Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Название: Trick or Treat
Пейринг: Шульдих/Йоджи
Рейтинг: NC-18
Саммари: Кое-что - не то, чем кажется.
Предупреждения: бондаж, бладплей, найфплей
читать дальшеПогодные боги любили Йоджи - иначе как объяснить, что всякий раз, когда приходил его черед развозить заказы, дни стояли чудесные? Небо еще оставалось чистым и прозрачным, но жара спала; воздух казался звонким, сладким и немного хмельным - почти как весной, когда смена сезонов обещает скорый отдых и приключения, а не холод и привычную хандру, изредка разбавляемую праздниками.
Вдвоем с Кеном они погрузили в кузов фургона коробки с букетами - по двенадцать штук, каждый в отдельном бумажном пакете. Коробки не закрывались, и из-под бумаги сочился горьковатый запах хризантем, перебивая ароматы других цветов.
Осень пахла хризантемами - вот уже второй год. Йоджи нравился этот запах.
Он поерзал на сиденье, поудобней устраиваясь за рулем. Время близилось к полудню, пробки на дорогах почти рассосались. Радио крутило бодрую попсу - из тех, что с первых аккордов вызывают желание подпевать, а через полчаса - биться головой о стену. Листья кленов уже наливались алым, но еще не начали сыпаться, замусоривая обочины. Солнце било в глаза. Притормозив у светофора на перекрестке, Йоджи опустил козырек лобового стекла, надвинул на нос темные очки и огляделся.
В соседнем ряду стояла знакомая Ауди.
Там целовались.
Парень на пассажирском сиденье - определенно, японец, с крашеными волосами почти того же оттенка, что у Рана, только стрижка другая: бритые виски и длинная, зачесанная кверху челка - смеялся, говорил что-то в перерывах между поцелуями, загораживался ладонью с растопыренными пальцами - не то от света, не то от посторонних взглядов.
Ну, привет. Почувствуй себя вуайеристом.
Йоджи как-то даже не удивился, настолько это было внезапно. Будто ветром в лицо: красные листья, солнечные блики на капоте. Красные волосы, льнущие к рыжим, пальцы, комкающие воротник модного тренча.
Те двое наконец оторвались друг от друга. Машина тронулась. Йоджи не сразу понял, что светофор уже сменил цвет. Он выжал сцепление и рванул вперед; Ауди свернула налево сразу за перекрестком.
Музыкальный эфир прервался рекламной паузой. Печенье с молочной начинкой, чай от давления, спрей от тараканов… Йоджи врезал по кнопке - будто прихлопнул того самого таракана. Опустив боковое стекло, закурил.
Что это было - то, что он увидел? Часть долгих близких отношений, внезапная страсть, мимолетная интрижка? Он никогда не спрашивал, есть ли у Шульдиха… кто-нибудь.
“Может, и есть. А может, снял поразвлечься… как тебя тогда, летом. Есть возражения?”
Нет.
“Тогда почему бы тебе не порадоваться за него - чисто по-дружески?”
По-дружески?
Йоджи фыркнул и закашлялся, хватанув дыма носом. Вспомнил тугую хватку наручников, вкрадчивый шорох флоггера, свист воздуха, взрезанного хлыстом…
Зашибись дружба.
Временами казалось, что в его жизни как-то многовато Шульдиха - даже там, где о нем и вовсе не хотелось думать. Йоджи всё так же напропалую флиртовал с девушками, но теперь то и дело приходилось мягко отказываться от продолжения: синяки и ссадины еще можно было списать на последствия тренировок, а вот узоры на заднице наверняка вызвали бы нежелательные расспросы.
Кстати о тренировках: за последние пару месяцев он не пропустил ни одной. Даже наоборот: будь у него побольше времени - пожалуй, ходил бы чаще. Наверно, так проявлялась тяга к устойчивости - или какая-нибудь схожая психологическая штука.
“Сражайся! - говорил сенсей. - Твои руки - острые мечи. Ноги - острые мечи. Разум - острый меч…” Шульдих требовал сдаться, подчиниться. Признать себя слабым. Йоджи представлял, что идет по канату между двумя пропастями, стараясь не сверзиться ни вправо, ни влево.
Образ сам по себе приводил в замешательство: как ни крути, выходило, что пропасть - одна. Если ему суждено упасть - не всё ли равно, в какую сторону?
И, может, это вообще неважно. Может, главное - канат. Что он такое? Поди знай...
Иногда почти хотелось вернуться в ту летнюю ночь - и устоять против искушения. Не вестись. Не дать поймать себя на крючок.
Остановившись на очередном светофоре, Йоджи сложил руки на руле и устало опустил на них голову.
“Что с тобой не так? - в который раз спросил он себя. - Что, мать твою, не так?”
И в который раз не нашел ответа.
По очередному адресу ему открыла молодая красивая женщина в коротком халатике, с накрученным на волосы полотенцем. Судя по записи, сделанной в журнале заказов каллиграфическим почерком Рана, получательницу звали Кёко Мацуда.
Йоджи включил всё свое обаяние, преподнеся букет так, будто лично собирал его по велению сердца.
Женщина прочитала прикрепленную к цветам открытку, и лицо ее стало жестким.
- Заходи, - сказала она тоном человека, который не привык оглядываться и проверять, идут ли за ним. Еще не команда, но уже не предложение.
С некоторых пор Йоджи довольно четко отличал одно от другого.
Он последовал за ней на кухню и остановился в дверях. Мацуда-сан вытянула из шкафа мусорницу с разноцветными контейнерами, достала ножницы.
- Мартини хочешь?
- Нет, спасибо. Я за рулем.
Она обрезала ленту и целлофановую обертку и, аккуратно сложив, опустила в контейнер для пластика. Открытку бросила в коробку для картонного мусора. Наконец, пристроила цветы и зелень в биомусор, безжалостно согнув стебли, чтобы занимали меньше места. У нее были длинные блестящие ногти какого-то сложного оттенка красного. Йоджи наблюдал, чувствуя себя так, будто его пригласили стать официальным свидетелем расправы.
Мацуда-сан задумчиво повертела в руках опустевший каркас.
- Это сизаль на проволоке, - подсказал Йоджи. - Проволоку в металл, сизаль в био.
- А, да? - Она снова взяла ножницы и принялась деловито разбирать каркас. - Сядь, не стой столбом.
Из-под узкой кухонной стойки торчали два высоких табурета. Йоджи сел.
- Ну вот… порядок. - Она закрыла шкаф и, опустившись на второй табурет, сдернула с головы полотенце. Темные, еще влажные волосы слегка не доставали до плеч. - Сигареты есть?
Йоджи исподтишка проследил взглядом изгибы ее длинных стройных ног. Ох, ничего себе… как с водной горки съехал, даже под ложечкой защекотало.
Он достал пачку и, открыв, поднес ей; щелкнул зажигалкой. Женщина прикурила, смешно скосив глаза на огонек. Рассеянно огляделась, придвинула тонкое фарфоровое блюдце, которому явно и в страшном сне не могло присниться, что на его расписное донышко будут стряхивать пепел. Несколько раз молча затянулась, а потом вернула ему сигарету:
- Теперь ты. Знаешь, по тому, как мужчина курит, можно определить, как он целуется.
Йоджи улыбнулся. Втянул дым, подержал во рту, наслаждаясь терпкой горечью, пропустил в горло. Разомкнув губы, медленно выдохнул.
К одинокой женщине приходит сантех… кхм, курьер из цветочного магазина.
Хорошее начало. Многообещающее.
Она снова отобрала сигарету. Докурила, глядя в стену за его плечом, и старательно затушила в блюдце. Потом перегнулась через стойку и, обхватив ладонями его лицо, потянула к себе. В вырезе халата мелькнули груди, слегка прикрытые чем-то кружевным.
Йоджи всегда считал грубым откровенно пялиться на сиськи.
Он заглянул ей в глаза - и не увидел в них своего отражения.
- Не надо, - почему-то шепотом сказал он. И тут же пожалел - но было поздно.
Губы ее искривились. Она отпустила его, села на место и отвернулась, напоследок равнодушно бросив:
- Пошел вон.
Йоджи захотелось обнять ее. Сказать, что всё будет… лучше.
Он вежливо попрощался и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Наблюдая, как сменяются цифры на табло лифта, он маялся досадой на собственное малодушие и смутным чувством вины.
Надо было остаться. Он понимал, что ей нужно - сам не раз находил утешение в объятиях случайной знакомой; а этот долг - из тех, что только приятно вернуть…
“Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет?”
Йоджи со вздохом прислонился к стене, глубоко сунув руки в карманы джинсов.
Плевать на всё, она была хороша. Ох, как хороша…
В заднем кармане завибрировал телефон. Йоджи достал его и открыл полученное сообщение.
“В субботу после семи. Форма одежды - длинные рукава”.
Он нахмурился, прочитав строчку на экране. В мозгу заполошным мотыльком билась какая-то мысль, которую он не мог ни прихлопнуть, ни отогнать - и опасался рассматривать слишком пристально.
Телефон дрогнул в ладони и принес постскриптум: “С этой минуты - никакого секса! Ты же стойкий, правда?”
Йоджи собирался возмутиться, но вместо этого почему-то рассмеялся.
“Ты даже не представляешь…” - подумал он.
Лифт остановился, двери разъехались. Он зашагал к выходу, заранее нащупав в боковом кармане сигаретную пачку.
