй: с огромной индейкой, колбасками гриль, пончиками “суфганийот”…
Шульдих вздохнул.
- А где Йоджи?
- Наряжается, - хохотнул Кен.
- Контакт отошел, - хмуро процедил Ран. - Паять надо.
- Да выбрось ты ее, - беспечно посоветовал Кен.
- Если я начну выбрасывать всё, что сломалось, у меня скоро не будет денег платить вам зарплату. - Ран поставил крышку на место и закрутил шурупы. - Оми, убери пока.
Шульдих прошелся по комнате. Обстановка была простой и, за исключением рождественских украшений, даже скуповатой; но диван казался мягким, кресло - уютным, а у стены напротив обнаружился вполне годный развлекательный центр: большой телевизор, видеомагнитофон, игровая приставка… и еще чуть дальше, на этажерке - проигрыватель для винила и коллекция пластинок в несколько рядов.
Шульдих с интересом перебрал пластинки. Коллекция была старой, но явно пополнялась. Среди шедевров японской и европейской классической музыки нашлись “Немного веры” Джо Кокера и два альбома Синатры.
Из одного конверта выпал потертый снимок девочки-подростка в нарядном кимоно. Бумага потрескалась, левый верхний угол выглядел обгоревшим. Шульдих вернул фотографию на место.
- Вот это подойдет. - Кен пробежался пальцами по конвертам и, выбрав сборник рождественских песен, включил проигрыватель. Женский голосок затянул про звонкие бубенчики.
Шульдих поморщился и, сняв пластинку, поставил Синатру.
- Не любишь бубенчики? - удивился Кен.
- Просто обожаю, - осклабился Шульдих. - Но ваши певицы невыносимы. У меня от них внутри всё слипается.
- В Японии женщины традиционно говорят на своем языке, отличном от мужского, даже когда речь идет об одних и тех же вещах. Различие, в числе прочего, выражается и фонетически. Уникальная особенность нашей культуры. Чужакам не понять.
Это было самое длинное, что Ран произнес до сих пор. Шульдих едва уловил смысл, заслушавшись голосом, глубоким и сильным, чуть бедноватым интонациями, но с лихвой возмещавшим недостаток сочным, бархатистым, ласкающим ухо тембром…
Чертова сирена.
- Ваша “уникальная особенность” - всего-навсего патриархальный пережиток, - встряхнувшись, сказал он. - Гендерный конформизм, как любое не преодоленное вовремя ограничение, стесняет естественное развитие общества, ведет к стагнации, а впоследствии - к политико-экономическим кризисам. Если вы хотите успешно интегрироваться в мировое сообщество, вам следует быть почутче к современным тенденциям.
Ран глянул на него узкими, как лезвия ножей, глазами:
- “Покупайте наши ценности или убирайтесь на обочину цивилизованного мира”?
- Типа того, - дерзко подтвердил Шульдих. - Прогресс суров, но это прогресс.
Ран растянул губы в усмешке, больше похожей на оскал, и, демонстративно отвернувшись, о чем-то заговорил с Оми. Шульдих перевел дух.
- Ну ты даешь, - тихо сказал Йоджи ему в спину.
Шульдих не удивился: еще с минуту назад почуял, что в комнате прибавилось народу.
- Да я сам половины не понял, - так же тихо признался он. - Когда меня пытаются давить интеллектом, включается автопилот.
- Мне бы такой автопилот, - хмыкнул Йоджи. - Девушки любят умных.
Шульдих обернулся. Йоджи стоял в своей любимой небрежной позе: спиной к стене, руки в карманах штанов. Рубашка с подвернутыми рукавами, застегнутая только на три средних пуговицы, показывала едва ли не больше, чем скрывала: яремную впадину, худые жилистые запястья, треугольник сливочно-смуглой кожи над ремнем. Узкие брюки обтягивали бедра и мягко обнимали длинные ноги.
- Переходи на парней, - серьезно посоветовал Шульдих. - У них другие приоритеты.
Меню отвечало всем канонам японского рождественского ужина: сируко, охаги в форме снеговиков, жареные куриные крылышки, клубничный торт со взбитыми сливками…
- Отличный набор калорий, - довольно заметил Кен. Оглядевшись, добавил: - И отличная компания девственников.
