Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
И у меня по-прежнему нет других слов, кроме: господи, какой же он охуенный!
В комментах на Фейсбуке какой-то идиот кто-то особо проницательный заявил, что фото "выглядит по-гейски" и что "не надо так, фаны не поймут". Его, конечно, дружно запинали, но среди аргументов попалось прекрасное: "And to be perfectly clear, Rob Thomas is not above suspicion that Mari is his beard". Даладна
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Боже, это так ужасно, что просто не оторваться!
Шел 84 год, они пели как могли)) Из комментов: - Love this song but he looks at the camera like he will check your prostate forcefully , tie you down and fuck you sideways. - Before watching the video: You're just thinking dirty, you weirdo. After: Oh, oh my god
А песня действительно неплохая, и Guano Apes перепели ее офигенно. Шестнадцать лет спустя. читать дальше
Название: Мы привыкаем к темноте (когда погашен свет) (Цикл "Инерция") Автор: Eleanor K. Оригинал: тут Переводчик: elinorwise Разрешение на перевод: получено Пейринг: Йоджи х Шульдих Рейтинг: NC-17
читать дальшеШульдих не просыпался. Ничего удивительного, его же накачали веществами под завязку. Да он и без того был не очень - исхудал, под глазами залегли глубокие тени, на спине пролежни… Отчасти Йоджи даже понимал сотрудников дурки: попробуй-ка поухаживай за пациентом, когда у тебя от него в буквальном смысле мурашки по коже. Им, наверно, казалось, что они тоже сходят с ума. Гостиничный номер был крошечным - четыре шага от стены до стены - и серым от пола до потолка. Не лучшее место, чтобы отвлечься от насущных проблем. Шульдиху надо в больницу. Только ему нельзя в больницу. Рехнуться можно… Йоджи пытался поить его с ложечки, но Шульдих давился и захлебывался, а вода тут же выходила обратно. Хорошо бы капельницу... Оми умел подключать капельницу. Любой из Вайсс умел накладывать швы и оказывать первую помощь - но всем им было далеко до Оми, который даже мог вставить катетер (что до самого Йоджи, так он был только рад, что не владеет этим искусством). А еще у Оми было больше причин ненавидеть Шульдиха, чем у них всех. Аина-то сестра жива. В отличие от Оки. Как ни крути, а выходило, что Шульдих обречен - не на смерть, так на возвращение в психушку. Хотя вообще-то Оми куда менее кровожаден, чем Ая... обычно. Йоджи позвонил. - Ну что? - раздался в трубке голос Ран. - Он… кхм… в порядке? - Оми там? - Нет, он, кажется, у дедушки. Ты не ответил на мой вопрос. - У Оми есть дедушка? - удивился Йоджи. - Наверно. Слушай, так он в порядке или что? Йоджи поколебался. До сих пор она справлялась неплохо - прикрывала его и держала язык за зубами… - Нет. Все еще без сознания. Мне надо поговорить с Оми. Не знаешь, когда он вернется? - Вроде как сегодня. Я не видела его с того вечера, когда мы с тобой… эээ… кое-что сделали. - Ая нас слышит? - Немножко. - Тогда кончай пороть чушь, которой он обязательно заинтересуется. К тому же “кое-что сделали” звучит так, будто у нас был секс, а Ая прикончит меня за одну только мысль, что мы с тобой тр… занимались любовью. - Глупости какие. Ничего он тебе не… ой, а вот и Оми! Дать ему трубку? - Давай. Ситуация была не из тех, что можно объяснить по телефону - поэтому Йоджи вызвал Оми в гостиницу и встретил в коридоре за дверью номера. Оми было не узнать: черная водолазка смотрелась очень даже ничего - особенно по сравнению с прошлыми нарядами - но волосы… - Ты что, покрасился? Ездил к дедушке, чтобы покраситься? Может, еще завивку сделаешь? - Всего-то чуть потемнее! - вспыхнул Оми. - Мне не помешает выглядеть серьезней. Я… я теперь глава Критикер. - Он быстро оглядел коридор. - Так и будем тут стоять? - Ты… что? - Йоджи потрясенно качнул головой. - С места не двинусь, пока не объяснишь. - Мой дедушка… - Никто и понятия не имел, что у тебя есть дедушка. - Я сам не знал! Зачем бы мне скрывать от вас? Так вот, он вроде как основал Критикер. Что-то типа семейного бизнеса, наряду с убийствами и грязными политическими интригами. В общем, я его наследник. - Значит… мы теперь работаем на тебя? - Типа того. В каком-то смысле. - Оми помялся, уставившись на носки своих новых туфель. - Ая меня возненавидит, да? - Без понятия. Собираешься завербовать его сестренку? - Она сама хочет. И потом, она ведь не подкачала, когда вы спасали Шульдиха из клиники. Йоджи застыл с разинутым ртом. Оми слабо улыбнулся: - Я теперь много чего знаю. В том числе о том, что ты ездил в Европу со Шварц, когда мы распались. Всё в порядке. Я не сержусь. Йоджи осел, прислонившись к стене. Наверно, надо было что-то ответить, но ничего не приходило в голову. Он попытался отдышаться и прочистил горло. - Тогда, может, ты не откажешься воткнуть ему капельницу? - Мы отвезем его в “Волшебный автобус”. Обещаю, его больше не будут ни запирать, ни колоть наркотиками. - Оми… - Я думаю… Кхм… Лучше называй меня Мамору. - Он потянул за ворот водолазки. - Мне надо привыкнуть. Уже в больнице, сидя у постели Шульдиха, Йоджи вздремнул впервые за последние три дня. Впервые за год спалось без кошмаров.
*** Вайсс (включая Ран) провели совещание в приемном покое больницы, и может, именно поэтому оно прошло ровно: каждый помнил, каково это - сидеть здесь, глядя в темные окна, зная, что к утру их может стать на одного меньше. - Я взял Наги Наоэ на работу, - сообщил Оми. Ая вскинул голову от пустой кофейной чашки. Новости о Шульдихе он принял с почти пугающим спокойствием - впрочем, его и не стали посвящать в подробности - а теперь наконец ожил. - Взял на работу, - тихо повторил он. - Он пришел ко мне, - пояснил Оми, - и предложил свои услуги. Вы видели, что он творил на маяке. Я что, дурак - отказываться? - Ты что, дурак - соглашаться? Они убили твою… Они убили Оку. Похитили мою сестру. Работали на Такатори. Ая говорил негромко, рассудительно. Интересно, подумал Йоджи, как скоро все начнут орать. Оми подобрался. - Ран в безопасности. Оку не вернуть. Я думаю, предложение Наоэ было сделано от чистого сердца. И я его принимаю. - В голосе ясно слышалось “Смирись или убирайся”. Ая поднялся и вышел. Йоджи ожидал, что кто-нибудь последует за ним, но остальные не двинулись с места. Даже Ран (подбородок у нее так поджался, что было почти слышно, как скрипят зубы). Кен сидел как и прежде, уставившись в пол. Оми сник. Выругавшись, Йоджи вскочил и выбежал следом. Догнав Аю в коридоре, преградил ему путь к двери. - Ты же понимаешь, что так нельзя. - Ая сгорбился, сунув руки в карманы. Отросшая челка упала на глаза. - Нет, - сказал Йоджи. - Я давно перестал понимать, что можно, а что нельзя. - Только потому, что трахаешь его? - Не в этом дело. Тот первый тип, которого я задушил… - Он вздохнул, опять вспомнив выпученные глаза и свесившийся язык мертвеца. - Конечно, он был мерзавцем. Все равно нельзя было убивать его? Наверно. Или все-таки можно - потому что теперь он уже никому не навредит? Я запутался… Ая поднял голову и недоуменно нахмурился: - Это необходимость. То, что мы делали, было необходимо. Ты хоть представляешь, скольких мы спасли от смерти? - Чего я не представляю, так это как докатился до того, чтобы трахаться с парнем, убившим… - Йоджи осекся, по-прежнему не уверенный, кем именно она приходилась Оми, - убившим Оку. Похитившим Ран. И почему вы до сих пор не набили мне морду? - Когда она очнулась, я думал, теперь всё кончится. Но ничего не кончилось, да? Слишком поздно. - Ая пристально, настойчиво смотрел на него. Чьи-то шаги эхом отдались по коридору. Йоджи прислонился к стене. Гладкий пластик казался теплым. - Ага. Может, для тебя еще нет - а для нас-то поздно. Давно уже. - Даже для Кена? - Слушай, Кен намеренно выбрал оружие, от которого он сам в крови с ног до головы. Сдается мне, он уже до Вайсс был таким. - Йоджи задумчиво пожевал губу. - Оми… то есть, Мамору… хочет отправить его к мозгоправу. Вернее, нас всех. Ая фыркнул: - Сам тоже пойдет? - Не сомневайся. Ая отвел глаза, по-прежнему держа руки в карманах. - Это не та жизнь, о которой я мечтал. - Да уж само собой, - кивнул Йоджи. - Черт, можно подумать, кто-нибудь в детстве мечтает: “Мама, когда я вырасту, то стану убийцей!” Он заметил, как шевельнулись Аины губы в слабом подобии улыбки. На время повисло молчание. Мимо сновали какие-то люди, оставляя за собой запах латекса и антисептиков. - Любишь его? - наконец спросил Ая. Йоджи вздрогнул. Ая почти никогда не спрашивал о личном - но если уж начинал, вопросы были не из простых. - Нет. Не знаю. Это имеет значение? Ая опять улыбнулся. Вид у него был такой, словно он пришел к какому-то решению. - Нет, - согласился он. - Пожалуй, не имеет. Он положил руку на плечо Йоджи, крепко сжал, а потом притянул в не менее крепкое объятие, стиснув почти до синяков. В его тощих руках скрывалась большая сила. Когда он ушел, Йоджи вернулся к остальным. Мамору встрепенулся, отдернув ото рта палец с обгрызенным ногтем. - Он придет обратно? - Да. - Когда? Он сказал? - Нет. Но он придет. Кен озабоченно постучал ногой по полу: - На праздник-то успеет? - Кен! - Мамору хлопнул его по колену. Йоджи растерянно переводил взгляд с одного на другого. Завтра его день рожденья. Он совсем забыл. - Прошу прощенья? - сказал он. - Куда успеет? Я не расслышал. - Никуда! - смутился Кен. - Никуда. Неважно. Мамору явно понял, что Йоджи притворяется. Скорей всего, и Кен тоже понял. Разговор свернул на другие темы.