Мотылек стих, напоследок липко и щекотно мазнув крыльями по лицу, и затаился в темноте.
***
Он проснулся от кошмара. Сон чем-то походил на тот, с лилиями - только теперь это были не цветы, а монстры - уродливые бесформенные создания с десятками щупалец вместо рук, и все эти щупальца тянулись к нему - опутывали, облапывали, сжимали горло, стучали в грудь, трясли и ковыряли, как если бы он был кокосом, из которого они пытались добыть молоко.
И в самом деле, что-то бродило и плескалось в самой глубине его души, разносилось по венам, порой ударяя в голову… только этот сок был безнадежно испорчен - ну вот так, не уродились нынче кокосы - но, может, им как раз такое по вкусу…
Может, только им и по вкусу.
Он рывком сел на постели, откинув одеяло. Сердце колотилось, на лбу выступил пот. Кожа на запястьях - там, где они хватали его за руки - горела, как содранная.
Отдышавшись, он достал из джинсов сигареты, прихватил с тумбочки мобильник и вышел на балкон. В черных ветвях магнолии висел яркий оранжево-желтый шар.
Разве сегодня полнолуние?
Ах да… это же фонарь.
Йоджи включил подсветку телефона и глянул на часы. Почти половина третьего.
Он прикурил и, затянувшись, рассеянно поводил пальцем по клавишам. Звонить человеку посреди ночи - верх наглости…
Но ведь не обязательно звонить.
Он открыл “Сообщения”, нашел нужный номер, набрал “Ты спишь?” и ткнул “Отправить”, намеренно не дав себе времени на раздумья.
Долго ждать не пришлось.
“Нет. Только что пришел домой”.
Йоджи начал набирать текст, но тут же стер написанное. Какая ему разница, откуда Шульдих вернулся так поздно…
Телефон звякнул, на экране замигал значок нового сообщения.
“Дай мне пять минут, ок?”
Звонок раздался спустя три минуты пятьдесят секунд. В трубке звучала музыка - что-то тягучее и ритмичное.
- Привет. Случилось что-нибудь?
- Что у тебя играет? - заинтересованно спросил Йоджи.
- Камуфляж, "Любовь - это щит". Хочешь послушать?
- Давай.
На минуту музыка стала громче.
- Ну как?
- Неплохо. На Депеш похоже. "Вопрос времени", помнишь? - На всякий случай он немного напел.
- Это та, с эротичными стонами в середине? - Шульдих тоже подкрепил слова демонстрацией. Звучало до крайности непристойно.
Йоджи фыркнул:
- Ты позвонил в три часа ночи постонать мне в трубку?
- Вообще-то это ты меня вызвал. - Шульдих опять приглушил песню. - Рассказывай, зачем я тебе понадобился.
Голос был не сонным, но и не бодрым. Окончания слов звучали смазанно, усиливая акцент. Йоджи подумал, что Шульдих либо изрядно навеселе, либо слегка под кайфом - а может, и то, и другое вместе.
- Не спится, - сказал он. - Захотелось с кем-нибудь поговорить.
- Волнуешься перед встречей? - поддел Шульдих. - Или страдаешь оттого, что я запретил тебе…
- Нет, - быстро сказал Йоджи. - Обычная бессонница. Бывает, знаешь?
- Знаю, - согласился Шульдих. - Помочь тебе уснуть?
Йоджи ухмыльнулся:
- Споешь колыбельную?
- Я похож на того, кто поет колыбельные? - В трубке раздался смешок. - Наоборот, это отличный повод лишний раз тебя помучить. Сделаем так: я буду считать барашков, а ты - стараться не уснуть. Дотерпишь до тысячи - загадывай желание, а нет - расплатишься задницей.
Йоджи вовремя прикусил язык. Он знал, что это означает - и знал, что Шульдих знает, что он знает. Любые уточнения выглядели бы или глупым кокетством... или грязной провокацией.
А все-таки - чего он попросит в случае выигрыша?
Чего еще он может попросить?
Он затушил сигарету и вернулся в комнату. Перед тем как лечь, плотнее задернул шторы.
- Ладно, начинай.
- Раз… Два... - медленно начал Шульдих. - Три… Четыре… Пять. Однажды я пошел искать. Мне тогда только исполнилось пятнадцать. Кстати, а как давно ты считаешь овечек?
- Это теперь так называется? - хмыкнул Йоджи. - С четырнадцати.
Слегка приврал, но какая разница - Шульдих всё равно не узнает.
- Шесть… Семь… Восемь… Девять… Первый барашек был игривый и любопытный, он сам дался мне в руки. Мы резвились полгода, всё было отлично… а потом он решил, что я - его Мэри, и начал ходить за мной по пятам. Мне надоело, и я от него избавился.
- Убил, что ли? - Йоджи подобрал с пола одеяло, не выпуская из рук телефон. Поправил подушки и, повозившись, откинулся на спину.
В трубке ошарашенно помолчали.
- Я приму это за комплимент, - наконец сказал Шульдих. - Отшил в грубой форме. И давай без комментариев.
- Ладно, ладно…
- ...Потом был бурый барашек, еще пара белых… серый… Сорок восемь… Сорок девять… Пятьдесят… Иногда среди них попадались настоящие козлы, но я быстро научился справляться. Плёвое дело - надо только самому рассуждать не как барашек, а как… ну понятно, в общем. Не подумай, будто я этим горжусь, но что есть, то есть… да и не то чтобы мне когда-то нравилось быть барашком.
Тихий монотонный голос расслаблял и успокаивал, как чай с ложечкой коньяка. Как мокрая повязка, прижатая к разгоряченному лбу. Йоджи осоловело моргнул, уставившись в темноту: разлеплять ресницы становилось всё труднее. Ну да, это же известный прием: хочешь уснуть - убеди мозг, что не собираешься спать. Обмани себя.
Он зевнул и, когда глаза в очередной раз закрылись, больше не стал их открывать.
- ...А еще был черный барашек - совсем черный, с густой шерстью и блестящими глазами… Он хотел, чтобы я заставлял его прыгать через барьеры, подстегивая хворостиной. Я попробовал и вошел во вкус. - Опять послышался мягкий смешок. Этот звук действовал на нервы - в хорошем смысле: как если гладят по волосам или почесывают за ухом. - Оказалось, многим барашкам такое нравится… только не все готовы признаться. Двести шестнадцать… Двести семнадцать…
“Меня не волнует твой зоопарк, - подумал Йоджи. - И как насчет красного барашка?”
В его спутанном сознании это звучало четко и логично, но когда он попытался сказать вслух, слова начали стремительно ускользать, теряя форму, смысл и значение.
- Новый барашек - просто прелесть, красивый и нежный… но до чего же строптивый. Он позволяет стреноживать себя и даже подставляет шею под мой ошейник, но когда я пытаюсь приласкать его - тут же отскакивает. Вот зараза, да?
- Мгм… - сонно подтвердил Йоджи, почти не вслушиваясь. В голове разливалась вязкая тяжесть, будто ночь плавно просачивалась внутрь.
- Как по-твоему, есть у меня шанс… объездить его? А вдруг после этого я потеряю к нему интерес? С моим сволочным характером никогда не знаешь… Может, честнее было бы оставить его в покое? Только ведь он не хочет, чтобы я оставил его в покое. И я не хочу… Что думаешь?
- Мгм…
- Йоджи… Ты спишь?
- Мгм…
- Спи, мой прыгучий. Однажды я приду украсть твою душу. Четыреста тридцать пять… Четыреста тридцать шесть… Четыреста тридцать семь...
Наверно, это ему примерещилось в дреме. Темнота накрыла его теплым уютным одеялом, и больше Йоджи ничего не слышал.
***
Кофе был слишком горьким, а от лишней ложки сахара стало только хуже - теперь к горечи примешивалась приторная сладость. Солнце назойливо лезло в окно кухни, слепило глаза. Йоджи скривился.
Он проспал на целых полчаса и, как ни спешил, всё равно опоздал к началу смены. Школьницы, наводнявшие магазин по утрам перед уроками, уже разбежались, так что обошлось без шума. Ран показывал какой-то парочке примеры свадебных букетов. Йоджи прошмыгнул в подсобку, торопливо повязал фартук и, подхватив лейку, отправился поливать цветы с таким видом, будто он здесь уже давно.
Ран вышел из-за прилавка и с поклоном проводил гостей к выходу - после чего в три прыжка пересек зал, притиснул Йоджи к стене, как ревнивец ветреную подружку, и детально рассказал, что думает о его ночных гулянках, отношении к работе и способности к самоорганизации.
Йоджи и не подозревал, что в японском языке так много шипящих.
В обычное время он отшутился бы - или огрызнулся, в зависимости от настроения - но сегодня этот ледяной тон подействовал на него, как удар под дых. Оттолкнув Рана, он метнулся к двери черного хода, рванул на себя и выскочил на улицу. Прижал запястье к губам, зажмурился, сдерживая злые слезы, постоял немного.
Потом выкурил сигарету, вернулся в магазин и, переждав очередного покупателя, извинился. Это было в порядке вещей: в стычках с Раном он всегда извинялся первым - какая разница, кто прав, кто виноват…
С него не убудет.
Должно быть, Фудзимия-сама тоже успел остыть - или, в его случае, оттаять: против обыкновения, он не отделался равнодушным “проехали”, а буркнул “взаимно”. Даже спросил, успел ли Йоджи позавтракать - и, узнав, что не успел, дал ему десять минут на кофе.