Йоджи фыркнул:
- За себя говорим, ага?
Кен снисходительно качнул головой:
- Ну ты-то, может, и не девственник, но что толку? Где твоя девушка? Почему вместо нее ты привел нам Шу-куна? А он почему пришел сюда, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь, где веселье, зажигательные танцы и горячие цыпочки? - Он потянулся к блюду с крылышками и, вскинув глаза на Йоджи, торопливо уточнил: - Живые.
Шульдих ухмыльнулся. Знал бы Кен, что сам вполне годится на роль “горячей цыпочки”... как и двое его друзей (мелкий тоже ничего, но с несовершеннолетними лучше не связываться - проблем не оберешься).
Интересно, понимает ли Йоджи, что привел лису в курятник?
Шульдих покосился на него - и поспешно согнал ухмылку с лица. Судя по пристальному, полному скрытой угрозы взгляду… очень даже понимает.
- У тебя правда были другие приглашения? - спросил Йоджи, будто это только сейчас пришло ему в голову. Тон был почти обвиняющим.
- Нет, - быстро сказал Шульдих. - Кому я нужен вообще…
Ран откупорил сакэ и, плеснув понемногу в четыре чашки, раздал всем, кроме Оми.
- А чибику? - напомнил Йоджи.
- Года через два, - отрезал Ран.
- Да ладно, Фудзимия! Мы будем пить, а он будет смотреть?
- Налейте пацану, - поддержал Шульдих. - Рождество же.
- Дешевая популярность: как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей, - едко заметил Ран в его сторону.
- Работает, да? - невинно переспросил Шульдих. - Не зря упражнялся.
- Где-нибудь в Нью-Йорке, возможно. А у нас тут другое в цене.
- Вы бранитесь, как влюбленная парочка, - сказал Йоджи. - Смотреть противно…
- Это несправедливо, Йоджи-кун, - неожиданно вмешался Оми. - Он же для тебя старается нам понравиться.
Шульдих, до этой минуты и не подозревавший, что старается кому-то понравиться, слегка опешил.
Оми обвел всех большими чистыми глазами:
- Ран-сан… и ты не должен вести себя так, будто совсем не любишь Йоджи-куна.
- Или как будто ты слишком его любишь, - хохотнув, поправил Кен.
Ран метнул в обоих взгляд, от которого воздух свистнул, словно рассеченный клинком. Кен уронил улыбку и втянул голову в плечи.
Оми обернулся к нему и не дрогнувшим голосом добавил:
- Это всех касается. - Потом взял стакан и, повертев в руках, вежливо попросил: - Лимонада налейте, пожалуйста.
Ран отстраненно молчал, не двигаясь с места. Кен съежился на своем стуле. Йоджи с преувеличенным вниманием разглядывал узор на чашке, но глаза его из-под опущенных ресниц блестели живо и любопытно.
Шульдих пожал плечами и наполнил стакан фантой.
Ран поднялся на ноги и медленно согнулся в поклоне.
- Прошу извинить мое недостойное поведение, Шульдих-сан, - ровно проговорил он.
"Аха-ха, какие церемонии", - подумал Шульдих, но вовремя прикусил язык. Он не был силен в дипломатии, но верно чуял обстановку. Сейчас от него зависело, куда повернет: на легкий освежающий скандал или мирную домашнюю попойку. Оба варианта казались равно заманчивыми. Возможно, Фудзимия втайне ожидал от него первого…
Но Йоджи наверняка предпочел бы второе.
- Взаимно. Сожалею, если показался вам самодовольным засранцем. Не буду врать, что я совсем не такой - но обычно мне лучше удается это скрывать. Вы меня немного... сбили с толку.
Йоджи ухмыльнулся, по-прежнему не отрываясь от чашки, так что получилось весьма загадочно. Фудзимия дернул уголком рта и опять устроился за столом.
- Кампай, - сухо предложил он.
Кен поставил локти перед собой, сомкнул ладони в замок и опустил голову:
- Благослови, господи боже, нас и эти дары, которые по благости твоей вкушать будем... и даруй каждому его хлеб насущный. Аминь.
Никто не отреагировал. Йоджи, с застывшим на лице выражением терпеливой скуки, нюхал сакэ.
- Ты серьезно? - недоверчиво спросил Шульдих.