*** Шульдих очнулся после полуночи. Йоджи узнал об этом по телефону от дежурной медсестры. Шульдих вылез из постели, отбил пистолет у охранника и забаррикадировался в подсобке на пятом этаже. Йоджи закатил глаза и рванул в больницу, трижды проехав на красный свет. Он постучал в подсобку, прижавшись к стене сбоку. Шульдих выстрелил сквозь дверь на уровне паха. - Грязный приемчик, - сказал Йоджи. - Не трать патроны, так ты отсюда не выберешься. Наступила тишина. Йоджи взял предложенную кем-то чашку кофе и, соскользнув по стене, уселся на пол. Он чувствовал, как Шульдих роется у него в мозгу. Было почти приятно. Интересно, что скажет на это мозгоправ, которого нашел им Мамору. “Наги работает на этого тупого блондинчика?” “Мы все на него работаем”. Дверь распахнулась. - На меня не рассчитывайте, - сказал Шульдих. - Тебя не заставят никого убивать. - Йоджи усмехнулся. - Остынь. Без тебя обойдемся. - Засранец. Йоджи почувствовал, что внутри отпускает. Надо же, он и не сознавал, что так напряжен… - От такого слышу. - Я тут не останусь. От человека, который только сегодня вышел из комы, прозвучало более чем решительно. Йоджи вспомнил, как Шульдих однажды обмолвился о своем отношении к больницам. Поэтому он не стал спорить. - Ладно. Тогда приходи на вечеринку. - Что? - У меня день рожденья. Кен совершенно не умеет хранить секреты. - С днем рожденья, еба, - сказал Шульдих, прежде чем отрубиться. Йоджи сгрузил его в машину, вопреки протестам врачей, и привез к себе. В постели Шульдих бессознательно прижимался к нему, как ракета с тепловым наведением, обхватив сзади ледяными руками. Когда Йоджи проснулся, Шульдиха рядом не было. В ванной шумела вода. В дальнем конце кровати, скрестив ноги по-турецки, восседала Ран. - Охренеть, - сказала она. - Ага, - согласился Йоджи. Ая убьет его за то, что научил ее плохим словам. - Оми приготовил тебе торт. - Он хочет, чтобы теперь его называли Мамору. Она выразительно закатила глаза: - Хотеть не вредно. Раскомандовался! - Ну, он же наш командир. - На нем фартук с котятами. - Понимаю. Ран постучала ногтем по зубам, потом кивнула в сторону ванной: - Он здесь? - Похоже на то. Как раз в этот момент Шульдих и явился перед ней в одном только полотенце на бедрах. На минутку оба застыли, глядя друг на друга, а затем одновременно повернулись к Йоджи. - Она сказала, что не злится на тебя, - сообщил Йоджи. - Ты говорил со мной, - очень тихо сказала Ран. Она побледнела, крепко стиснув руки в карманах джинсов, но не двинулась с места. Шульдих молчал, придерживая полотенце одной рукой. Он тоже как-то поблек и притих, будто пытался что-то вспомнить. - Прости, что мы… ээ… хотели вселить в тебя демона, - медленно проговорил он наконец. - Зачем вы это делали? - Голос Ран упал почти до шепота. - Без понятия. Кроуфорда надо спросить. Она вздернула подбородок, совсем как Ая: - Я спрошу. Потом сползла с кровати и попятилась к двери, не спуская с Шульдиха глаз. - Пойду заварю чай. Не выходите отсюда, мы еще не всё украсили. Шульдих плюхнулся на ее место. - А ты еще говоришь, мои друзья странные! - Ты таскал чертову стелу, ввязался в ритуал с демоном и так далее - и даже не знаешь, зачем? - удивился Йоджи. - Никогда бы не подумал, что ты кому-то настолько доверяешь. Шульдих глянул на него, как на идиота: - Какое еще доверие? Это всё Кроуфорд. - А я о чем? - Ты просто его не знаешь. Он соображает, что делает. Как сказал, так и будет. Только и всего. - Кажется, на этот раз не сработало. - Он не ошибается. Значит, так и было задумано. - Дурацкий какой-то план. Шульдих пожал плечами: - Что бы ни случилось, всегда могло быть хуже. Теперь это было похоже не столько на доверие, сколько на веру. - Кончай представлять его бородатым и в мантии! Что за чушь! - Ага. Не очень-то вяжется с очками и ухмылкой, - кивнул Йоджи. - Мы все живы. И в своем уме - кроме Фарфа, конечно. Старые пердуны погибли. По всей вероятности, нас тоже считают мертвыми. Не самый паршивый расклад. - Пожалуй. Шульдих оделся, а вскоре за ними зашел Кен. Все кричали “Сюрприз!”, даже Шульдих. На завтрак был торт.
*** Месяц спустя и Йоджи, и Ран полностью поправились. Шульдих набирал вес и опять отращивал волосы. Мускулы у него тоже окрепли, и получать от него кулаком в плечо в ответ на какую-нибудь глупость было по-настоящему больно. А глупостей Йоджи болтал немало - гораздо больше, чем обычно - хоть и знал, что Шульдих видит его насквозь. Приближалось лето. На улице зацвели цветы. Шульдих страдал аллергией и изводил кучу бумажных носовых платков, разбрасывая их где попало, чем приводил Кена в негодование. Ран с пугающей целеустремленностью занялась тренировками - бегала по пять километров и отжималась пятьдесят раз без перерыва. Йоджи каждый день давал ей уроки самообороны на заднем дворе. Больше делать было нечего. Мамору растворился в новой жизни, пообещав звонить, если что-нибудь понадобится. Йоджи начинал подозревать, что это не более чем обещание. Они с Ран как раз махались палками на улице - что-то среднее между игрой и тренировкой - когда подъехала машина. Шульдих дремал в траве, накачавшись лекарством. Кен подбрасывал головой футбольный мяч, вслух считая удары. Машина была черная, блестящая, с тонированными стеклами. Йоджи понял, кто в ней, по тому, как Шульдих расплылся в ухмылке. Дверь открылась, и Кроуфорд ступил на крохотный газончик перед домом. - Йо, Брэд. - Шульдих не поднялся с травы и даже не сел. Кроуфорд подошел ближе и ткнул его носком ботинка: - Всё такой же лентяй. - И не говори. Кроуфорд обернулся к остальным. Ран вытянула палку перед собой, как меч. Как если бы владела мечом. - Зачем вы это делали? По опыту знакомства с Кроуфордом Йоджи ждал, что тот просто отмахнется. Кроуфорд помолчал, глядя на нее, но как будто немного сквозь. - Представь будущее как множество разветвленных путей. Я старался сворачивать там, где нас не должны были убить. - Нас? - Шварц, разумеется. Вероятность вашего выживания не влияла на мои рассчеты. - А ваше, значит, требовало пробуждения демона? - О, этот ритуал всё равно бы не сработал. Он изначально никуда не годился. - Тогда зачем вы это делали?! - Ран яростно взмахнула палкой. - Зачем втянули нас? Убили моих родителей? Похитили меня? К чему это всё, если вы знали, что ничего не получится?! Кроуфорд приподнял брови: - Твоих родителей убил Такатори. С момента, когда обнаружилось, что твой возраст в коме не меняется, стало ясно, что Старейшины обязательно попытаются провести церемонию. Но они были слишком слабы. Их объединенных усилий не хватило бы даже подразнить эту тварь. - И тогда это сделали вы. - Да. - Хотя знали, что не сработает. - Да. Но зато я сумел разбудить тебя. Все потрясенно уставились на него - только Шульдих безмятежно улыбнулся. Интересно, подумал Йоджи, видит ли кто-нибудь, что ботинок по-прежнему упирается ему в ребра, и как Шульдих придерживает Кроуфорда за щиколотку. - Нас будут выслеживать, - продолжил Кроуфорд. - Если не сейчас, то скоро. Нам нужна помощь Критикер, хотя бы на время. Услуга за услугу. Понимаешь? - Я собиралась убить вас, - сказала Ран. - Знаю. С шестидесятипроцентной вероятностью у тебя бы получилось. Через десять лет, яд в бокале вина. - Эй, а я думал, ты не злишься, - вмешался Шульдих. - Не за себя - но за то, что вы сделали с моим братом. - Ран быстро глянула на него. - А на тебя злиться вообще глупо - всё равно что на зиму за то, что холодно. Послышался чей-то нервный, но заразительный смешок. Даже Кроуфорд ухмыльнулся. - Мамору хочет увидеться с нами завтра утром. Наги и Фарфарелло тоже будут, - добавил он в сторону Шульдиха. - Я заеду за вами в девять. Он вернулся к машине, достал оттуда спортивную сумку и, бросив ее Шульдиху, уехал. - Что там? - полюбопытствовал Йоджи. Шульдих приоткрыл молнию и дал ему заглянуть. В сумке лежал белый костюм - из тех, что Шварц надевали для поездки в Розенкройц. Йоджи кивнул. Под ложечкой засосало. Беспокойство грызло всё сильнее, пока он помогал Кену готовить ужин. Кен расстелил по кухне страницы рецептов, распечатанных из интернета. Лапши оказалось мало, и он порезал в кастрюлю тесто для лазаньи. - Что думаешь? - спросил Йоджи. - Как-то криво получилось. - Я не про лапшу. Повисла пауза. Слышно было, как в гостиной Шульдих и Ран ругаются из-за пульта от телевизора. - Думаю, это жизнь, - наконец сказал Кен. - Лучше жить, чем наоборот, да? - Ага. Йоджи порезал морковь кружочками, безуспешно отгоняя мысли о костюмах. Шварц смыкают ряды - отдельно от Вайсс. Он и сам не знал, с чего это его так волнует. Кроуфорд и Мамору явно не рассчитывают на долговременное сотрудничество. В какой-то момент они оказались на одной стороне, но Шварц есть Шварц. С Критикер им не по пути. Но сейчас-то они вместе. Что, если Шварц - злодеи только пока им за это платят? Стал бы Шульдих творить свои черные дела, если бы не работал на Эсцет? Какое это имеет значение? Того, что он натворил, уже не отменить. Йоджи тряхнул головой и, обварив морковные кружочки кипятком, сунул под холодную воду. Что сделано, то сделано.