Отпущенный срок как раз подходил к концу. На кухню выполз заспанный Кен. Хорошо ему - свободен, пока Оми не придет из школы.
- Добр утр... - буркнул он сквозь зевок. Открыл холодильник, завис, разглядывая полки. - Как дела?
- Лучше некуда. - Йоджи сделал глоток и мечтательно прищурился. - Ты же помнишь, я вчера заказы развозил.
Кен достал йогурт в большом пластиковом стакане, распечатал, хлебнул через край. Над верхней губой остался след.
- Ну?
- Блондинка лет тридцати. Красавица - бюст, ноги, попка… Глаза большие, синие, и акцент такой… сексуальный. - Йоджи изобразил что-то, отдаленно напоминающее французское грассирование. - А горячая какая! Завалила меня на диван и давай раздевать...
Выразительно помолчав, он подошел к раковине, выплеснул остаток кофе и поставил кружку в посудомойку.
- Охрене-е-еть… - восхищенно протянул Кен. - А Ран в курсе, как ты рекламируешь наш магазин?
Йоджи обернулся, в упор уставился на него, чуть сдвинув брови, чтобы между ними образовалась горькая складка.
- Ты тоже считаешь, что у меня член в штанах не держится?
Конечно, все они так считали. Не пришлось даже особенно стараться, чтобы произвести впечатление: несколько вскользь оброненных фраз, пара чуть слишком громких телефонных разговоров… Спроси кто, зачем ему это, Йоджи вряд ли смог бы объяснить. Как-то само получилось.
Будь он самураем - справедливости ради, ему следовало бы высечь эти три слова на клинке своего меча.
Кен помялся, явно разрываясь между честностью и симпатией. Наблюдать за его внутренней борьбой было почти трогательно. Почти… стыдно.
- Ну, не то чтобы, - сдержанно возразил он. - Хотя...
- Кен... ты когда-то сказал, что любишь меня.
- Как друга, - с ухмылкой уточнил тот. - А что?
Йоджи длинно вздохнул.
- Походу, и я тебя.
Кен смерил его цепким взглядом вратаря в ожидании пенальти.
- По-дружески же, да? - еще раз напомнил он.
- Ну так-то да… - Йоджи рассеянно поскреб ногтем столешницу. - А тебе не кажется, что “любовь по-дружески” - странное выражение? В смысле… если двоих людей влечет друг к другу, то какие тут могут быть оговорки?
- Слушай, я… - Кен ошарашенно похлопал ресницами. Потом фыркнул и, понизив голос, предупредил: - Я тебе сейчас этот йогурт на голову вылью.
- Не дотянешься. - Йоджи шлепнул его по макушке и со смехом выскочил из кухни.
На душе немного полегчало.
***
- Ты знаешь, что делать. - Шульдих вольготно устроился на кровати, положив ногу на ногу и широко раскинув руки по спинке. - Начинай.
Йоджи нащупал нижнюю пуговицу рубашки и, протолкнув ее в петлю, скользнул ладонью выше. Спохватившись, быстро разделался с остальными пуговицами.
Шульдих не спускал ему рисовки - приходилось то и дело одергивать себя, чтобы не быть одернутым.
Майка. Джинсы. Носки. Трусы. Йоджи сложил одежду на стул и вопросительно вскинул глаза.
Молчание было красноречивым, выжидательным.
Он завел руки за голову, сцепил пальцы и, выпрямившись, застыл неподвижно.
- Молодец. - Шульдих улыбнулся, с явным удовольствием рассматривая его, лаская глазами так, что взгляд казался почти осязаемым.
Йоджи вздрогнул, чувствуя, как мелкие знобкие мурашки бегут по задней поверхности бедер, от ямок под коленями поднимаясь выше, охватывая ягодицы и сосредотачиваясь в паху. Шульдиху нравилось нарушать его интимное пространство - взглядом ли, словом, прикосновением. Не то чтобы Йоджи возражал - в конце концов, это входило в условия игры - но в первый момент всегда становилось не по себе.
Ясное дело, на то и было рассчитано.
Шульдих открыл ящик прикроватной тумбочки, достал моток веревки, поиграл напоказ, пропуская ее между пальцев. На конце веревки болтался карабин, чуть поодаль торчал металлический зажим.
Йоджи смотрел, намеренно не пытаясь угадать, что его ждет.
Шульдих подошел и, стиснув в кулаке одну сторону мотка, погладил его по ребрам образовавшимся хвостом. Веревка была шершавой и немного щекотной. Карабин, задев голую кожу, обжег холодом.
- Я буду задавать тебе вопросы. Отвечай быстро, первое, что придет в голову. Передумывать нельзя. Твой любимый цвет?
- Синий.
- Сигареты или выпивка?
- Сигареты.
- Что было бы труднее - сутки голодать или не иметь возможности помыться?
- Второе.
Шульдих жестом приказал ему вытянуть руки. Ловким движением распустив моток, сложил свободный конец вдвое и, набросив на запястья, начал обматывать. Витки ложились не туго, но Йоджи на всякий случай смирился с тем, что синяков не избежать. Ладно, рукава прикроют.
- Когда и отчего ты в последний раз плакал?
- На прошлой неделе. Прищемил молнией волосы на лобке.
- Оу, бедняжка… - Шульдих сочувственно хохотнул. - А брить не пробовал?
- Ага, - сказал Йоджи. - И это был один из самых драматичных эпизодов всей моей жизни. Лучше пять минут поплакать, чем неделю чесаться.
- Знаю, не рассказывай. - Шульдих скорчил гримасу. - Кхм… что-то мы отвлеклись. Какое твое самое позорное воспоминание?
“Мама… это правда - то, что они говорили?"
"Да как ты смеешь, паршивец?! Какое твое дело? Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет? Твой дед, Такао Кудо, в десять лет стал главой семьи, и попробовал бы кто сплетничать о его домочадцах! Тебе почти столько же, а от тебя пока одни проблемы. Знать бы заранее, как всё будет - так лучше умереть, чем рожать одной…"
"Прости, прости, прости…”
- Я похвастал в присутствии Оми, что умею завязывать черенки от вишни языком, и мы устроили соревнование. Малыш меня просто размазал.
Шульдих закрепил узел. Легко запрыгнув на краешек стула, перекинул второй конец веревки через балку на потолке, потянул. Йоджи волей-неволей потянулся следом.
- Если бы тебе предстояло провести год на необитаемом острове, кого бы ты взял с собой - друга или сексуальную красотку?
- Друга. - Йоджи вскинул голову и, глянув на него снизу вверх, состроил ухмылку. - Обожаю дружить сексуальных красоток.
- Читер. - Шульдих в последний раз налег на веревку, вздернув его на цыпочки; отрегулировав высоту зажима, щелкнул карабином и спрыгнул со стула. - Так что мне сделать с тобой сегодня?
Йоджи переступил на пальцах, стараясь найти более устойчивое положение.
- Что захочешь, - наконец нашелся он с ответом.
- Но чего бы тебе хотелось?
“Чтобы ты перестал спрашивать”.
- Ты же всё равно сделаешь по-своему.
- Само собой. Например, заставлю тебя отвечать на мои вопросы. Ладно, выбирай: сладости или гадости?
Фактически, это не оставляло выбора.
- Гадости, конечно.
- Как скажешь, - осклабился Шульдих.
Он достал из шкафа кейс - разумеется, черный и кожаный - поставил на кровать и, развернув так, чтобы Йоджи видел, откинул крышку. На светлом ложементе лежали разнообразные ножи, скальпели и лезвия, а в сетчатом кармашке на внутренней стороне крышки - какие-то упаковки, среди которых была хорошо заметна пачка пластырей.
Шульдих вынул тонкий нож с острым, чуть загнутым кверху кончиком. Поднял повыше и, держа на отлете, внимательно осмотрел с обеих сторон.
Йоджи следил, не отрывая глаз. Внутри разливался холодок, как в детстве перед уколом или еще какой-нибудь особенно неприятной процедурой.
“У тебя всегда есть право отказаться”.
Он не собирался отказываться - это было бы по меньшей мере нечестно. Сам напросился.
Шульдих убрал нож на место, с треском вскрыл один из пакетов - там оказались перчатки; надел их, аккуратно разглаживая каждый палец. Из другого пакетика вытянул тревожно пахнущую салфетку и, выбрав один из скальпелей, тщательно протер лезвие. Прихватив рукоятку двумя пальцами, покачал, меряя Йоджи глазами.
- Как у тебя со свертываемостью крови?
Йоджи сглотнул застрявший в горле вязкий комок.
- Нормально.
Шульдих встал и, подойдя вплотную, одной рукой приобнял его за талию; другой, с зажатым в ней скальпелем, дотянулся до запястья, чуть ниже веревки, и оттуда легко, без нажима повел вниз.
Кожу царапало едва ощутимо, и вначале казалось, что он просто дразнит - но потом защипало, и, повернув голову, Йоджи увидел, как царапина медленно наливается красным.
Он облизнул губы, дыша часто и горячо, будто сквозь влажную ткань. Язык свело, рот наполнился слюной. Сердце стучало где-то внизу, под животом. Шульдих был слишком близко, ладонь в перчатке холодила поясницу, а дыхание, наоборот, обдавало щеку теплом, и это противоречие сбивало с толку.