- Я вырос в католическом приюте, - моргнув, пояснил Кен. - Это рефлекс.
Шульдих понимающе кивнул: рефлексы - въедливая штука. Слава Яхве, его никогда не учили молиться…
Впрочем, рвение, с которым все приступили к еде и напиткам, ничуть не уступало религиозному. Шульдих не был голоден, поэтому приналег на выпивку - но по разговорам он понял, что для парней из “Конеко” это не просто праздничное застолье, а ужин после длинного трудового дня. Синатра давно допел своё “Мечтай, мечтай, мечтай…”, но никто не обратил внимания. Обсуждали работу, планы на завтрашнюю смену, беззастенчиво сплетничали о покупателях, пару раз вскользь упомянули девчонок, охочих до флирта с симпатичными флористами… Шульдих поймал себя на лёгком уколе ревности: не к девчонкам, а к той стороне Йоджиной жизни, в которой не был главным - да что там, вообще не играл никакой роли.
Он посмаковал это чувство: оно было волнующим, немного чужеродным и в то же время странно уместным, как зинфандель в его собственном бокале в сочетании с шариками охаги.
- Всё, больше не могу… - Йоджи облизал пальцы и со вздохом откинулся на спинку стула. - Спасибо, Ран. Я не католик, но знаю, кого нам следует благодарить за хлеб насущный.
Кен и Оми горячо присоединились к благодарности. Шульдих тоже отдал дань вежливости; Фудзимия проигнорировал его, как и остальных.
- Мне надо это пережить, - заявил Кен, тяжело выдвигаясь из-за стола. - Омиччи, включай телевизор.
- Что смотреть будем? - поинтересовался Шульдих.
- “Рука-убийца”.
- Очень… по-рождественски.
Кен вскочил и с неожиданной для его состояния прытью бросился к дивану - но там, где ему надо было сделать четыре шага, Йоджи хватило трех. Он плюхнулся в середину, заложив ногу на ногу и утомленно раскинув руки. Кен бесцеремонно ткнул его в бок, заставив подвинуться. Растянулся на спине, уронив голову ему на колени, и закрыл глаза.
- Разбудите меня, когда появится Джессика Альба.
Шульдих, позабавленный этим коротким поединком, пихнул Йоджи с другой стороны и не менее решительно втиснулся между ним и подлокотником.
- Стоп. - Йоджи встревоженно заозирался. - Фудзимия, ты куда?
Ран, под шумок направлявшийся к лестнице, выматерился - тихо, но внятно.
- Наверх.
- Предатель, - горько упрекнул Йоджи. - Отщепенец. Обломщик. Мы же договорились!
- Я согласился посидеть с вами, но смотреть это вы меня не заставите, - твердо сказал Ран. - Схожу за книгой.
Он действительно принес какое-то чтиво и устроился в кресле, подобрав ноги, и только после этого Йоджи дал отмашку начинать. Оми вставил кассету в магнитофон и уселся на пол возле дивана, опершись головой о матрац.
Фильм оказался дурной смесью ужастика и пошлой молодежной комедии. Шульдих получал истинное удовольствие от сюжета, саундтрека и черных шуточек, одновременно испытывая легкую неловкость за соотечественников, распространяющих по миру забористую кинематографическую дурь.
Прав Фудзимия, не следует детям Востока смотреть американское кино. Это портит их: развращает и заражает, как индейцев - цветные стеклянные побрякушки и чумные одеяла. Если так пойдет, где потом искать сдержанность и душевное целомудрие?
Пользуясь тем, что все взгляды прикованы к экрану (за исключением того, что устремлен в книгу), он облокотился о спинку дивана и положил руку на затылок Йоджи. Помедлив, осторожно провел большим пальцем вверх, а потом вниз. Мышцы под его ладонью напряглись, но Йоджи не шевельнулся и не издал ни звука.
"Правильно, молодец…"
Шульдих вплел пальцы ему в волосы. Хорошие волосы - густые, жестковатые, как обычно у японцев. Будь они полегче, наверно, закручивались бы тугими кудряшками - их упругая сила и своенравие намекали на эту возможность, - а так просто вились нехарактерными для азиатов волнами, в которых ощущалась какая-то трогательная неправильность, какая-то…
...девиация. Прикольное слово.