*** За месяц, в течение которого им приходилось пользоваться общей ванной, Йоджи и Шульдих виртуозно освоили искусство чистить зубы, не сплевывая друг на друга. - Что собираешься делать после Критикер? - поинтересовался Йоджи. Шульдих пожал плечами и сполоснул рот от пены. - Без понятия. Кроуфорд что-нибудь придумает. - Вернетесь в Европу? - Да мне-то откуда знать? Оба посмотрели в зеркало и встретились глазами. Взгляд Шульдиха стал понимающим ровно за секунду до того, как понимание настигло самого Йоджи. - Ты не хочешь, чтобы я уезжал. - Черт, да делай ты что угодно… - Йоджи дернулся прочь, но осознал, что зубная щетка в руке нарушит драматичность ухода. Он сполоснул ее и поставил в держатель, но момент был уже упущен. Они вернулись в спальню и молча забрались в постель. В воздухе висело напряжение. - Я покажу тебе кое-что. - Шульдих откинул одеяло и, вскочив, вытащил сумку, оставленную накануне Кроуфордом. - Что? - Загляни. Йоджи достал из сумки костюм… и обнаружил под ним второй, такого же размера. А ниже еще один, поменьше. Гораздо меньше. Шульдих стоял возле кровати, скрестив руки на груди. Взгляд его был отстраненным. - Это для меня и Ран, - сказал Йоджи. - Ага. - Он не спросил нас. - Кроуфорд никогда никого не спрашивает. - Я не смогу… Не смогу делать то же, что и ты. - Йоджи потрогал костюм. Ткань была гладкой и прохладной. - Люди меняются, - заметил Шульдих. - Не до такой же степени. - Я не имел в виду тебя. - О. Шульдих опять залез на кровать. Сначала они просто сидели рядом, плечом к плечу, постепенно сближаясь - и наконец, соприкоснувшись, тесно прижались друг к другу.
*** Йоджи примерил костюм наутро. Ран отказалась - оглядев его, покачала головой: - Может, позже. По иронии судьбы и прихоти стиральной машины они с Кеном были одеты преимущественно в черное. Мамору, облаченный в ставшую уже привычной черную водолазку, встретил их на пороге дедушкиного поместья. Там же был и Фафарелло - тоже в белом. Ая и Наги вышли из дома одновременно - Наги в белом костюме, Ая в старом оранжевом свитере. Расположились в саду, усевшись прямо на траву, мягкую, как подушка. - От травы останутся пятна, - шепнул Йоджи сидевшему справа Шульдиху. - Ага. Кроуфорд обосрется от злости. Ая, сидевший слева, поперхнулся воздухом и закашлялся, прикрыв рот ладонью. Кроуфорд и Мамору занялись обсуждением дел. Йоджи откинулся назад, опираясь на руки, и улыбнулся, глядя в высокое синее небо. Что ни говори… не самый паршивый расклад.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
На ФП идет сейчас тред про удачные и неудачные названия. Кто о чем, а я про свое любимое: фики по Вайсскройц. Есть фик, который я начала переводить как раз из-за названия: Of Rain and Other Distractions. Нет, конечно, текст мне тоже понравился; но не факт, что я взялась бы за перевод, если бы мгновенно сложившееся в голове "Дождь и другие развлечения" не потянуло за собой всё остальное. Еще нравится Something Me In You. "Гармоника" - нет, и остальные две части тоже как-то... meh. А вот "Немножко меня в тебе" - нежно и слегка двусмысленно)) Еще из хорошего: "Там идет война", "Почти случайная история", "Плохие приметы". "Шоу Шульдиха"! "Такатори, шине". "Кто брал Фудзимию"... "Малыш опасен" - тоже прелесть, как по мне. Откровенно говоря, названия своих текстов мне тоже нравятся - все, кроме "Линии влечения", но там уже было от безысходности. А остальные вроде звучат неплохо, действительно связаны с текстом и временами не лишены юмора)) Хотя больше всех названий мне нравится эпиграф к "Сделаем это красиво": "А знаешь, всё еще будет. В сто концов убегают рельсы..." Он меня дико смущает - к фику про стилистов! с персонажами из Вайсскройц! эпиграф из Вероники Тушновой! Кажется, я его и не вытаскивала никуда, кроме собственного дневника. Но, черт, главный посыл фика он отражает и-де-ально. На сто процентов. А в тройке самых неудачных названий для меня - "Белые желания" (оно мне кажется претенциозным и бессмысленным), "Чашка кофе" (абсолютный победитель среди названий, никак не связанных с текстом. Фик помню и люблю - но искать однажды пришлось во всех архивах по слову "Белоснежка". Кофе? При чем тут кофе? Впрочем, теперь я вообще не уверена, что это название фика. Может, это название дневника, откуда я его взяла, или тогдашний ник автора, или что угодно - потому что ну, блин... С другой стороны, это показывает, что оставлять тексты без названия тоже чревато) и "Униформы" (во-первых, я всё время путаю - там единственное число или множественное? Во-вторых, это таки не название текста, а кинк, на который он был написан. Я обращалась к автору с тайной надеждой, что она придумает что-нибудь поинтересней - но автор решила не заморачиваться: униформы так униформы. Ну... окей )
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Вчера досмотрела второй сезон и меня нимношка плющит. Не сериал, а какая-то факин кроличья нора. А как всё начиналось - легко и даже, я бы сказала, уютно: послевоенная Англия, джаз, рок-н-ролл, увитые плющом домики, женщины бесправны, геи в жопе (пардон за каламбур), повсюду ксенофобия и семейное насилие... походу, за прошедшие шесть десятилетий мало что изменилось. Милашка-священник и бравый полицейский инспектор сообща распутывают злодейства. Что-то в духе "Мисс Марпл", только лучше: у старушки не было личной жизни, а у Сидни Чемберса есть, и довольно бурная ("Разве вам не полагается соблюдать целибат?" "Я же не католик!") Плюс очаровательный английский юмор ("А муж жертвы? Ему можно доверять?" "Он депутат парламента!" "Я так понимаю, это «нет»"). Преступления ужасны - но пока ты снаружи, тебе любопытно и совсем не страшно. А потом ты вдруг ловишь себя на том, что горько оплакиваешь убийцу. Что бравому Джорди Китингу иногда хочется врезать - а иногда обнять и пожать ему руку. Примерно за то же самое. И что когда Сидни с улыбкой говорит о страшном - у тебя замирает сердце. Если бы не Сидни, я бы дропнула где-нибудь после 5/2. У меня не настолько крепкие нервы. Где-то к середине второго сезона широкие плечи и рыжая шевелюра мистера Чемберса почти теряют значение. К этому моменту его любишь не за то, что он красивый мужчина - а за то, что он по-настоящему хороший человек. Несмотря на слабости, сомнения, эмоциональность, ПТСР... "Ты им нужен". Как якорь. Как маяк. Как представление о том, каким надо быть - неважно, богу ты служишь или закону. "И скоро они тоже будут нужны тебе - так сильно, что это почти разобьет тебе сердце". Мне нравится, когда мужчины говорят такими словами) А еще Сидни Чемберс и Джорди Китинг - хороший пример того, как людям удается сохранить любовь в условиях жесткого идеологического противостояния - настолько глубинного и непреодолимого, что даже любовь иногда отступает... Но только иногда. И только на время. "Ты-то на своей войне был героем - а я на своей... Знаешь, я как-то совсем потерялся. Пока не встретил тебя". Один из немногих сериалов, у которых второй сезон - еще лучше, чем первый. Один из тех, где персонажи важнее кейса, а некоторая лубочность отдельных эпизодов с лихвой искупается искренностью и, что называется, "добрым посылом". Немного волнуюсь за третий сезон и пока не решенную (?) судьбу продолжения. "Джорди, тебе не кажется, что у нас проблемы с алкоголем?" "Определенно. У нас он закончился".