Царапина уже сочилась каплями, которые, наливаясь и тяжелея, одна за другой срывались вниз, к плечу. Шульдих отстранился, словно для того, чтобы оценить работу. Потом протянул руку и, собрав их на палец, поднес ко рту.
- М-м-м, а ты вкусный... Хочешь попробовать?
Йоджи хрипло выдохнул: то ли у него вдруг обнаружился фетиш на латекс, то ли всё дело в том, как лихо Шульдих одним жестом похерил заботу о собственной безопасности - но пробрало до дрожи в коленях.
- Нет, - сказал он. - И тебе не советую: ты же не знаешь, что у меня в крови.
Шульдих рассмеялся, скривив измазанные красным губы. Сгреб его за бедро, рванул на себя и, быстро отступив, послал вперед крепким шлепком по заднице. Йоджи беспомощно скребнул пальцами по полу, развернувшись на связанных руках.
Черт, эту бы силу да на что-нибудь дельное…
Мысль отчего-то смутила, и он торопливо отбросил ее.
- Знаю, - сказал Шульдих из-за спины, - глупость и упрямство. Этим я уже болел.
- И всё еще не… а!
Кольнуло справа под лопаткой. Потом слева - легче, но дольше. Опять справа, выше. Быстро.
Это походило на азбуку Морзе: точка, тире, точка… Если бы Йоджи знал ее - мог бы отвлечься, составляя слова…
Он заплясал на месте - уворачиваться бесполезно, но неизвестность была хуже боли: попробуй-ка угадай, куда придется следующий укол. И насколько сильным будет - заставит поморщиться, как укус комара, или тряхнет, как разряд тока.
Еще укол. Еще, еще, еще… Черт, да когда же это кончится?!
Несмотря на боль и тревожное ожидание, где-то в глубине души он чувствовал странную, с оттенком злорадства, гордость. Шульдих испытывал его, и, чем дольше длилась пытка, тем яснее Йоджи догадывался, что результат - в его пользу.
Выбив острую дробь на спине, лезвие спустилось ниже. Впилось в ягодицу, застыло там, медленно вдавливаясь в кожу.
- Что, если я вырежу здесь свое имя? - небрежно, будто о какой-нибудь бытовой мелочи, спросил Шульдих.
Йоджи сделал глубокий вздох, прежде чем расцепить зубы для ответа.
- Оно сойдет. Рано или поздно.
- Я могу сделать так, чтобы не сошло.
Он едва не дернулся, на секунду позволив себе поверить, что Шульдих и вправду способен на это; поморщился от досады - не то на себя, не то на него.
- Или делай, или не грози, - сказал он, следя, чтобы голос не дрогнул. - Я тебя не боюсь.
- О, вот как? Проверим.
Сзади послышались шаги, скрипнул матрац, что-то едва слышно зашуршало. Йоджи не оглянулся, хоть на это и не было прямого запрета.
Обтянутая перчаткой рука крепко взяла его за волосы. Он затаил дыхание, чувствуя, как бешено и неровно колотится пульс на горле.
- А теперь?
Пальцы рванули назад, заставив откинуть голову. Шеи коснулось тонкое, опасное. Лезвие - судя по ощущениям, уже не скальпель, а нож - заскользило по коже, чуть холодя, иногда на время замирая на месте, а потом опять продолжая свой путь - снизу вверх, в точности прослеживая рельеф натянувшегося горла…
Йоджи опустил ставшие вдруг тяжелыми веки. Внутри оборвалось, он изумленно охнул - как в тот раз, когда впервые увидел стереокартинку: вертел так и эдак, то приближая к глазам, то, наоборот, отдаляя, а потом, когда он устал, почти отчаялся - картинка провалилась и развернулась, и стала стрекозой на цветке.
Только сейчас это была не стрекоза: зажмурившись, он будто снова услышал монотонный гул автострады, почувствовал ветер на лице и узкий парапет моста под ногами.
Говорят, воздух давит на человека с силой примерно восемнадцати тонн. Если прибавить сюда тяжесть личных проблем, общественное давление, бремя собственного эго… странно, что мы еще не потеряли способность передвигаться.
Однажды ночью, несколько лет назад, Йоджи хотел бросить этот груз и уйти, громко хлопнув дверью.
Не бросил, конечно. Не ушел - только подержался за ручку двери, и полегчало. Шагнул не вперед, а назад - получилось неловко, ссадил локоть и потянул лодыжку - и в один момент всё как-то встало на место: он жив, и ему больно.
Всё в порядке.
Теперь Шульдих стал его дверью - как если бы холодная железная ручка вдруг обернулась живой ладонью. Пальцы в волосах стиснулись туго, жестко… Хорошо.
“Держи меня. Пожалуйста, держи меня крепче…”
Было так тихо, что Йоджи слышал дыхание - свое и чужое. В висках стучало, слабо жгло оцарапанную руку и следы тычков на спине. Нож неторопливо поглаживал шею под самым подбородком - а потом вдруг исчез.
- Посмотри, - сказал Шульдих, толкнув его голову вперед.
Он открыл глаза. Первое, что увидел - нож, прямо перед лицом. Повернутый обухом.
Йоджи передернулся - чувство было такое, словно окатили водой из грязной лужи. Разом опротивело всё: и он сам, и Шульдих, и эта дурацкая игра, в которой не было ничего настоящего.
Цветок не расцвел, стрекоза не взлетела. Живая объемная картина при ближайшем рассмотрении оказалась всё тем же листом дешевой бумаги, испещренной бессмысленным узором в мелкий рубчик.
“Остынь, Йоджи, ты играешь слишком серьезно. Конечно, он не стал бы рисковать. Откуда ему знать, что у тебя на уме?”
Ну разумеется, откуда? Это ведь не на мне он оттачивает свои приемы. Не я спешу к нему по первому зову, как щенок на свист. Не меня он…
“Девять из десяти, помнишь? И ты - один из них”.
- Что-то не так? - Шульдих вышел у него из-за спины, озадаченно заглянул в лицо.
- Всё, хватит. Пусти.
- Сейчас. - Он распечатал еще пару упаковок и осторожно промокнул царапины. Выбросив пропитанные кровью салфетки, достал пластыри, приклеил, зачем-то долго разглаживая кончиком пальца. Наконец, стянул перчатки и отвязал веревку.
Йоджи потер руки - запястья саднило, и это неприятно напомнило давешний сон. Нашарив в ворохе одежды трусы, стал одеваться.
Шульдих отошел вглубь комнаты, уселся на край стола, наблюдая оттуда, как ястреб за голубем.
- Йоджи… - начал он.
- Отъебись.
- Грубо. - Шульдих укоризненно прицокнул языком, склонив голову набок. - У тебя что, сабдроп? Не знобит? Голова не кружится?
Йоджи смутно представлял, что такое “сабдроп”. Прозвучало почти как “ПМС”. Он взял себе на заметку никогда не использовать этот аргумент в спорах с девушками.
- Нет, - сказал он. - Просто наскучила вся эта... хренотень.
- Что-то не похоже. - Шульдих ухмыльнулся, демонстративно покосившись на его пах, где член, до нелепости безразличный к Йоджиным переживаниям, натягивал тонкую ткань. - Как там, “слова могут лгать, но тело”...
- Я тебе не тело, - отрезал Йоджи, тут же поморщившись: вышло глупо и не к месту пафосно. - В смысле…
- Да помню я, - перебил Шульдих. - А ведь никто даже не оценит… и ты - меньше всех, вот что обидно. Я мог шаг за шагом довести тебя до постели - ты бы и не понял, что случилось - более того, в нужный момент сам сказал бы мне “да”. У тебя же границы плывут, как ледники в Антарктиде.
“Не держи меня за идиота, - подумал Йоджи. - Кем надо быть, чтобы не понять, что тебя трахают?”
А кем надо быть, чтобы позволять хотеть себя, рассматривать, трогать - и не беспокоиться о том, к чему это может привести? Как если бы всё, чем они занимались, было прелюдией, за которой неминуемо должно последовать главное. Будто вся эта увлекательная игра в доверие и взаимность, свобода быть тем, кто ты есть, боязливый восторг собственной открытости, тайна на двоих - это…
“...секс, Йоджи. Ты занимаешься сексом с парнем - не трахаешься, но подставляешь ему задницу… и прочие места. И, как бы тебе ни нравилось - это не совсем то, что нужно. Может даже, совсем не то.
Просто еще один вид секса”.
- Ой-ё, - досадливо вздохнул Шульдих. - Язык мой…
Йоджи рывком застегнул джинсы и просунул голову в вырез майки.
“Разберись со своими потребностями”, - вспомнил он. Наверно, и вправду пришло время… разобраться.
- Не зови меня больше.
Он помедлил, втайне надеясь, что Шульдих начнет возражать, но тот только вяло дернул плечом:
- Как скажешь. Пожалуй, оно и к лучшему, а то у меня уже изжога от этого зеленого винограда.
Йоджи вопросительно посмотрел на него, но понял, что комментариев не будет. Он накинул рубашку и, на ходу застегивая пуговицы, двинулся к лестнице.
- Погоди. Еще два слова.
Он притормозил, уже взявшись за перила. Оборачиваться не стал.
- Сохрани мой номер: когда кто-нибудь еще предложит тебе такого рода развлечения - набери, прежде чем соглашаться.