Он стиснул руку, потянул, с ленивым интересом размышляя, как отреагировали бы остальные, вздумай он позабавиться с ними.
Спортсмен наверняка воскликнул бы: “Эй, ты что, сдурел?!” - и в этом возгласе был бы и гнев, и готовность к отпору, и готовность простить ошибку - что угодно, кроме одного, верного отзыва.
Малыш попросил бы отпустить его, вежливо и непреклонно - тем самым тоном, каким сказал “Это всех касается”.
Красавчик, скорей всего, не снизошел бы ни до просьб, ни до вопросов, а врезал с плеча - плечи у него широкие, а кисти длинные и крепкие, как у самураев на старинных гравюрах. И темперамент, похоже, соответствующий.
Йоджи не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Единственный из них, он понимал… нет, еще лучше: не нуждался в том, чтобы понимать. Не посвященный в сценарий, он интуитивно чувствовал линии ролей - как и сам Шульдих безошибочно почуял в нем “своего” в тот вечер в клубе - и включался моментально, еще до того, как принять сознательное решение.
Вот почему с ним так здорово было играть.
Давненько они не развлекались этим: сначала Шульдих был не в форме, затем их свободные часы категорически не совпадали… По тому, как отчетливо слышался пульс сбоку шеи, у самой кромки волос, нетрудно было догадаться: Йоджи тоже скучал.
"О да, детка..."
Шульдих потянул сильнее. Йоджи вздрогнул; дыхание едва заметно сбилось, кожа на затылке вздыбилась пупырышками.
"Вот так, прелесть: терпи и молчи. Не дай никому догадаться, что происходит…"
- Кудо, ну чего ты ерзаешь? - недовольно спросил Кен. - Сходи пописай.
Йоджи столкнул его с колен и, рывком отдернув голову - Шульдих еле успел разжать пальцы - поднялся с дивана:
- Как скажешь, Кенкен.
Быстрые шаги простучали по лестнице, в отдалении приглушенно хлопнула дверь. Шульдих выждал пару минут для конспирации, а потом отправился следом.
Туман клочьями плыл в свете фонаря, смешиваясь с табачным дымом. Шульдих обхватил себя руками, с улыбкой глядя на Йоджи. Всё было на месте: и отдаленный гул улицы, и пробирающая свежесть; и как он курил, поднося сигарету ко рту раскрытой ладонью - то еще кино, горячее любой порнухи…
Отличный вечер.
- Не делай так больше. - Изо рта Йоджи просочилось сизое облачко. - В смысле… не при них, ясно?
- Почему? - спросил Шульдих. - Тебе понравилось.
Йоджи тихо фыркнул - ноздри дрогнули, выпуская дым.
- Не хочу рисковать.
Шульдих подумал. Сам он считал, что удовольствие всегда стоит риска. Кроуфорд находил такую позицию спорной (а порой и откровенно идиотской), но Кроуфорд - унылый зануда, помешанный на правилах и инструкциях. Йоджи - другое дело.
- Это мои друзья. Ты обещал, что они не узнают.
- Обещал и не отказываюсь. Какие проблемы?
Вопрос и вправду требовал прояснения: Шульдих не испытывал большого пиетета к чужим болевым точкам и отдавал себе отчет, что иногда ему не хватает чуткости, а Йоджи полагалось особое внимание как его нижнему…
Окей, ладно. Не только как нижнему.
Внезапно его осенило. Губы сами собой растянулись в ухмылку.
- О. Так ты не во мне сомневаешься, а в себе? Я - слишком тяжкое испытание для твоей выдержки?
Он подступил ближе, оперся руками о стену по обеим сторонам от Йоджи. Чтобы выглядеть внушительно, не надо иметь преимущество в росте или комплекции - главное вести себя так, будто имеешь право.
Кто хочет, может называть это наглостью.
- Расслабься, - вкрадчиво шепнул он. - Я знаю пределы твоего терпения. Я тебя контролирую.
- Заткнись. - Йоджи выдохнул в сторону - струйка вышла неровной, прерывистой. - “Я, я, я”... Ты хоть иногда думаешь о ком-то, кроме себя?
- Ага. О тебе, - соткровенничал Шульдих.