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Жуткий сон приснился вчера - вроде улеглось, но еще вспоминается. Вы ничего не потеряете, если не будете открывать.В чьем-то частном доме, в выгребной яме нашла труп ребенка лет трех. Ясно помню, как сначала заметила руку и пыталась заставить себя поверить, что мне это только кажется. Даже не кошмар - страшно не было вообще - а вот, что называется, "смертная тоска". Когда понимаешь, что с этого момента жизнь непоправимо изменилась, и больше уже никогда ничего не будет "в порядке". Это ощущение - мутность эту - помню, кстати, по другим снам, в которых это я кого-то убиваю и избавляюсь от тела. Очень оно... телесное, да. В худшем смысле. Причем с сюжетами, которые действительно пугают - где мне самой что-то грозит, где я должна умереть - я как-то научилась "договариваться" и направлять их по более благоприятному сценарию. Чисто инстинктивно) А с этими - нет. Возможно, это оборотная сторона того, что днем я часто ощущаю себя счастливой.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Ой, всё))
Название: На запад Пейринг: Йоджи/Шульдих Рейтинг: NC-18 Предупреждения: Наркотики (совсем чуть-чуть). "Белокурая Жози". Физиологические фантазии Шульдиха - целиком и полностью на его совести)
читать дальшеБи-и-ип… Би-и-и-и-ип… Шульдих терпеливо слушал гудки в трубке, от нечего делать наматывая челку на пальцы. Идея, которая пришла ему в голову буквально полчаса назад, просто не могла осуществиться без Йоджи. Надо признать, до сих пор тот ему не отказывал… ни в чем, кроме одного. Гудки прервались. - Выкладывай, - не очень-то любезно поприветствовал Йоджи. - И для твоего же блага, пусть это будет что-то, заслуживающее внимания в половине седьмого утра. - Разбудил? - хохотнул Шульдих. - Не хочешь сгонять со мной в Танабе, на горячие источники? В новостях сказали, там сливы зацвели. Ты же флорист, тебе должно быть интересно… - Пфф… Куда спешить? Подожди неделю, не придется тащиться в такую даль. “Нет у меня недели”, - подумал Шульдих. - Не хочу ждать, - сказал он. - Кто долго ждет, всегда пролетает. - На чем? - В трубке послышался смешок. - В смысле, как поедем - самолетом или на поезде? - Нет, на машине. - Сдурел? - Судя по голосу, Йоджи был шокирован. - Да кто вообще так делает?! - Я, - сказал Шульдих. - Знаешь, я в детстве много путешествовал - “Морской мир”, Долина смерти, парк Йосемити… У нас был трейлер. Отец с мамой сменяли друг друга за рулем, а нас с братом заставляли смотреть в окна и петь дорожные песни - только это не давало нам драться и обзывать друг друга. Здорово, да? - Откуда мне знать? У меня-то не было ни трейлера, ни отца, ни путешествий. - Извини. Может, он и правда слишком привык ждать от жизни многого? Может, пора слегка… поумерить аппетиты? Научиться быть скромнее… Да ладно. Разве он когда-нибудь хотел лишнего? - Нет, это я так… к слову пришлось, - буркнул Йоджи. - Ну и когда отправляемся? - Сегодня вечером. Как закончишь с работой, собирайся - я за тобой заеду.
К “Конеко” он подъехал уже затемно. Йоджи не заставил себя ждать. Открыв пассажирскую дверь, бросил на пол рюкзак: - Здесь кофе и сэндвичи с тонкацу. - Неплохо, - одобрил Шульдих. Йоджи устроился на сиденье, расстегнув молнию длинного кожаного плаща. Под плащом обнаружились куцый топ и джинсы в обтяжку, небрежно присобранные над голенищами высоких ботинок. Распущенные волосы были прихвачены дужками солнечных очков. - Мы вообще-то в дорогу, а не на дискотеку, - заметил Шульдих с тщательно разыгранным сарказмом. - Как ты? Сидеть не больно? Йоджи окинул его долгим взглядом, презрительно вздернув бровь: - Я даже не знаю, недооцениваешь ты себя или переоцениваешь. Четыре дня прошло. - Ротанг - коварная сволочь, - серьезно возразил Шульдих. - Пробирает до нижних слоев кожи. В обращении с ним беспечность может выйти боком - или, в нашем с тобой случае, обернуться жопой. Он тут же хохотнул, позабавленный собственной шуткой. Йоджи закатил глаза: - Странно, что ты еще не дал имена всем своим… девайсам. - Ошибаешься. Ротанговую трость, например, зовут Роджер. - Почему Роджер? - Крутой парень. Интеллектуал, полиглот, разбирается в искусстве и политике, по характеру сдержан, но беспощаден. Космополит, глобалист, антисексист: считает, что все люди по натуре одинаковы - и в глубине души презирает всех без разбору… - Шульдих осекся и фыркнул: - Пожалуй, мне следовало назвать его Брэдом. - Иногда, - задумчиво сказал Йоджи, - рядом с тобой я чувствую себя почти нормальным. - Даже не знаю, недооцениваешь ты себя или переоцениваешь, - передразнил Шульдих, выруливая на шоссе. Из города выбирались, как змея из шкуры - медленно, упорно и немного мучительно. Темнота липла к окнам, цветные огни пятнали глянец Йоджиного плаща. Шульдих настроил радио на любимую музыкальную волну. Если бы наутро его спросили, какие треки звучали в эфире - не вспомнил бы ни одного. - ...Там, короче, с полсотни поворотов на подъеме и еще столько же на спуске, - тихий голос струился плавно и как-то даже напевно. - Автобусы не вписываются - сзади вообще болтает, как на аттракционах. - Ну вот, а говоришь, никуда не ездил. - Я ничего такого не говорил, это ты рассказывал мне байки о своем счастливом детстве… Фары встречных автомобилей на секунду озаряли салон, высвечивая профиль и руку с поднесенной ко рту сигаретой. Шульдих не помнил чтобы разрешал Йоджи курить у себя в машине - точнее, не помнил чтобы тот спрашивал разрешения - но какая разница, он бы в любом случае не стал возражать… - ...как назло, вечно первые уроки - а я тогда как раз подсел на “Соника” и хронически не высыпался… - Соник? - Йоджи взмахнул рукой, так что маячок сигареты описал дугу. - А “Небесный патруль Тейлза” ты проходил? Светофор подмигнул красным - опять пришлось тормозить, ждать, рассеянно наблюдая, как толпа вечерних пешеходов переходит дорогу. - ...подъезжаю к перекрестку и вместо того, чтобы повернуть налево - поворачиваю направо. И такой: “Забыл предупредить: у меня проблемы с координацией!” - Ха-ха-ха… Ты бы ещё на проблемы с ориентацией ему пожаловался. - Иди к черту, у меня с ней всё окей. А у кого с этим проблемы, пускай подают в суд. Дальше пошло быстрее: колеса скользили по идеально ровному асфальту, как нож по бутерброду. Ветер трепал волосы, из динамиков лился окрашенный музыкой белый шум. В Сидзуоке заехали на заправку - пополнить запасы бензина в баке и кофе в термосе. Пользуясь случаем, съели по миске горячей лапши в местной столовой. - ...мелодичное начало, даже непохоже на них... - Йоджи прервался и шумно втянул лапшу с палочек. - Потом пара секунд затишья - и р-р-резкий переход! Как выстрел в мозг, охренеть просто... Настольная лампа-фонарик бросала ему на лицо ломкие, тревожные тени. Шульдих вдруг представил, что они двое - те из немногих, кто выжил в разразившейся катастрофе, а за тонкими стенами - смертельная опасность, как в той повести Кинга. Мир гибнет, а они едят карри-удон и обсуждают последний альбом “Продиджи”. С другой стороны, а что еще делать в такие моменты? Если на то пошло, он-то не стал бы отсиживаться между полок с продуктами в ожидании неизвестно чего. Он был бы из тех, кто отправился наружу. Последовал бы Йоджи за ним? Откажись он, Шульдих понял бы - даже вернее, чем если бы тот согласился. Любое "да" опирается на кучу допущений, большинство из которых на поверку оказываются ложными; "нет" - емко и однозначно. А еще верней, он просто не дал бы Йоджи повода ни для отказа, ни для согласия. Не позвал бы его в туман. Потому что это означало бы принять ответственность за выбор. Он всегда полагал, что оставшиеся в магазине погибли - но возможно, это не так. Возможно, они дождались помощи. И жили долго и счастливо. В отличие от тех, кто ушел. - Устал? - спросил он, когда вернулись в машину. Йоджи вскинул руку и глянул на часы. - Не смеши. Будь я сегодня в клубе, еще даже не засобирался бы домой. - Значит, на твою долю не отсыпать? - Шульдих достал из кармана пакетик и, расстегнув пластиковый замок, подцепил маленькую белую таблетку. - Что это? - Да так, ерунда. Помогает взбодриться. - Он сунул таблетку под язык. - Хочешь попробовать? - Нет, конечно. Что я, маргинал какой-нибудь? - А я, по-твоему, маргинал? - слегка оскорбился Шульдих. - Ты гайдзин, - сказал Йоджи таким тоном, будто это всё объясняло. - Ох ты ж… А твою национальную принадлежность не задевает тот факт, что гайдзин регулярно надирает тебе задницу?! - Не очень. - Йоджи открыл окно и, щелкнув зажигалкой, закурил. - Вообще-то так даже лучше. Ты никогда не фантазировал о тентаклях? Шульдих изумленно вытаращился на него, в кои-то веки не находясь с ответом. Йоджи невозмутимо смолил сигарету, и было совершенно непонятно, шутит он или говорит всерьез. В обоих случаях стоило накостылять ему, чтобы не зарывался. Шульдих покачал головой и, выжав сцепление, тронул машину с места.