Если Шульдих хотел задержать его, то сработало отменно. Йоджи не просто оглянулся - развернулся всем корпусом, требовательно глядя на него в ожидании объяснений.
- Слушай, я знаю эту тусовку, - горячо сказал Шульдих. - Ты даже не представляешь, сколько там извращенцев!
Йоджи издевательски хохотнул.
- Ты-то не такой, да? - в упор спросил он.
Шульдих ответил ухмылкой. Откинулся, вальяжно скрестив ноги, оперся ладонями о столешницу позади себя.
- И я такой, - спокойно согласился он. - Но будь уверен, я никогда не причинил бы тебе вреда.
- Тебе-то что? - огрызнулся Йоджи. - А вдруг я хочу, чтобы мне причинили вред?
- Нет, - настойчиво возразил Шульдих, опять подавшись вперед. - Нет, не хочешь. Ты…
- Не смей рассказывать мне, чего я хочу!
Йоджи кубарем скатился по ступенькам и, сунув ноги в ботинки, выскочил на улицу.
Шульдих не пытался его остановить.
tbc
Пейринг: Шульдих/Йоджи
Рейтинг: NC-18
Саммари: Кое-что - не то, чем кажется.
Предупреждения: бондаж, бладплей, найфплей
читать дальшеПогодные боги любили Йоджи - иначе как объяснить, что всякий раз, когда приходил его черед развозить заказы, дни стояли чудесные? Небо еще оставалось чистым и прозрачным, но жара спала; воздух казался звонким, сладким и немного хмельным - почти как весной, когда смена сезонов обещает скорый отдых и приключения, а не холод и привычную хандру, изредка разбавляемую праздниками.
Вдвоем с Кеном они погрузили в кузов фургона коробки с букетами - по двенадцать штук, каждый в отдельном бумажном пакете. Коробки не закрывались, и из-под бумаги сочился горьковатый запах хризантем, перебивая ароматы других цветов.
Осень пахла хризантемами - вот уже второй год. Йоджи нравился этот запах.
Он поерзал на сиденье, поудобней устраиваясь за рулем. Время близилось к полудню, пробки на дорогах почти рассосались. Радио крутило бодрую попсу - из тех, что с первых аккордов вызывают желание подпевать, а через полчаса - биться головой о стену. Листья кленов уже наливались алым, но еще не начали сыпаться, замусоривая обочины. Солнце било в глаза. Притормозив у светофора на перекрестке, Йоджи опустил козырек лобового стекла, надвинул на нос темные очки и огляделся.
В соседнем ряду стояла знакомая Ауди.
Там целовались.
Парень на пассажирском сиденье - определенно, японец, с крашеными волосами почти того же оттенка, что у Рана, только стрижка другая: бритые виски и длинная, зачесанная кверху челка - смеялся, говорил что-то в перерывах между поцелуями, загораживался ладонью с растопыренными пальцами - не то от света, не то от посторонних взглядов.
Ну, привет. Почувствуй себя вуайеристом.
Йоджи как-то даже не удивился, настолько это было внезапно. Будто ветром в лицо: красные листья, солнечные блики на капоте. Красные волосы, льнущие к рыжим, пальцы, комкающие воротник модного тренча.
Те двое наконец оторвались друг от друга. Машина тронулась. Йоджи не сразу понял, что светофор уже сменил цвет. Он выжал сцепление и рванул вперед; Ауди свернула налево сразу за перекрестком.
Музыкальный эфир прервался рекламной паузой. Печенье с молочной начинкой, чай от давления, спрей от тараканов… Йоджи врезал по кнопке - будто прихлопнул того самого таракана. Опустив боковое стекло, закурил.
Что это было - то, что он увидел? Часть долгих близких отношений, внезапная страсть, мимолетная интрижка? Он никогда не спрашивал, есть ли у Шульдиха… кто-нибудь.
“Может, и есть. А может, снял поразвлечься… как тебя тогда, летом. Есть возражения?”
Нет.
“Тогда почему бы тебе не порадоваться за него - чисто по-дружески?”
По-дружески?
Йоджи фыркнул и закашлялся, хватанув дыма носом. Вспомнил тугую хватку наручников, вкрадчивый шорох флоггера, свист воздуха, взрезанного хлыстом…
Зашибись дружба.
Временами казалось, что в его жизни как-то многовато Шульдиха - даже там, где о нем и вовсе не хотелось думать. Йоджи всё так же напропалую флиртовал с девушками, но теперь то и дело приходилось мягко отказываться от продолжения: синяки и ссадины еще можно было списать на последствия тренировок, а вот узоры на заднице наверняка вызвали бы нежелательные расспросы.
Кстати о тренировках: за последние пару месяцев он не пропустил ни одной. Даже наоборот: будь у него побольше времени - пожалуй, ходил бы чаще. Наверно, так проявлялась тяга к устойчивости - или какая-нибудь схожая психологическая штука.
“Сражайся! - говорил сенсей. - Твои руки - острые мечи. Ноги - острые мечи. Разум - острый меч…” Шульдих требовал сдаться, подчиниться. Признать себя слабым. Йоджи представлял, что идет по канату между двумя пропастями, стараясь не сверзиться ни вправо, ни влево.
Образ сам по себе приводил в замешательство: как ни крути, выходило, что пропасть - одна. Если ему суждено упасть - не всё ли равно, в какую сторону?
И, может, это вообще неважно. Может, главное - канат. Что он такое? Поди знай...
Иногда почти хотелось вернуться в ту летнюю ночь - и устоять против искушения. Не вестись. Не дать поймать себя на крючок.
Остановившись на очередном светофоре, Йоджи сложил руки на руле и устало опустил на них голову.
“Что с тобой не так? - в который раз спросил он себя. - Что, мать твою, не так?”
И в который раз не нашел ответа.
По очередному адресу ему открыла молодая красивая женщина в коротком халатике, с накрученным на волосы полотенцем. Судя по записи, сделанной в журнале заказов каллиграфическим почерком Рана, получательницу звали Кёко Мацуда.
Йоджи включил всё свое обаяние, преподнеся букет так, будто лично собирал его по велению сердца.
Женщина прочитала прикрепленную к цветам открытку, и лицо ее стало жестким.
- Заходи, - сказала она тоном человека, который не привык оглядываться и проверять, идут ли за ним. Еще не команда, но уже не предложение.
С некоторых пор Йоджи довольно четко отличал одно от другого.
Он последовал за ней на кухню и остановился в дверях. Мацуда-сан вытянула из шкафа мусорницу с разноцветными контейнерами, достала ножницы.
- Мартини хочешь?
- Нет, спасибо. Я за рулем.
Она обрезала ленту и целлофановую обертку и, аккуратно сложив, опустила в контейнер для пластика. Открытку бросила в коробку для картонного мусора. Наконец, пристроила цветы и зелень в биомусор, безжалостно согнув стебли, чтобы занимали меньше места. У нее были длинные блестящие ногти какого-то сложного оттенка красного. Йоджи наблюдал, чувствуя себя так, будто его пригласили стать официальным свидетелем расправы.
Мацуда-сан задумчиво повертела в руках опустевший каркас.
- Это сизаль на проволоке, - подсказал Йоджи. - Проволоку в металл, сизаль в био.
- А, да? - Она снова взяла ножницы и принялась деловито разбирать каркас. - Сядь, не стой столбом.
Из-под узкой кухонной стойки торчали два высоких табурета. Йоджи сел.
- Ну вот… порядок. - Она закрыла шкаф и, опустившись на второй табурет, сдернула с головы полотенце. Темные, еще влажные волосы слегка не доставали до плеч. - Сигареты есть?
Йоджи исподтишка проследил взглядом изгибы ее длинных стройных ног. Ох, ничего себе… как с водной горки съехал, даже под ложечкой защекотало.
Он достал пачку и, открыв, поднес ей; щелкнул зажигалкой. Женщина прикурила, смешно скосив глаза на огонек. Рассеянно огляделась, придвинула тонкое фарфоровое блюдце, которому явно и в страшном сне не могло присниться, что на его расписное донышко будут стряхивать пепел. Несколько раз молча затянулась, а потом вернула ему сигарету:
- Теперь ты. Знаешь, по тому, как мужчина курит, можно определить, как он целуется.
Йоджи улыбнулся. Втянул дым, подержал во рту, наслаждаясь терпкой горечью, пропустил в горло. Разомкнув губы, медленно выдохнул.
К одинокой женщине приходит сантех… кхм, курьер из цветочного магазина.
Хорошее начало. Многообещающее.
Она снова отобрала сигарету. Докурила, глядя в стену за его плечом, и старательно затушила в блюдце. Потом перегнулась через стойку и, обхватив ладонями его лицо, потянула к себе. В вырезе халата мелькнули груди, слегка прикрытые чем-то кружевным.
Йоджи всегда считал грубым откровенно пялиться на сиськи.
Он заглянул ей в глаза - и не увидел в них своего отражения.
- Не надо, - почему-то шепотом сказал он. И тут же пожалел - но было поздно.
Губы ее искривились. Она отпустила его, села на место и отвернулась, напоследок равнодушно бросив:
- Пошел вон.
Йоджи захотелось обнять ее. Сказать, что всё будет… лучше.
Он вежливо попрощался и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Наблюдая, как сменяются цифры на табло лифта, он маялся досадой на собственное малодушие и смутным чувством вины.