Йоджи неопределенно хмыкнул, оставив признание без ответа. Хлопнул его по рукам, высвобождаясь - решительно, но не нарочито. Без обид - сейчас он имел право на куда более жесткий отпор. Шульдих понимал, что выходит за рамки договоренности: не делом, но помышленьем, как выразился бы Фарфи…
"Но тебе это нравится".
- Между прочим, я приготовил тебе подарок.
- И я. - Йоджи затушил окурок о стену - жест еще выдавал досаду, но в лице промелькнуло веселое оживление. - Погоди тут.
Шульдих озадаченно прицокнул языком. Он почти не сомневался, что будет единственным, кто подумал о подарке, и даже предвкушал, как смутит Йоджи самим этим фактом…
Ну, по крайней мере, он не оказался единственным без подарка, хвала собственной предусмотрительности.
Йоджи вынырнул из-за двери и протянул ему небольшой затейливо сложенный бумажный сверток. Внутри ощущалось что-то мягкое.
- Я открою? - на всякий случай уточнил Шульдих.
- Конечно.
Он не сразу сообразил, как развернуть, а рвать не хотелось. Йоджи не лез - молча смотрел, как он возится. Наконец сверток распался, и оттуда появились… варежки. Пушистые, ярко-оранжевые. В середине каждой - там, где тыльная сторона ладони - торчали две блестящих бусинки-глаза и крошечный черный нос, под которым топорщились жесткие ниточки усов.
Ох уж эти японцы… И главное, поди разбери, всерьез они или прикалываются.
Шульдих категорически не в силах был представить эти варежки на своих руках.
- Я не смогу их носить. Мне кажется, они на меня смотрят.
- Тогда купи им клетку, - невозмутимо предложил Йоджи. - У тебя в детстве были питомцы?
- Ага. Кролик.
- И ты хорошо с ним обращался?
- Обижаешь… Любил как родного.
- В твоем случае это может означать много… интересных вещей, - хохотнув, возразил он.
Шульдих фыркнул:
- О, только не делай вид, будто ты против.
- Я не кролик. - Йоджи опустил голову и, упершись ногой в стену, рассеянно постучал подошвой. - Ладно, твоя очередь. Показывай.
Шульдиху тоже пришлось зайти в дом - подарок лежал в кармане пальто, упакованный в стильный черный конверт из мелованного картона.
- Что это? - Йоджи внимательно оглядел упаковку. В глазах уже светилось предвкушение, готовность к улыбке, к радости…
- Открой.
Внутри была миниатюрная шкатулка, а в ней, на черной бархатной подложке - два золотистых кольца, каждое проткнуто двумя сходящимися в центре штырями с перекладиной на одном конце и матово-зеленым камушком на другом.
- Зажимы для сосков, - гордо пояснил Шульдих. - Магнитные. Медицинская сталь, высшее качество. И ониксы - зацени, я специально подбирал цвет под…
Чем дальше он говорил, тем сильнее ему казалось, что происходит что-то не то. У Йоджи стало очень странное лицо. Он вскинул руку, прижав запястье ко рту.
- Ты чего?
- П-погоди минутку… - Он пару раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул. - Спасибо, конечно. Ты хочешь, чтобы я их… примерил сейчас? - На последних словах голос его сорвался. Он вдруг согнулся, будто от удара в живот, и начал хохотать.
Шульдих почувствовал себя глупо. Ощущение было не то чтобы совсем незнакомым - скорее, основательно подзабытым и трудноопределимым: будто глотнул из стакана не глядя и теперь пытаешься сообразить, что же тебе туда наливали.
О чем он думал, когда выбирал такой подарок? Представлял, как Йоджи будет выглядеть - раздетый, связанный, с надранной задницей и этими штуками на сосках.
Как если бы Йоджи и вправду был его…
О черт.
- Прости. Я идиот, - честно сказал он.
- Не-не, я только… - Йоджи опять прыснул, безнадежно махнув рукой.
Шульдих привлек его к себе и, обняв, успокаивающе погладил по спине:
- Ну всё, всё. Бывает…
Йоджи затих - не обнял в ответ, но и не отстранился. Лопатки под тонкой рубашкой вздрагивали не то от холода, не то от сдерживаемого смеха. Почему-то сейчас он казался куда более близким и открытым, чем когда стоял голышом в ожидании приказов.