Дорога разматывалась ровно и постепенно, как большая рулетка - казалось, из-под задних колес она тут же сворачивается обратно. Всё вокруг было очень плавным и в то же время четким, будто вырезанным из дерева или слоновой кости. Йоджи баюкал в руках картонный стаканчик с кофе, уставившись в затянутое маслянистой чернотой окно. Шульдих не слишком удивился, обнаружив себя в середине какого-то повествования. - ...он клевый. Слыхал выражение “как две капли воды”? Фигня это. Даже если правда... всё равно фигня. Помню - мне было лет пять - я качался на качелях во дворе, а он помогал отцу налаживать газонокосилку. Я смотрел и думал: черт, какой же он клевый. Почему я не такой? - Не удивлюсь, если он думал о тебе то же самое, - с усмешкой заметил Йоджи. - Поди знай. Мы никогда не говорили об этом. Лет до двенадцати только и делали, что дрались - пока ему не надоело ходить битым. Подростками мы красили волосы в дикие цвета, одевались как клоуны - что угодно, лишь бы не казаться похожими… В некотором смысле это направило мое развитие в сторону… физического совершенствования. Видишь ли, Гейзер - вундеркинд. Кое-кто не стеснялся называть его "новым Максом Дельбрюком". И каждый считал своим долгом многозначительно глянуть на меня, типа - ну, а ты как же? О, да пошли вы все... Я пробегаю милю за пять минут, моя высота удара десять футов. Даже если он вставит себе в задницу реактивный двигатель… Йоджи прыснул сквозь сжатые губы и торопливо вытер рот тыльной стороной ладони. - Как насчет посостязаться с толпой семейных предков? Каждый - эпический герой, не чета тебе, сопляку... - Он смял стаканчик, сунул в мусорницу и, помедлив, добавил: - Наверно, пыталась компенсировать отсутствие отцовской линии в моей родословной. - Кто? - Моя мать. - Бред какой-то, - подумав, сказал Шульдих. - Она правда считала, что это сделает тебя сильнее? Йоджи нахмурился: - Эй, мы говорим о моей матери. Лучше рассказывай дальше. - Дальше… он встретил девушку, а я переспал с парнем… - Чтобы не быть как он? Шульдих хохотнул. Шутка была так себе, но сейчас всё казалось немного смешным. Дурацкий побочный эффект. - Нет, просто… удачно совпало. Да и в целом обнаружилось, что разного в нас куда больше, чем общего. Пока я ползал в грязи и бегал кроссы с полной выкладкой в лагере для новобранцев, он получил грант на обучение в Гарварде. Медицинские технологии - вот его тема. Биологические и социальные аспекты клонирования. Прикольно, да? - Ты скучаешь по нему, - сказал Йоджи. - По ним всем. Шульдих помолчал. - Да, - неохотно признал он. - Но это проходит, как только мы оказываемся рядом. Слева из-за ограждения показалась темная полоса океана. По другой стороне дороги спали низкие аккуратные домики под раскинутой, как паутина, сетью электрических проводов. - Ну вот, - встряхнувшись, сказал Шульдих, - я практически открыл тебе душу. Теперь ты мне должен: откровенность за откровенность. - Я и не подозревал, что одалживаюсь, - насмешливо возразил Йоджи. - И что ты хочешь узнать? “Будешь ли ты скучать обо мне”. О, разумеется, будет. Найти равноценного, в не меньшей степени заинтересованного партнера и в обычной-то жизни большая удача, а совпасть в отклонении - всё равно что выиграть приз в лотерее. Даже разность ориентаций иногда казалась не столько ложкой дегтя, сколько щепоткой перца в шоколаде. Шульдих не сомневался, что заслуживает воспоминаний и сожалений. Он был хорошим верхним. Но не идеальным. И не единственным из возможных. Йоджи справится. - Ну, к примеру… что ты делал после первого секса? Йоджи улыбнулся и зачем-то передвинул очки с макушки на нос. Поправил волосы, стряхнул с одежды какой-то невидимый сор. Медленно, обстоятельно потянулся, закинув руки за спинку сиденья. Это забавно напоминало, как некоторые коты начинают сосредоточенно вылизываться, когда хотят, чтобы от них отстали. Шульдих фыркнул. - Когда я спрашиваю - ты отвечаешь, - с нажимом напомнил он. - Ты знаешь, я умею быть настойчивым. Ну же, колись - одним секретом больше, одним ме… - Плакал, - почти с вызовом перебил Йоджи. - Пока она не видела. Шульдих натурально укусил себя за язык - так велико было побуждение сказать “Не переживай, это нормально”. Худшая утешительная фраза на все времена. - От радости или… наоборот? - на всякий случай уточнил он. - Угу. - Йоджи дернул плечом и отвернулся. Понимай как хочешь. Теоретически Шульдих мог представить пару вариантов того, как секс может довести до слёз. Ни один не казался достаточно правдоподобным. - А, - наконец сказал он. - Дай угадаю: ты был влюблен в нее? - Угадал. - Почему вы не остались вместе? Йоджи запальчиво хмыкнул: - Шутишь? Мне было шестнадцать, ей - чуть больше… Шульдих повернул голову и пристально посмотрел на него. Йоджи замолчал и нервно помялся. - Почти шестнадцать, - смущенно поправился он. - Ближе к пятнадцати, на самом деле… - Но не четырнадцать? - Эмм… нет. Шульдих кивнул. Ложь относилась к списку вещей, которые он считал недопустимыми в отношении себя; с другой стороны, ему не доставляло удовольствия ставить Йоджи в неловкое положение (разве что когда речь шла о кое-каких специфических позах). Если приглядеться, тот весь состоял из недомолвок, двусмысленностей, скрытых намеков и мелких обманов… И такому типу еще хватало нахальства обвинять других в нечестности! Шульдиху это категорически не нравилось. Но Йоджи ему нравился. Очень. Может быть, даже слишком. - Извини. Я... - Забей, - сухо оборвал Шульдих. - Подумаешь, большое дело... Поймав на себе быстрый взгляд, в котором сквозило не то удивление, не то разочарование, он молча откинулся в кресле и с преувеличенным вниманием уставился на дорогу.