Надо было остаться. Он понимал, что ей нужно - сам не раз находил утешение в объятиях случайной знакомой; а этот долг - из тех, что только приятно вернуть…
“Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет?”
Йоджи со вздохом прислонился к стене, глубоко сунув руки в карманы джинсов.
Плевать на всё, она была хороша. Ох, как хороша…
В заднем кармане завибрировал телефон. Йоджи достал его и открыл полученное сообщение.
“В субботу после семи. Форма одежды - длинные рукава”.
Он нахмурился, прочитав строчку на экране. В мозгу заполошным мотыльком билась какая-то мысль, которую он не мог ни прихлопнуть, ни отогнать - и опасался рассматривать слишком пристально.
Телефон дрогнул в ладони и принес постскриптум: “С этой минуты - никакого секса! Ты же стойкий, правда?”
Йоджи собирался возмутиться, но вместо этого почему-то рассмеялся.
“Ты даже не представляешь…” - подумал он.
Лифт остановился, двери разъехались. Он зашагал к выходу, заранее нащупав в боковом кармане сигаретную пачку.
Мотылек стих, напоследок липко и щекотно мазнув крыльями по лицу, и затаился в темноте.
***
Он проснулся от кошмара. Сон чем-то походил на тот, с лилиями - только теперь это были не цветы, а монстры - уродливые бесформенные создания с десятками щупалец вместо рук, и все эти щупальца тянулись к нему - опутывали, облапывали, сжимали горло, стучали в грудь, трясли и ковыряли, как если бы он был кокосом, из которого они пытались добыть молоко.
И в самом деле, что-то бродило и плескалось в самой глубине его души, разносилось по венам, порой ударяя в голову… только этот сок был безнадежно испорчен - ну вот так, не уродились нынче кокосы - но, может, им как раз такое по вкусу…
Может, только им и по вкусу.
Он рывком сел на постели, откинув одеяло. Сердце колотилось, на лбу выступил пот. Кожа на запястьях - там, где они хватали его за руки - горела, как содранная.
Отдышавшись, он достал из джинсов сигареты, прихватил с тумбочки мобильник и вышел на балкон. В черных ветвях магнолии висел яркий оранжево-желтый шар.
Разве сегодня полнолуние?
Ах да… это же фонарь.
Йоджи включил подсветку телефона и глянул на часы. Почти половина третьего.
Он прикурил и, затянувшись, рассеянно поводил пальцем по клавишам. Звонить человеку посреди ночи - верх наглости…
Но ведь не обязательно звонить.
Он открыл “Сообщения”, нашел нужный номер, набрал “Ты спишь?” и ткнул “Отправить”, намеренно не дав себе времени на раздумья.
Долго ждать не пришлось.
“Нет. Только что пришел домой”.
Йоджи начал набирать текст, но тут же стер написанное. Какая ему разница, откуда Шульдих вернулся так поздно…
Телефон звякнул, на экране замигал значок нового сообщения.
“Дай мне пять минут, ок?”
Звонок раздался спустя три минуты пятьдесят секунд. В трубке звучала музыка - что-то тягучее и ритмичное.
- Привет. Случилось что-нибудь?
- Что у тебя играет? - заинтересованно спросил Йоджи.
- Камуфляж, "Любовь - это щит". Хочешь послушать?
- Давай.
На минуту музыка стала громче.
- Ну как?
- Неплохо. На Депеш похоже. "Вопрос времени", помнишь? - На всякий случай он немного напел.
- Это та, с эротичными стонами в середине? - Шульдих тоже подкрепил слова демонстрацией. Звучало до крайности непристойно.
Йоджи фыркнул:
- Ты позвонил в три часа ночи постонать мне в трубку?
- Вообще-то это ты меня вызвал. - Шульдих опять приглушил песню. - Рассказывай, зачем я тебе понадобился.
Голос был не сонным, но и не бодрым. Окончания слов звучали смазанно, усиливая акцент. Йоджи подумал, что Шульдих либо изрядно навеселе, либо слегка под кайфом - а может, и то, и другое вместе.
- Не спится, - сказал он. - Захотелось с кем-нибудь поговорить.
- Волнуешься перед встречей? - поддел Шульдих. - Или страдаешь оттого, что я запретил тебе…
- Нет, - быстро сказал Йоджи. - Обычная бессонница. Бывает, знаешь?
- Знаю, - согласился Шульдих. - Помочь тебе уснуть?
Йоджи ухмыльнулся:
- Споешь колыбельную?
- Я похож на того, кто поет колыбельные? - В трубке раздался смешок. - Наоборот, это отличный повод лишний раз тебя помучить. Сделаем так: я буду считать барашков, а ты - стараться не уснуть. Дотерпишь до тысячи - загадывай желание, а нет - расплатишься задницей.
Йоджи вовремя прикусил язык. Он знал, что это означает - и знал, что Шульдих знает, что он знает. Любые уточнения выглядели бы или глупым кокетством... или грязной провокацией.
А все-таки - чего он попросит в случае выигрыша?
Чего еще он может попросить?
Он затушил сигарету и вернулся в комнату. Перед тем как лечь, плотнее задернул шторы.
- Ладно, начинай.
- Раз… Два... - медленно начал Шульдих. - Три… Четыре… Пять. Однажды я пошел искать. Мне тогда только исполнилось пятнадцать. Кстати, а как давно ты считаешь овечек?
- Это теперь так называется? - хмыкнул Йоджи. - С четырнадцати.
Слегка приврал, но какая разница - Шульдих всё равно не узнает.
- Шесть… Семь… Восемь… Девять… Первый барашек был игривый и любопытный, он сам дался мне в руки. Мы резвились полгода, всё было отлично… а потом он решил, что я - его Мэри, и начал ходить за мной по пятам. Мне надоело, и я от него избавился.
- Убил, что ли? - Йоджи подобрал с пола одеяло, не выпуская из рук телефон. Поправил подушки и, повозившись, откинулся на спину.
В трубке ошарашенно помолчали.
- Я приму это за комплимент, - наконец сказал Шульдих. - Отшил в грубой форме. И давай без комментариев.
- Ладно, ладно…
- ...Потом был бурый барашек, еще пара белых… серый… Сорок восемь… Сорок девять… Пятьдесят… Иногда среди них попадались настоящие козлы, но я быстро научился справляться. Плёвое дело - надо только самому рассуждать не как барашек, а как… ну понятно, в общем. Не подумай, будто я этим горжусь, но что есть, то есть… да и не то чтобы мне когда-то нравилось быть барашком.
Тихий монотонный голос расслаблял и успокаивал, как чай с ложечкой коньяка. Как мокрая повязка, прижатая к разгоряченному лбу. Йоджи осоловело моргнул, уставившись в темноту: разлеплять ресницы становилось всё труднее. Ну да, это же известный прием: хочешь уснуть - убеди мозг, что не собираешься спать. Обмани себя.
Он зевнул и, когда глаза в очередной раз закрылись, больше не стал их открывать.
- ...А еще был черный барашек - совсем черный, с густой шерстью и блестящими глазами… Он хотел, чтобы я заставлял его прыгать через барьеры, подстегивая хворостиной. Я попробовал и вошел во вкус. - Опять послышался мягкий смешок. Этот звук действовал на нервы - в хорошем смысле: как если гладят по волосам или почесывают за ухом. - Оказалось, многим барашкам такое нравится… только не все готовы признаться. Двести шестнадцать… Двести семнадцать…
“Меня не волнует твой зоопарк, - подумал Йоджи. - И как насчет красного барашка?”
В его спутанном сознании это звучало четко и логично, но когда он попытался сказать вслух, слова начали стремительно ускользать, теряя форму, смысл и значение.
- Новый барашек - просто прелесть, красивый и нежный… но до чего же строптивый. Он позволяет стреноживать себя и даже подставляет шею под мой ошейник, но когда я пытаюсь приласкать его - тут же отскакивает. Вот зараза, да?
- Мгм… - сонно подтвердил Йоджи, почти не вслушиваясь. В голове разливалась вязкая тяжесть, будто ночь плавно просачивалась внутрь.
- Как по-твоему, есть у меня шанс… объездить его? А вдруг после этого я потеряю к нему интерес? С моим сволочным характером никогда не знаешь… Может, честнее было бы оставить его в покое? Только ведь он не хочет, чтобы я оставил его в покое. И я не хочу… Что думаешь?
- Мгм…
- Йоджи… Ты спишь?
- Мгм…
- Спи, мой прыгучий. Однажды я приду украсть твою душу. Четыреста тридцать пять… Четыреста тридцать шесть… Четыреста тридцать семь...
Наверно, это ему примерещилось в дреме. Темнота накрыла его теплым уютным одеялом, и больше Йоджи ничего не слышал.
***
Кофе был слишком горьким, а от лишней ложки сахара стало только хуже - теперь к горечи примешивалась приторная сладость. Солнце назойливо лезло в окно кухни, слепило глаза. Йоджи скривился.
Он проспал на целых полчаса и, как ни спешил, всё равно опоздал к началу смены. Школьницы, наводнявшие магазин по утрам перед уроками, уже разбежались, так что обошлось без шума. Ран показывал какой-то парочке примеры свадебных букетов. Йоджи прошмыгнул в подсобку, торопливо повязал фартук и, подхватив лейку, отправился поливать цветы с таким видом, будто он здесь уже давно.