Кто тут еще для кого - испытание...
Шульдих сцепил зубы и велел себе думать о неприятном. Например, о Такатори.
В глубине души он гордился собственной стойкостью. И мудростью. Жизнь - череда бесконечных процессов: те, кто сломя голову гонится за результатом, упускают много интересного по пути.
- По-моему, это я идиот, - пробормотал Йоджи, не поднимая головы. - Что пытаюсь… черт.
“Ая-яй-яй, - укоризненно подумал Шульдих. - Какая скверная манера - не договаривать. Мне надо срочно заняться твоим воспитанием”.
Но не сейчас. На “сейчас” у него были другие планы. Больши-и-ие планы…
Получится или нет? Как бы там ни было, а попробовать стоит.
- Слушай, дело на миллион. Вы же цветочники, у вас должна быть омела…
Йоджи отступил и, сунув руки в карманы, задумчиво пожевал губу.
- Ага, - наконец сказал он. - Идем, покажу.
Магазин был чисто убран; в больших витринных окнах, закрытых ставнями снаружи, отражались пустой прилавок, старомодный кассовый аппарат и составленные у стены растения в горшках.
Йоджи повел его вглубь зала, где стоял большой шкаф со стеклянными дверцами. Внутри горела подсветка. На полках теснились вазы, корзины и ведерки с цветами; часть из них красовалась без всякой упаковки, другие были завернуты в прозрачный полиэтилен или бумагу. Йоджи открыл дверцу - изнутри пахнуло холодом - и, подтянув поближе ведерко, отогнул край бумаги. Шульдих увидел охапку продолговатых листьев на запутанных стеблях и россыпь жемчужно-белых ягод.
- Это точно омела? - зачем-то спросил он, прикидывая, как бы половчее перейти к главному.
Йоджи ухмыльнулся:
- Верь мне, я флорист.
А потом шагнул к нему и, обхватив ладонями лицо, прижался губами к губам.
От неожиданности Шульдих хрюкнул носом - или издал какой-то похожий, не менее унизительный звук. Он не раз вспоминал тот поцелуй, наутро после первого знакомства - шальной, непрошеный… не принятый, но и не отвергнутый. Йоджи не ответил тогда, но само ощущение его рта - мягкое соприкосновение, податливость, сладость - запомнилось и влекло: как если бы дали на пробу что-то очень вкусное, а потом оставили мечтать об этом.
Мечта сбылась раньше, чем можно было рассчитывать; это приводило в восторг - и полное замешательство.
Не то чтобы ему больше не о чем было мечтать.
Йоджи, засранец, самодовольно хохотнул ему в рот. В прошлый раз он попался врасплох и теперь явно хотел отыграться. Кончик языка пробежался по губам, уверенно раздвинул и, проскользнув внутрь, пощекотал нёбо; пальцы нежно поглаживали щеки, зарываясь в волосы на висках…
"Привык вести, да? Посмотрим..."
Шульдих закрыл глаза, упруго толкнулся языком в вечной готовности зажечь, побороться за лидерство, заставить хотеть себя еще... и тут же опомнился.
Может, сейчас Йоджи вовсе не нужно, чтобы его заставляли.
Может, главное достоинство настоящего верха - уметь вовремя перестать им быть.
Может, вот так оно и работает: то, что ты делаешь с другими - лишь часть того, что позволяешь им делать с тобой.
Йоджи оборвал поцелуй и, отвернувшись, начал деловито передвигать вазы. В попытке достать до дальней стенки он по пояс нырнул в холодильник, неосмотрительно оставив на виду туго обтянутую брюками задницу. Шульдих нервно подумал, что ему тоже не помешало бы… остудиться.
- Ух ты… - протянул он, когда убедился, что голос не дрогнет. - Похоже, в этом году я был очень хорошим мальчиком.
Йоджи выглянул наружу и смерил его грозно сощуренными глазами:
- Если ты кому-нибудь об этом расскажешь...
- Боже упаси! По-твоему, я совсем не дорожу своей репутацией?!
Йоджи покачал головой, одновременно хмурясь и усмехаясь:
- Ты знаешь, о чем я.
- Знаю, - кивнул Шульдих. - А ты знаешь, что нет нужды предупреждать меня.