Проблема с таблетками в том, что они слишком быстро отпускают - и тогда тебя словно прихлопывает крышкой канализационного люка. Усталость накатила бешеным приливом; веки отяжелели, мысли сбивались и путались, и даже язык начал слегка заплетаться. - ...там есть заброшенный железнодорожный мост. Приехать туда, заглушить мотор, положить ключи на крышу… Да не знаю я, зачем. Иначе ничего не выйдет. Потом сесть и смотреть в зеркало - тогда появится... В зеркале заднего вида небо разошлось на две неровные половины, между которыми вспухла яркая, как свежая ссадина, полоса рассвета. - И… черт. О чем я говорил? - Тебе надо отдохнуть, - мягко заметил Йоджи. - Притормози, поменяемся местами. Шульдих покачал головой: - Даже не думай. Пустить кого-то за руль своей машины - всё равно что дать поносить свои трусы. Впрочем, ему предстояло кое-что похуже: оставить свою Ауди в Токио. Провести ночь в обнимку с рулем - меньшее, чем он обязан ей за такое. Не самый паршивый способ попрощаться. - ...тишина гробовая. Урок номер раз: ваша хваленая вежливость на речевые ошибки иностранцев не распространяется - смотрели все так, будто у меня... хм... рог на лбу вырос. До меня только потом дошло, что именно я им сказал. Ради бога, это же ваш родной язык - вы что, не в состоянии понять слово по контексту?! Там разница-то в один звук!.. Смешно тебе… Послушал бы я, как ты говоришь по-английски. - Ха-ха-ха... Нет, ты прав, конечно... - Само собой. Но теперь я всё равно хочу это услышать. Вопрос вдруг показался ему чрезвычайно важным, хоть он и сам не знал, почему. - Не сейчас, - отказался Йоджи. - А когда? Я не могу долго ждать, у меня самолет в среду... Ой. Йоджи перестал смеяться. - Улетаешь? - небрежно поинтересовался он. - Надолго? Ладно, что уж теперь. - Насовсем. В эфире радио ведущий напористо интервьюировал какую-то местную звезду. Голоса звучали глухо и гулко, будто позывные из космоса. - А как же твоя работа? - Знаешь, - нарочито-весело сказал Шульдих, - я понял, что не готов умереть за нашего нанимателя. Черт, пожалуй, я вообще пока не хочу умирать! Наверно, такая профессия - все-таки не мое… что, разумеется, опять ставит перед вопросом: есть ли в этом мире занятие, которое было бы мне одновременно и по нраву, и по плечу. “Кавадзи-сан, ваша музыка обладает глубоким эмоциональным воздействием. Люди начинают задумываться о вещах, которые раньше казались им далекими и недоступными. Решаются изменить свою жизнь. Чувствуете ли вы себя в ответе за тех, кому открыли новые горизонты?.. И-и-и сейчас на нашем канале РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА-А-А!!! Не переключайтесь, через минуту мы узнаем, что известный композитор ответит на этот вопрос!” - Это как-то связано с Окой Такатори? - ровно поинтересовался Йоджи. Шульдих дернулся. - Какого… В смысле, откуда ты знаешь? - Я видел фото в газете. Репортаж с церемонии прощания. - Меня там не было. - Нет. - Йоджи кивнул, будто это нуждалось в подтверждении. - Кроуфорд был. Он достал из пачки очередную сигарету, помял ее в пальцах. Прикурил, откинувшись на спинку сиденья. - Там написано, что она погибла по оплошности телохранителя. С-сука… Шульдих крепко сжал руки на руле. Тлеющая внутри злость полыхнула с новой силой - так, что глаза на секунду заволокло красным. - Я никогда не был ее телохранителем. Думаешь, я не защитил бы ее, будь у меня хоть малейшая возможность… Черт, да я и права не имел… Он был моим подопечным - он, а не она! Я должен был спасать его! - Тише, - сказал Йоджи. - Я тебе верю. - Хорошо. - Шульдих выдохнул. Глупо, но было почти приятно - будто на лоб положили прохладную ладонь. - Только это ничего не меняет. Он уже сделал из меня мальчика для битья. Сам понимаешь, перекрыть кислород новичку-иностранцу - раз плюнуть. Не удивлюсь, если он из этих соображений нас и нанял: мы тут на птичьих правах, а у него, если что, руки развязаны… “И в них - клюшка для гольфа”, - мысленно добавил он. Воспоминание горело, как позорное клеймо. И хуже всего не то, что позволил себе Такатори - а то, что допустил он сам: свободный человек, гражданин Соединенных Штатов. Надо было выхватить клюшку и всадить ублюдку в жирное брюхо - чем бы это ни кончилось, как бы ни обернулось для Кроуфорда (чье откровенно рассчитанное по времени заступничество заслуживало отдельного разговора). Надо было - но он сдержался. Не из трусости или осторожности (и уж конечно не из раскаяния: признать себя виновным в смерти девочки его не заставили бы и под дулом пистолета). А потому, что проигрывать - тоже искусство. Есть какое-то горькое удовлетворение в том, чтобы угодить наконец в собственноручно вырытую яму. Поначалу Такатори был ему не то чтобы неприятен - скорее, неприятно безразличен. Шульдих плохо переносил безразличие, независимо от его вектора. Кроуфорд возводил преданность охраняемому “телу” в ранг идеи, и для него это каким-то образом работало. Для Шульдиха куда лучшим стимулом являлись деньги, но в глубине души он верил: должно быть что-то еще. Что-то нематериальное. Деньги могут многое, но они не воскрешают мертвых. Отчаявшись найти в нанимателе привлекательные черты, он сосредоточился на отталкивающих. Ненависть горит не хуже любви: заправляй полный бак - и по газам. Рисковать собой ради того, кого всей душой ненавидишь - приключение на грани фола, извращение на грани кощунства… элитный кайф по цене человеческой жизни. Заигравшись, он не заметил, когда чувство стало взаимным. Яркие эмоции, безусловно, скрашивают жизнь, но туманят голову, ослабляя бдительность, и подставляют под удар - рано или поздно, так или иначе. Что ж, удар он получил, и не один. А Такатори раз и навсегда утратил право на его лояльность. Не то чтобы это всё еще имело значение. - Ты поймал пулю, которая предназначалась ему, - напомнил Йоджи. - Совсем недавно. - Ничего не меняет, - повторил Шульдих. - Сукин сын. - Прости. Йоджи странно посмотрел на него. - Я о Такатори. Хотя… - Он помолчал, щелкая колесиком зажигалки. - И когда ты собирался рассказать мне? Шульдих пожал плечами. Он и правда дотянул до последнего - даже извиняться теперь поздно. - Ну-у… примерно сейчас. Просто хотелось еще немного подготовиться. Быть чуть менее усталым, чуть лучше владеть собой. И потом, он ведь не так себе всё представлял! "Слушай, ты классный парень, но нам надо расстаться. Дело не в тебе, дело во мне..." - что-нибудь типа того. Йоджи мог психануть или разозлиться (не то чтобы у него не было на это оснований), поэтому Шульдих отложил разговор на момент возвращения в Токио: с глаз долой - из сердца вон. Вышло совсем иначе - труднее и... почему-то хотелось сказать "лучше". Хотя чего уж тут хорошего. Под колесами зашуршал гравий подъездной дорожки. Рёкан - единственный, в котором удалось забронировать комнату в пятницу утром - был похож на хорошо сохранившийся старый барак, окруженный живописными валунами и обнесенный редким деревянным забором. Пройдя формальности, оказались в комнате с низким столиком и двумя футонами на застеленном циновками полу. Шульдих опустился на тот, что лежал ближе ко входу, и закрыл глаза, предоставив Йоджи самому позаботиться о себе. Сон навалился так, будто рухнула крыша.
*** Проснулся от оглушительного хлопка. Рывком перевернувшись на живот, разлепил тяжелые веки. Мозг еще не очнулся в полную силу, но глаза уже привычно сканировали обстановку: чужая комната, окно, столик, подушки на полу, рюкзак у стены… Йоджи. Йоджи замер в углу, так и не отдернув руку от дверцы встроенного шкафа. - Отбой, - с насмешливым смущением сказал он. - Прости, я нечаянно. Но раз уж так получилось, вставай - спать приехали, что ли? - Соскучился? - Шульдих вытянул руки и повращал кистями, лениво разминаясь. Зевнув, уронил голову. В поле зрения остались ноги Йоджи - точнее, щиколотки между белыми таби и расписанным драконами подолом юкаты. Ноги пошевелились. Йоджи подошел ближе, уселся на одну из подушек и, сняв с плеч полотенце, начал энергично растирать мокрые волосы. От него пахло свежестью - водой, зубной пастой, парфюмерной отдушкой - не то мыло, не то гель для бритья - с какой-то нарочито мужской ноткой. Шульдих мысленно застонал и поерзал на постели, стараясь, чтобы это не было слишком демонстративно. И только теперь осознал, что на нем по-прежнему джинсы и вчерашняя футболка. Он вздохнул и, нехотя поднявшись с футона, поплелся в душ. Душ, как и туалет, был общим, так что пришлось обойтись чисто гигиеническими процедурами. Шульдих тоже переоделся в юкату и таби, но на нем это смотрелось и вполовину не так хорошо, как на Йоджи: всего лишь халат и дурацкие носки. Несоответствие бросалось в глаза, когда он стоял перед забрызганным водой зеркалом, водя бритвой по щекам. Шульдих, в котором текла кровь представителей не менее чем пяти разных народов, всегда считал себя примером того, как смешанные браки дают крепкое красивое потомство - но его сухощавая фигура с большими кистями и ступнями не подходила для ношения такой одежды. Как бы легко ни давались ему языки, японская речь в его исполнении звучала неуклюже и чужеродно. Идеи, которые вкладывались ему в голову с самого детства, плохо соответствовали правилам жизни в этой стране. “Где-нибудь в Нью-Йорке, возможно. А у нас тут другое в цене”. И, если ему еще нужен был ответ на один так и не заданный вопрос, то теперь он его получил. А если ответ ему не понравился… ну, пора принять тот досадный факт, что мир не создан быть персональным раем для Тео Кроне. В животе заурчало. Он убрал бритву и, шаркая тапками, отчего-то живо напоминавшими о больнице, отправился уточнить расписание кормежки. Шульдих любил простые удовольствия - крепкий сон, жаркий секс, вкусную еду - и никогда не позволял себе надолго застревать в размышлениях. Вот почему мир, несмотря ни на что, представлялся ему довольно приятным местом.