Ран вышел из-за прилавка и с поклоном проводил гостей к выходу - после чего в три прыжка пересек зал, притиснул Йоджи к стене, как ревнивец ветреную подружку, и детально рассказал, что думает о его ночных гулянках, отношении к работе и способности к самоорганизации.
Йоджи и не подозревал, что в японском языке так много шипящих.
В обычное время он отшутился бы - или огрызнулся, в зависимости от настроения - но сегодня этот ледяной тон подействовал на него, как удар под дых. Оттолкнув Рана, он метнулся к двери черного хода, рванул на себя и выскочил на улицу. Прижал запястье к губам, зажмурился, сдерживая злые слезы, постоял немного.
Потом выкурил сигарету, вернулся в магазин и, переждав очередного покупателя, извинился. Это было в порядке вещей: в стычках с Раном он всегда извинялся первым - какая разница, кто прав, кто виноват…
С него не убудет.
Должно быть, Фудзимия-сама тоже успел остыть - или, в его случае, оттаять: против обыкновения, он не отделался равнодушным “проехали”, а буркнул “взаимно”. Даже спросил, успел ли Йоджи позавтракать - и, узнав, что не успел, дал ему десять минут на кофе.
Отпущенный срок как раз подходил к концу. На кухню выполз заспанный Кен. Хорошо ему - свободен, пока Оми не придет из школы.
- Добр утр... - буркнул он сквозь зевок. Открыл холодильник, завис, разглядывая полки. - Как дела?
- Лучше некуда. - Йоджи сделал глоток и мечтательно прищурился. - Ты же помнишь, я вчера заказы развозил.
Кен достал йогурт в большом пластиковом стакане, распечатал, хлебнул через край. Над верхней губой остался след.
- Ну?
- Блондинка лет тридцати. Красавица - бюст, ноги, попка… Глаза большие, синие, и акцент такой… сексуальный. - Йоджи изобразил что-то, отдаленно напоминающее французское грассирование. - А горячая какая! Завалила меня на диван и давай раздевать...
Выразительно помолчав, он подошел к раковине, выплеснул остаток кофе и поставил кружку в посудомойку.
- Охрене-е-еть… - восхищенно протянул Кен. - А Ран в курсе, как ты рекламируешь наш магазин?
Йоджи обернулся, в упор уставился на него, чуть сдвинув брови, чтобы между ними образовалась горькая складка.
- Ты тоже считаешь, что у меня член в штанах не держится?
Конечно, все они так считали. Не пришлось даже особенно стараться, чтобы произвести впечатление: несколько вскользь оброненных фраз, пара чуть слишком громких телефонных разговоров… Спроси кто, зачем ему это, Йоджи вряд ли смог бы объяснить. Как-то само получилось.
Будь он самураем - справедливости ради, ему следовало бы высечь эти три слова на клинке своего меча.
Кен помялся, явно разрываясь между честностью и симпатией. Наблюдать за его внутренней борьбой было почти трогательно. Почти… стыдно.
- Ну, не то чтобы, - сдержанно возразил он. - Хотя...
- Кен... ты когда-то сказал, что любишь меня.
- Как друга, - с ухмылкой уточнил тот. - А что?
Йоджи длинно вздохнул.
- Походу, и я тебя.
Кен смерил его цепким взглядом вратаря в ожидании пенальти.
- По-дружески же, да? - еще раз напомнил он.
- Ну так-то да… - Йоджи рассеянно поскреб ногтем столешницу. - А тебе не кажется, что “любовь по-дружески” - странное выражение? В смысле… если двоих людей влечет друг к другу, то какие тут могут быть оговорки?
- Слушай, я… - Кен ошарашенно похлопал ресницами. Потом фыркнул и, понизив голос, предупредил: - Я тебе сейчас этот йогурт на голову вылью.
- Не дотянешься. - Йоджи шлепнул его по макушке и со смехом выскочил из кухни.
На душе немного полегчало.
***
- Ты знаешь, что делать. - Шульдих вольготно устроился на кровати, положив ногу на ногу и широко раскинув руки по спинке. - Начинай.
Йоджи нащупал нижнюю пуговицу рубашки и, протолкнув ее в петлю, скользнул ладонью выше. Спохватившись, быстро разделался с остальными пуговицами.
Шульдих не спускал ему рисовки - приходилось то и дело одергивать себя, чтобы не быть одернутым.
Майка. Джинсы. Носки. Трусы. Йоджи сложил одежду на стул и вопросительно вскинул глаза.
Молчание было красноречивым, выжидательным.
Он завел руки за голову, сцепил пальцы и, выпрямившись, застыл неподвижно.
- Молодец. - Шульдих улыбнулся, с явным удовольствием рассматривая его, лаская глазами так, что взгляд казался почти осязаемым.
Йоджи вздрогнул, чувствуя, как мелкие знобкие мурашки бегут по задней поверхности бедер, от ямок под коленями поднимаясь выше, охватывая ягодицы и сосредотачиваясь в паху. Шульдиху нравилось нарушать его интимное пространство - взглядом ли, словом, прикосновением. Не то чтобы Йоджи возражал - в конце концов, это входило в условия игры - но в первый момент всегда становилось не по себе.
Ясное дело, на то и было рассчитано.
Шульдих открыл ящик прикроватной тумбочки, достал моток веревки, поиграл напоказ, пропуская ее между пальцев. На конце веревки болтался карабин, чуть поодаль торчал металлический зажим.
Йоджи смотрел, намеренно не пытаясь угадать, что его ждет.
Шульдих подошел и, стиснув в кулаке одну сторону мотка, погладил его по ребрам образовавшимся хвостом. Веревка была шершавой и немного щекотной. Карабин, задев голую кожу, обжег холодом.
- Я буду задавать тебе вопросы. Отвечай быстро, первое, что придет в голову. Передумывать нельзя. Твой любимый цвет?
- Синий.
- Сигареты или выпивка?
- Сигареты.
- Что было бы труднее - сутки голодать или не иметь возможности помыться?
- Второе.
Шульдих жестом приказал ему вытянуть руки. Ловким движением распустив моток, сложил свободный конец вдвое и, набросив на запястья, начал обматывать. Витки ложились не туго, но Йоджи на всякий случай смирился с тем, что синяков не избежать. Ладно, рукава прикроют.
- Когда и отчего ты в последний раз плакал?
- На прошлой неделе. Прищемил молнией волосы на лобке.
- Оу, бедняжка… - Шульдих сочувственно хохотнул. - А брить не пробовал?
- Ага, - сказал Йоджи. - И это был один из самых драматичных эпизодов всей моей жизни. Лучше пять минут поплакать, чем неделю чесаться.
- Знаю, не рассказывай. - Шульдих скорчил гримасу. - Кхм… что-то мы отвлеклись. Какое твое самое позорное воспоминание?
“Мама… это правда - то, что они говорили?"
"Да как ты смеешь, паршивец?! Какое твое дело? Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет? Твой дед, Такао Кудо, в десять лет стал главой семьи, и попробовал бы кто сплетничать о его домочадцах! Тебе почти столько же, а от тебя пока одни проблемы. Знать бы заранее, как всё будет - так лучше умереть, чем рожать одной…"
"Прости, прости, прости…”
- Я похвастал в присутствии Оми, что умею завязывать черенки от вишни языком, и мы устроили соревнование. Малыш меня просто размазал.
Шульдих закрепил узел. Легко запрыгнув на краешек стула, перекинул второй конец веревки через балку на потолке, потянул. Йоджи волей-неволей потянулся следом.
- Если бы тебе предстояло провести год на необитаемом острове, кого бы ты взял с собой - друга или сексуальную красотку?
- Друга. - Йоджи вскинул голову и, глянув на него снизу вверх, состроил ухмылку. - Обожаю дружить сексуальных красоток.
- Читер. - Шульдих в последний раз налег на веревку, вздернув его на цыпочки; отрегулировав высоту зажима, щелкнул карабином и спрыгнул со стула. - Так что мне сделать с тобой сегодня?
Йоджи переступил на пальцах, стараясь найти более устойчивое положение.
- Что захочешь, - наконец нашелся он с ответом.
- Но чего бы тебе хотелось?
“Чтобы ты перестал спрашивать”.
- Ты же всё равно сделаешь по-своему.
- Само собой. Например, заставлю тебя отвечать на мои вопросы. Ладно, выбирай: сладости или гадости?
Фактически, это не оставляло выбора.
- Гадости, конечно.
- Как скажешь, - осклабился Шульдих.
Он достал из шкафа кейс - разумеется, черный и кожаный - поставил на кровать и, развернув так, чтобы Йоджи видел, откинул крышку. На светлом ложементе лежали разнообразные ножи, скальпели и лезвия, а в сетчатом кармашке на внутренней стороне крышки - какие-то упаковки, среди которых была хорошо заметна пачка пластырей.
Шульдих вынул тонкий нож с острым, чуть загнутым кверху кончиком. Поднял повыше и, держа на отлете, внимательно осмотрел с обеих сторон.
Йоджи следил, не отрывая глаз. Внутри разливался холодок, как в детстве перед уколом или еще какой-нибудь особенно неприятной процедурой.
“У тебя всегда есть право отказаться”.
Он не собирался отказываться - это было бы по меньшей мере нечестно. Сам напросился.
Шульдих убрал нож на место, с треском вскрыл один из пакетов - там оказались перчатки; надел их, аккуратно разглаживая каждый палец. Из другого пакетика вытянул тревожно пахнущую салфетку и, выбрав один из скальпелей, тщательно протер лезвие. Прихватив рукоятку двумя пальцами, покачал, меряя Йоджи глазами.