- Ладно, прости. - Йоджи осторожно прикрыл стеклянную створку. - Ну что… возвращаемся?
“Нет, - подумал Шульдих. - Садимся в машину, едем в Ханэда, берем билеты на самолет… Гулять так гулять - хочешь, я покажу тебе Лас-Вегас?”
- Ага, - сказал он. - Кто первый?
- Ты. - Йоджи достал пачку и губами вытянул сигарету. - Я покурю еще.
В телевизоре кто-то надрывно вопил на одной ноте. Кен развалился на диване, подоткнув под голову подушку. Увидев Шульдиха, нехотя поднялся.
- А где Йоджи?
- Без понятия. - Шульдих сел и, взяв подушку к себе на колени, приглашающе похлопал ладонью: - Может, я сгожусь?
Кен помедлил, подозрительно моргая, а потом улегся опять. Поначалу он был заметно скован, но постепенно расслабился. Чувствовать его тяжелое теплое тело - после стояния на улице и возле холодильника - было по-домашнему приятно.
Йоджи спустился по лестнице; оценив диспозицию, выразительно приподнял бровь. Шульдих сунул руку в волосы и, ухватив себя за прядь, демонстративно поводил ею под носом. Йоджи закатил глаза и усмехнулся.
Шульдих беззвучно хохотнул. Прикольно… У них появились тайные знаки.
Йоджи не стал тесниться - сел на пол рядом с Оми, потрепав его по светлой голове, и привалился спиной к коленям Шульдиха. Кен заворчал и похлопал его по макушке, заставив сползти пониже.
Было уютно до мурашек - как в школьной раздевалке для мальчиков после удачно проведенного матча с соседской сборной...
И вдруг на секунду пробрало ознобом, будто от сквозняка. Привычный доверять ощущениям, Шульдих встрепенулся и осторожно повернул голову. Ран смотрел на него - пристально, непроницаемо. Встретившись взглядом, медленно отвел глаза.
Шульдих отвернулся, мысленно пожав плечами - но уже не сиделось, свербило и беспокоило, как если бы сам он только что получил по заднице.
Забить означало смириться, а смирение было просто не в его стиле. И потом, сегодня вечером жизнь оказалась щедра к нему, а оттого хотелось самому быть щедрым.
Он оглянулся опять и, дождавшись, когда прицел холодных глаз остановится на нем - улыбнулся. Как улыбался только своим: тем, кому был по-настоящему рад.
Ран не ответил, но жесткая линия его рта немного смягчилась. Что ж, и на том спасибо...
Шульдих расслабленно откинулся на спинку дивана и прикрыл веки, слушая, как парень на экране пытается отрезать себе руку.
Рождество обещало быть счастливым.
Глава 7 - Тихая гавань. Там теперь кое-что слегка не стыкуется с предыдущим,
@темы: OTP, Тексты, WK, Инь, ян и немножко везенья
-
-
22.01.2017 в 23:32" Гендерный конформизм, как любое не преодоленное вовремя ограничение, стесняет естественное развитие общества, ведет к стагнации, а впоследствии - к политико-экономическим кризисам." - ну это... родство не отменить, да.
"А он почему пришел сюда, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь, где веселье, зажигательные танцы и горячие цыпочки? - торопливо уточнил: - Живые." - миленькое уточнение.
Ран... гмм.. без комментариев. Он и в Африке Ран.
"Оми обвел всех большими чистыми глазами:
- Ран-сан… и ты не должен вести себя так, будто совсем не любишь Йоджи-куна.
- Это всех касается. - " - законодательная власть.
"Ран метнул в обоих взгляд, от которого воздух свистнул, словно рассеченный клинком." - исполнительная власть.
"- Зажимы для сосков, - гордо пояснил Шульдих. - Магнитные." -
-
-
23.01.2017 в 11:10Дадада
ну это... родство не отменить, да.
К нему не могло не прилипнуть, даже если он очень сопротивлялся
Ран... гмм.. без комментариев. Он и в Африке Ран.
Если посмотреть на происходящее его глазами, окажется, что он - само терпение и вежливость)))
законодательная власть. исполнительная власть.
Ран
почему-тодумает, что именно он тут - и законодательная, и исполнительная-
-
23.01.2017 в 12:04"Шульдих, до этой минуты и не подозревавший, что старается кому-то понравиться, слегка опешил. " - не то чтобы старается, но имеет в виду.