Японские трапезы определенно относились к удовольствиям - но с отчетливым привкусом мазохизма. Крошечные, будто для кукольного обеда, порции блюд сменяли друг друга с неумолимостью адского экспресса, стремительно и незаметно уносящего от мук голода к мукам пресыщения. Сначала казалось, что этим невозможно наесться, потом - что это невозможно остановить. Шульдих никогда не жаловался на аппетит, но щедрость японских едален всерьез угрожала стройности. Очевидно, только быстрый метаболизм и подвижный образ жизни уберегли его от опасности растолстеть. Когда они вернулись в комнату, футоны были убраны, а на окруженном подушками столике, как инструменты заключительной пытки, стояли чайник, чашки и тарелка со сладостями. Йоджи скорчился на полу, объявив, что сыт под завязку, большое спасибо, и в ближайшие трое суток не двинется с места. Шульдих с готовностью последовал его примеру. Он вдруг вспомнил, как впервые ел фугу в каком-то навороченном токийском ресторане - и конечно, ему тут же захотелось рассказать об этом Йоджи. В ответ тот поделился воспоминанием о трех месяцах работы официантом - а также об обстоятельствах, при которых лишился места. Шульдих хохотал так, что теперь живот у него заболел от смеха. Он подполз к Йоджи поближе и, растянувшись на спине, пристроил затылок в относительно мягком промежутке между его бедром и ребрами. Потом обсудили любимые бары, самые крутые аттракционы "Токийского Диснейленда", несчастные случаи в луна-парках... необычные развлечения в целом и секс-экстрим в частности... Йоджи свесил руку, легко опираясь на его плечо. Шульдих отвлеченно разглядывал массивные, явно дорогие часы, которые Кудо нацепил не иначе как из желания покрасоваться. Стальной браслет плотно обхватывал запястье, заманчиво оттеняя ровный золотистый оттенок кожи, а циферблат… О, черт. - Я же обещал тебе цветущие сливы! Идем? - Да, конечно, - с готовностью откликнулся Йоджи, не делая, однако, ни малейших попыток подняться. - …Так вот, этот тип обзванивал симпатичных женщин, представляясь полицейским. Они, мол, расследуют участившиеся случаи заражения триппером, поэтому все жители района должны прислать для экспертизы свое нижнее белье. Разумеется, на его личный адрес. - Ловко, - рассмеялся Шульдих. - Но вообще сексуальность - дико странная штука, и вы тут вовсе не чемпионы: я и на родине видел такое, что уже ничему не удивляюсь. - Ха-ха. “Я видел вещи, которых вы, люди, и представить не можете. Атаку пылающих кораблей на поясе Ориона…” Знаешь, откуда это? - “Бегущий по лезвию”. А помнишь, как там в конце... Когда они очнулись в следующий раз, на часах было почти восемь. - Просрали день, - без особой досады констатировал Шульдих. - И зачем только ехали? Болтать можно было и дома… Впрочем, дома они занимались другими вещами, а время всегда было ограничено. Шульдих немного жалел, что не додумался - или не счел нужным - пригласить Йоджи на европейский ужин с бокалом хорошего вина. Сходить с ним на какой-нибудь рок-концерт, пошляться по магазинам, посидеть в пачинко… Йоджи звал его однажды в кино - на премьеру “Табу” (“Там про это, ну… мужскую любовь. Тебе должно быть интересно”). Шульдих счел такое внимание к своим сексуальным особенностям забавным - чтобы не сказать трогательным - но не смог выбраться из-за работы. Смешно, но сейчас он чувствовал себя так, будто в их распоряжении - всё время мира. Сейчас, когда его почти не оставалось. - Пойдем хоть искупаемся, - предложил он.
По пути к онсену их обогнула разрозненная стайка девушек возрастом от пяти до восьмидесяти - похоже, здесь только что закончился “женский час”. Как удачно; оставалось надеяться, что мужская часть постояльцев либо искупалась раньше, либо будет еще какое-то время собираться. Шульдих дружелюбно помахал, заприметив пару женщин европейского типа. Ему помахали в ответ. На них обратили внимание, послышались смешки и возбужденные перешептывания. - Ну ты и шельма, - вполголоса заметил Йоджи. Шульдих деланно надулся: - Слушай, это уже ни в какие ворота не лезет. Сначала ты следил, чтобы я не клеил парней - а теперь мне и девушкам улыбаться нельзя?! Не завидую я твоей будущей подружке! - И кто это говорит? - парировал Йоджи. - Да у меня полный телефон твоих сообщений, в которых сказано, что мне нельзя трахаться! - Брось, нельзя же быть таким мстительным! - Шульдих с ухмылкой отдернул занавеску, прикрывающую вход в онсен. Внутри и вправду никого не было. От белесой воды тянулся пар; камни поросли мхом, а из-за забора тянули ветки какие-то деревья. Йоджи скинул юкату, под которой оказалось великолепное, ослепительное ничего, и, окатив себя из привешенной на стену лейки, начал спускаться, осторожно переступая по камням. - Вопиющее бесстыдство, - довольно прокомментировал Шульдих. - Кого я воспитал?! Йоджи не оборачиваясь махнул рукой с оттопыренным средним пальцем. Шульдих тоже разделся и, наскоро сполоснувшись, последовал за ним. Поскользнулся на мокром, кубарем съехал вниз, приземлившись на задницу. С непривычки вода обожгла кипятком. - А-а-а, сука!!! Предупреждать надо! Тут же яйца можно варить! Йоджи заржал. Придурок… Шульдих ткнул его в плечо. Йоджи ответил тем же. Шульдих ткнул сильнее. Йоджи толкнул его раскрытой ладонью, едва не заставив опять потерять равновесие. Шульдих обхватил его за шею и играючи заломил руку. Йоджи пнул его в бедро, вывернулся и, взяв за волосы, макнул головой в воду. Шульдих не хотел использовать особые приемы, а без этого силы были примерно равны. Йоджи тоже двигался скованно - будто чувствовал себя виноватым, что нарушает природное спокойствие онсена. Наконец Шульдих подмял его под себя, уложив грудью на камень, навалился всем весом, выкрутив руку и стиснув его голени своими. Йоджи больше не вырывался - только дышал чаще обычного, поглядывая через плечо с легкой, чуть настороженной улыбкой. - Ты не задумывался, - ни с того ни с сего спросил Шульдих, - почему в романтических фильмах влюбленные часто плещутся в воде? Йоджи улыбнулся шире: - Смотришь романтические фильмы? - Вода, - продолжил Шульдих, не давая сбить себя с толку, - символизирует околоплодную жидкость. Прошедшие ее сближаются, как два плода в одной утробе. - Ну спасибо, - скривился Йоджи. - Кажется, я больше не пойду в бассейн. Шульдих тихо рассмеялся. - Не будь таким доверчивым. Ты же знаешь, я вечно болтаю что попало. “И делаю, что вздумается”. Он наклонился и поцеловал Йоджи в висок. Кожа была горячей и влажной. Йоджи не шелохнулся; плечи его ощутимо напряглись… а потом ме-е-едленно расслабились. Шульдих скользнул губами ниже; отодвинув носом мокрую прядь, приласкал гладко выбритую щеку. Тронул упругий завиток уха, легко прикусил мочку… Разомлевшее от борьбы, воды и близости тело настоятельно требовало активности определенного рода. Внутреннее чутье говорило “Сейчас или никогда” - и на какой-то момент первое показалось не менее вероятным, чем второе. Теперь, когда между ними не было ничего - совсем ничего: ни слоев одежды, ни упругой кожи хлыста или флоггера, ни тугих витков веревки, - когда они больше не были связаны ни пресловутыми “тремя принципами”, ни рамками заранее придуманного сценария - он мог творить с Йоджи что угодно. Сделать больно. Сделать приятно. Так больно, чтобы это стало приятно? Без проблем! Так хорошо, чтобы от этого было больно? Сложнее, но он бы попробовал. Голыми руками - да что там, вообще без рук: люди зачастую недооценивают прямые и косвенные возможности языка… Он мог убить Йоджи - чисто от полноты чувств. Свернуть ему шею, раскроить череп о камни... Всё что угодно, кроме одного: присвоить его себе. Никак, никогда, ни за какую цену - даже если похитить его и годами держать в подвале особняка где-нибудь на Родео-драйв. Осознание этого кружило голову, делая больно и хорошо, как бывает только во сне или во время секса, на самой грани оргазма. Он подался вперед и с острым, как струна на горле, удовольствием крепко потерся пахом о выставленные ягодицы. Йоджи ахнул так громко, что воробей, успевший присесть на низко склоненную ветку, испуганно вспорхнул. Шульдих тяжело выдохнул и, разжав руки, отодвинулся. Ладно, всё. Всё. Если у Йоджи и были слабости - черт, а у кого их нет? - он, Шульдих, по иронии судьбы стал тем самым человеком, который категорически не должен ими пользоваться. По крайней мере, будет чем гордиться на склоне лет. Йоджи перевернулся, сел, откинувшись спиной на камень и подтянув колени к груди. - Всё? - без выражения спросил он. - Что, не тянет на твое представление о тентаклях? Прозвучало неожиданно желчно. Шульдих поморщился: у него не было на уме разговаривать таким тоном. Но он столько времени старался быть внимательным, терпеливым и понимающим - не грех теперь и Йоджи разок потерпеть. Йоджи явно не собирался терпеть. Лицо его стало замкнутым, чужим. - Да пошел ты... Решил, что и вправду можешь делать со мной всё, что захочешь? Шульдих вздохнул. Иногда - не часто, но все-таки - казалось, будто он ведет с Йоджи какую-то безнадежную войну, в которой и атака, и осада, и отступление равно ведут к проигрышу. А может, просто оба слишком смутно представляли победу. - Прости, - устало пробормотал он. - Наверно, пора выбираться отсюда… Он начал подниматься. Член торчал как флагшток, хоть вздергивай на нем "славный звездно-полосатый". Но прикрыться было нечем, да и глупо - взрослые же люди. Кому не нравится вид мужского члена в полной боевой готовности - пусть отвернется. Йоджи поймал его за запястье и с силой - как-то почти зло - дернул обратно. “Твою же мать, Кудо… ты меня с ума сведешь”. Шульдих послушно шлепнулся в воду и выжидательно помолчал. Йоджи мусолил губу, уставившись в сторону. “Должно быть, кризисы идентичности - как ветрянка, - внезапно подумал Шульдих. - Чем позже настигают, тем тяжелее проходят.” Порыв был мимолетным, но неудержимым: он обнял Йоджи за шею и притянул к себе - ободрить, поддержать... быть рядом. Йоджи понял по-своему: ресницы его дрогнули и опустились, а губы, наоборот, приоткрылись. Предложение было из тех, от которых не отказываются. Впрочем, никто и не собирался. Поцелуй отдавал серой. Шульдих усмехнулся, бегло представив, на какие интересные аллюзии это навело бы Фарфарелло. Йоджи подозрительно сощурился: - Что смешного? - Забей, неважно... Знаешь, я никогда не думал, что могу делать с тобой всё, что захочу. Ты поставил условие, и не мне его отменять. Но… - Шульдих взял его руку и положил себе на бедро - отчасти для пущей убедительности, но в основном от беспокойной потребности делать хоть что-нибудь, потому что эти почти-дружеские объятия и ни к чему не обязывающие поцелуи уже становились мучением. - ...я-то не ставил тебе никаких условий. Йоджи не отдернул руку, но и не спешил воспользоваться приглашением. В горячей воде ладонь казалась прохладной. Стойкость и выдержка таяли, как ледяной кубик в чашке чая. - Не здесь, - чуть слышно озвучил он наконец. - В постель? - так же тихо спросил Шульдих. - Да. На минутку он ощутил себя вампиром, которому сказали “Войди”. Они выбрались из онсена, не глядя друг на друга, и вернулись в комнату, не сказав ни слова по пути. На двух одинаковых, аккуратно застеленных футонах интимно белели отогнутые края простыней. - К тебе или ко мне? - галантно осведомился Шульдих. - Заткнись. - Йоджи сделал ему подсечку и бережно уронил на ближний матрас. - Разберемся...