-
-
23.01.2017 в 14:54-
-
23.01.2017 в 17:05Ран такой... Фудзимия!
Интересно, понимает ли Йоджи, что привел лису в курятник? это такая прелесть
Думается, в этом курятнике лиса будет себя вести примерно
улыбнулся. Как улыбался только своим: тем, кому был по-настоящему рад. он и правда старается. И это такая красивая нота - почти такая же, как их поцелуй
-
-
23.01.2017 в 19:36Ран такой... Фудзимия!
Ну, за это мы его и любим
Думается, в этом курятнике лиса будет себя вести примерно
Разве что иногда будет похищать кроликаон и правда старается.
Да. Совершенно неожиданно для себя))
Спасибо большое!
-
-
24.01.2017 в 04:04Как насчет “Шу-кун”?- Годится, - подумав, сказал Шульдих.
да, я бы тоже подумала
калифорнийский зинфандель
ыыыы!!! как это мииило)))))
- В Японии женщины традиционно говорят на своем языке, отличном от мужского, даже когда речь идет об одних и тех же вещах. Различие, в числе прочего, выражается и фонетически. Уникальная особенность нашей культуры. Чужакам не понять.
- Ваша “уникальная особенность” - всего-навсего патриархальный пережиток, - встряхнувшись, сказал он. - Гендерный конформизм, как любое не преодоленное вовремя ограничение, стесняет естественное развитие общества, ведет к стагнации, а впоследствии - к политико-экономическим кризисам. Если вы хотите успешно интегрироваться в мировое сообщество, вам следует быть почутче к современным тенденциям.
и что-то я внезапно волнуюсь
Шульдих не удивился: еще с минуту назад почуял, что в комнате прибавилось народу.
а, всё, уже не волнуюсь
- Это несправедливо, Йоджи-кун, - неожиданно вмешался Оми. - Он же для тебя старается нам понравиться.
Шульдих понимающе кивнул: рефлексы - въедливая штука. Слава Яхве, его никогда не учили молиться…
спасибо!
волюспособность комментировать - очень слитно и не оторваться даже на копипасту))-
-
24.01.2017 в 11:37Спасибо! Ужасно рада, что тебе понравилось))
да, я бы тоже подумала
Оми, однако, понадобилось гораздо меньше слов
Дадада))) Он вообще умница
Эх, да что там, они все мне ужасно нравятся)) И, с одной стороны, хотелось бы проних еще: и про Кена, и о том, какой Ран: жесткий и требовательный до самодурства - и в то же время щедрый и заботливый; и о том, как Оми потихоньку учится рулить всеми, пользуясь имиджем ангелочка)) И о том, как все они любят Йоджи - каждый по-своему - и как важны для него... А с другой стороны, я вижу, что это не будет органично: история не о них, и в общих чертах - "крупным планом" - я знаю, что будет дальше: туда всё это не поместится.
-
-
24.01.2017 в 12:05-
-
24.01.2017 в 12:29Скорее, спонтанно-намеренным)))
Ему, как не раз уже было отмечено, нравится чувствовать себя желанным, и он конечно понял, к чему Шульдих клонит) Может, и не собирался поддаваться. Просто сначала его вело любопытство: ладно, давай посмотрим, как ты это обставишь... А потом в один момент: а, да что там... иди сюда - ну, как тебе это?
Потому что, если отбросить все игры и условности - его же тянет к Шульдиху ничуть не меньше, чем того к нему. И в тех же самых смыслах)
-
-
24.01.2017 в 14:24А с другой стороны, я вижу, что это не будет органично: история не о них, и в общих чертах - "крупным планом" - я знаю, что будет дальше: туда всё это не поместится.
да, всё справедливо
но, может, вбоквел?
-
-
24.01.2017 в 14:53может, вбоквел?
У меня была такая мысль)Ох, мне бы сначала с основной частью справиться
-
-
24.01.2017 в 15:18и правильно была! очень клёвые вышли. Бум надеятся
-
-
02.02.2017 в 23:09А то пока это лучшая шутка в тексте
-
-
03.02.2017 в 09:55Дайте людям есть, что они хотят!!!А если я уберу, какая станет лучшей?