*** Шульдих проснулся от неприятного ощущения: футон уползал из-под него, оставляя вместо себя жесткую плоскость татами. Он вскинулся, чуть не свалившись на пол по-настоящему. В комнате было темно; из-под циновки на окне сочился лунный луч, наводивший на мысли о призраках-юрэй. Йоджи лежал рядом, вплотную; дыхание едва угадывалось, как у очень крепко спящих. Одна рука покоилась на груди, вторая почти целиком свесилась на пол. Забавно: во сне каждый из них занял ровно половину матраса - и обоим не хватило... Шульдих осторожно слез и перебрался на соседнее место. От свежести простыней тут же пробрало ознобом. Он натянул одеяло до подбородка. Глядя в потолок, он думал о том, что, похоже, так ничему и не научился. Прав Кроуфорд: разнузданная привычка потакать своим прихотям не приводит к хорошему. По-хорошему следовало отвалить от Йоджи уже после фразы “Я вообще-то натурал”. “Вообще-то”, м? И уж точно не надо было затевать эту прощальную экскурсию: везти его сюда, сидеть с ним в онсене. Ложиться с ним в постель. Потому что теперь совсем непонятно, как уезжать.
*** Еще несколько часов плечом к плечу в тесном замкнутом пространстве автомобильного салона дались тяжело. Разговор не клеился - Йоджи слушал музыку, курил, отмалчивался. Едва ли это можно было списать на посткоитальную неловкость - просто что-то изменилось между ними: легонько, но необратимо и… похоже, не к лучшему. Впрочем, какая теперь разница. На обратном пути Шульдих решил не выделываться и позволил сменять себя за рулем каждые пару часов. Голова побаливала; задница не то чтобы жаловалась, но была явно не лучшего мнения о геле для бритья в качестве смазки. Но оно того стоило. Йоджи ебал как бог: долго, крепко, чутко. По-настоящему. Повезет же кому-то… Шульдих поерзал, ощущая себя, как новобрачный на похоронах: на душе было скверно, а по телу разливалась томная, счастливая усталость. Йоджи резко накрыл его руку своей, заставив повернуть руль. Мимо пронесся автовоз, длинный и шумный, как поезд из вестернов. Шульдих втянул воздух сквозь зубы. Внутри скрутило и оборвалось - до головокружения, до дрожи в коленях… “Ещё”. - Ты хоть немного следишь за дорогой?! - Не ссы. Я прошел курс экстремального вождения. - Угу. - Йоджи отвернулся, досадливым жестом прикуривая сигарету. - Заметно. Шульдих не понимал. Разумеется, он не ждал цветов в постель (или, там… фруктов), но слишком верил в себя, чтобы допустить мысль, что оказался недостаточно хорош. Однако Йоджи всем видом излучал какое-то скрытое недовольство вкупе с откровенным нежеланием "поговорить об этом", а Шульдих был уже не в той позиции, чтобы допрашивать. Он вспомнил сакраментальное “Всякая тварь после соития грустна”, и, усмехнувшись, мысленно послал Йоджи в хуй.
Токио встретил их возвращение без особой радости. Погода испортилась - набежали тучи, задул ветер, а когда подъезжали к “Конеко”, по лобовому стеклу зашлепали первые капли дождя. Шульдих вдруг подумал: если в среду случится тайфун, его рейс могут отменить… Что ж, значит, улетит в четверг. Нет смысла отсрочивать неизбежное. Йоджи открыл дверь и, подхватив рюкзак, выбрался из машины. Шульдих тоже вылез наружу, оставив дворники работать. - Ну… удачи? - Ага, - кивнул Йоджи. - И тебе. Повисла пауза. Дворники с громким шорохом скребли стекло. Ветер швырял волосы в лицо - Шульдих собрал их в кулак и раздраженно пихнул под воротник тренча. Черт знает что такое… - Слушай, - торопливо начал он, сам не зная, что собирается сказать. В последнюю минуту всегда говорится какая-то ерунда, что-то абсолютно бессмысленное - но нельзя же расставаться вот так… будто и не было ничего, поиграли и разошлись, как временные партнеры по спаррингу. - У тебя всё будет хорошо. Просто отлично. Ты этого заслуживаешь. Ты… Йоджи улыбнулся. - Да, - сказал он. - Я знаю. Потом сунул руки в карманы и, не оглядываясь, зашагал к дому.
*** - ...Пожалуйста, выключите все электронные приборы, в том числе мобильные телефоны. Курение на борту запрещено в течение всего рейса. Спасибо, что выбрали нашу авиалинию. Приятного полета! Строгая, по-кукольному нарядная стюардесса, напоследок оглядев салон, скрылась за шторкой. Самолет дрогнул, дома и дорожные развязки, постепенно уменьшаясь, поплыли вниз. В кресле через проход отчаянно заверещал младенец. Шульдих на секунду поднес ладонь к губам, а потом приложил к стеклу иллюминатора. Жест получился глупым и сентиментальным до тошноты, но… а, к черту. Это последнее, что он мог сделать. Прощай, Йоджи.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Сообщество продолжает доставлять. Это просто пирдуха какой-то Прекрасно всё - завязка ("Никогда, слышите, никогда!!!"), эротические переживания ТС, подпись... А еще я оттуда потырила очаровательную гифку:
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Досмотрела "Свидетелей". Очень, очень годно. Понравилось, что это не гей-сериал: отношения Филипа и Лукаса - не центр сюжета, они вписаны в общую историю на тех же правах, что и абсолютно гетеросексуальные отношения Гейба и Хелен; просто Гейб - второстепенный герой, а Филип и Лукас - главные. Понравилось - не верю, что я это говорю)) - отсутствие рейтинговых сцен. Здесь было бы лишним. Понравилось, что случай, так сильно травмировавший Хелен, дан без особых подробностей - я ждала и боялась. И в целом я люблю это чувство - что где-то "за кадром" история гораздо больше, но мы никогда не узнаем. Не понравились все эти "разговоры по душам" с убийцей: мне как-то от них было еще противней - но возможно, это таки "не баг, а фича". Тайлер Янг не разочаровал до самого конца: красивый мальчик, вполне годный актер и ужасно славный персонаж Впрочем, к финалу я и к Лукасу привязалась, так что пусть будут вместе:
Фанфики уже есть, конечно?) Хотя фанфики я вряд ли буду - а вот клипы, пожалуй, поищу в ближайшие выходные.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Даня: - Мама, вот ты будешь смотреть неинтересный сериал только из-за того, что тебе там кто-то нравится? - Смотря насколько нравится... Но вообще скорее да, чем нет. - Хм... А если сюжет хороший, а персонажи не понравились? - Тогда скорее нет. - Что, серьезно? Персонажи важнее сюжета?! - Д-да-а... - Ну ты странная!!!