- Как у тебя со свертываемостью крови?
Йоджи сглотнул застрявший в горле вязкий комок.
- Нормально.
Шульдих встал и, подойдя вплотную, одной рукой приобнял его за талию; другой, с зажатым в ней скальпелем, дотянулся до запястья, чуть ниже веревки, и оттуда легко, без нажима повел вниз.
Кожу царапало едва ощутимо, и вначале казалось, что он просто дразнит - но потом защипало, и, повернув голову, Йоджи увидел, как царапина медленно наливается красным.
Он облизнул губы, дыша часто и горячо, будто сквозь влажную ткань. Язык свело, рот наполнился слюной. Сердце стучало где-то внизу, под животом. Шульдих был слишком близко, ладонь в перчатке холодила поясницу, а дыхание, наоборот, обдавало щеку теплом, и это противоречие сбивало с толку.
Царапина уже сочилась каплями, которые, наливаясь и тяжелея, одна за другой срывались вниз, к плечу. Шульдих отстранился, словно для того, чтобы оценить работу. Потом протянул руку и, собрав их на палец, поднес ко рту.
- М-м-м, а ты вкусный... Хочешь попробовать?
Йоджи хрипло выдохнул: то ли у него вдруг обнаружился фетиш на латекс, то ли всё дело в том, как лихо Шульдих одним жестом похерил заботу о собственной безопасности - но пробрало до дрожи в коленях.
- Нет, - сказал он. - И тебе не советую: ты же не знаешь, что у меня в крови.
Шульдих рассмеялся, скривив измазанные красным губы. Сгреб его за бедро, рванул на себя и, быстро отступив, послал вперед крепким шлепком по заднице. Йоджи беспомощно скребнул пальцами по полу, развернувшись на связанных руках.
Черт, эту бы силу да на что-нибудь дельное…
Мысль отчего-то смутила, и он торопливо отбросил ее.
- Знаю, - сказал Шульдих из-за спины, - глупость и упрямство. Этим я уже болел.
- И всё еще не… а!
Кольнуло справа под лопаткой. Потом слева - легче, но дольше. Опять справа, выше. Быстро.
Это походило на азбуку Морзе: точка, тире, точка… Если бы Йоджи знал ее - мог бы отвлечься, составляя слова…
Он заплясал на месте - уворачиваться бесполезно, но неизвестность была хуже боли: попробуй-ка угадай, куда придется следующий укол. И насколько сильным будет - заставит поморщиться, как укус комара, или тряхнет, как разряд тока.
Еще укол. Еще, еще, еще… Черт, да когда же это кончится?!
Несмотря на боль и тревожное ожидание, где-то в глубине души он чувствовал странную, с оттенком злорадства, гордость. Шульдих испытывал его, и, чем дольше длилась пытка, тем яснее Йоджи догадывался, что результат - в его пользу.
Выбив острую дробь на спине, лезвие спустилось ниже. Впилось в ягодицу, застыло там, медленно вдавливаясь в кожу.
- Что, если я вырежу здесь свое имя? - небрежно, будто о какой-нибудь бытовой мелочи, спросил Шульдих.
Йоджи сделал глубокий вздох, прежде чем расцепить зубы для ответа.
- Оно сойдет. Рано или поздно.
- Я могу сделать так, чтобы не сошло.
Он едва не дернулся, на секунду позволив себе поверить, что Шульдих и вправду способен на это; поморщился от досады - не то на себя, не то на него.
- Или делай, или не грози, - сказал он, следя, чтобы голос не дрогнул. - Я тебя не боюсь.
- О, вот как? Проверим.
Сзади послышались шаги, скрипнул матрац, что-то едва слышно зашуршало. Йоджи не оглянулся, хоть на это и не было прямого запрета.
Обтянутая перчаткой рука крепко взяла его за волосы. Он затаил дыхание, чувствуя, как бешено и неровно колотится пульс на горле.
- А теперь?
Пальцы рванули назад, заставив откинуть голову. Шеи коснулось тонкое, опасное. Лезвие - судя по ощущениям, уже не скальпель, а нож - заскользило по коже, чуть холодя, иногда на время замирая на месте, а потом опять продолжая свой путь - снизу вверх, в точности прослеживая рельеф натянувшегося горла…
Йоджи опустил ставшие вдруг тяжелыми веки. Внутри оборвалось, он изумленно охнул - как в тот раз, когда впервые увидел стереокартинку: вертел так и эдак, то приближая к глазам, то, наоборот, отдаляя, а потом, когда он устал, почти отчаялся - картинка провалилась и развернулась, и стала стрекозой на цветке.
Только сейчас это была не стрекоза: зажмурившись, он будто снова услышал монотонный гул автострады, почувствовал ветер на лице и узкий парапет моста под ногами.
Говорят, воздух давит на человека с силой примерно восемнадцати тонн. Если прибавить сюда тяжесть личных проблем, общественное давление, бремя собственного эго… странно, что мы еще не потеряли способность передвигаться.
Однажды ночью, несколько лет назад, Йоджи хотел бросить этот груз и уйти, громко хлопнув дверью.
Не бросил, конечно. Не ушел - только подержался за ручку двери, и полегчало. Шагнул не вперед, а назад - получилось неловко, ссадил локоть и потянул лодыжку - и в один момент всё как-то встало на место: он жив, и ему больно.
Всё в порядке.
Теперь Шульдих стал его дверью - как если бы холодная железная ручка вдруг обернулась живой ладонью. Пальцы в волосах стиснулись туго, жестко… Хорошо.
“Держи меня. Пожалуйста, держи меня крепче…”
Было так тихо, что Йоджи слышал дыхание - свое и чужое. В висках стучало, слабо жгло оцарапанную руку и следы тычков на спине. Нож неторопливо поглаживал шею под самым подбородком - а потом вдруг исчез.
- Посмотри, - сказал Шульдих, толкнув его голову вперед.
Он открыл глаза. Первое, что увидел - нож, прямо перед лицом. Повернутый обухом.
Йоджи передернулся - чувство было такое, словно окатили водой из грязной лужи. Разом опротивело всё: и он сам, и Шульдих, и эта дурацкая игра, в которой не было ничего настоящего.
Цветок не расцвел, стрекоза не взлетела. Живая объемная картина при ближайшем рассмотрении оказалась всё тем же листом дешевой бумаги, испещренной бессмысленным узором в мелкий рубчик.
“Остынь, Йоджи, ты играешь слишком серьезно. Конечно, он не стал бы рисковать. Откуда ему знать, что у тебя на уме?”
Ну разумеется, откуда? Это ведь не на мне он оттачивает свои приемы. Не я спешу к нему по первому зову, как щенок на свист. Не меня он…
“Девять из десяти, помнишь? И ты - один из них”.
- Что-то не так? - Шульдих вышел у него из-за спины, озадаченно заглянул в лицо.
- Всё, хватит. Пусти.
- Сейчас. - Он распечатал еще пару упаковок и осторожно промокнул царапины. Выбросив пропитанные кровью салфетки, достал пластыри, приклеил, зачем-то долго разглаживая кончиком пальца. Наконец, стянул перчатки и отвязал веревку.
Йоджи потер руки - запястья саднило, и это неприятно напомнило давешний сон. Нашарив в ворохе одежды трусы, стал одеваться.
Шульдих отошел вглубь комнаты, уселся на край стола, наблюдая оттуда, как ястреб за голубем.
- Йоджи… - начал он.
- Отъебись.
- Грубо. - Шульдих укоризненно прицокнул языком, склонив голову набок. - У тебя что, сабдроп? Не знобит? Голова не кружится?
Йоджи смутно представлял, что такое “сабдроп”. Прозвучало почти как “ПМС”. Он взял себе на заметку никогда не использовать этот аргумент в спорах с девушками.
- Нет, - сказал он. - Просто наскучила вся эта... хренотень.
- Что-то не похоже. - Шульдих ухмыльнулся, демонстративно покосившись на его пах, где член, до нелепости безразличный к Йоджиным переживаниям, натягивал тонкую ткань. - Как там, “слова могут лгать, но тело”...
- Я тебе не тело, - отрезал Йоджи, тут же поморщившись: вышло глупо и не к месту пафосно. - В смысле…
- Да помню я, - перебил Шульдих. - А ведь никто даже не оценит… и ты - меньше всех, вот что обидно. Я мог шаг за шагом довести тебя до постели - ты бы и не понял, что случилось - более того, в нужный момент сам сказал бы мне “да”. У тебя же границы плывут, как ледники в Антарктиде.
“Не держи меня за идиота, - подумал Йоджи. - Кем надо быть, чтобы не понять, что тебя трахают?”
А кем надо быть, чтобы позволять хотеть себя, рассматривать, трогать - и не беспокоиться о том, к чему это может привести? Как если бы всё, чем они занимались, было прелюдией, за которой неминуемо должно последовать главное. Будто вся эта увлекательная игра в доверие и взаимность, свобода быть тем, кто ты есть, боязливый восторг собственной открытости, тайна на двоих - это…
“...секс, Йоджи. Ты занимаешься сексом с парнем - не трахаешься, но подставляешь ему задницу… и прочие места. И, как бы тебе ни нравилось - это не совсем то, что нужно. Может даже, совсем не то.
Просто еще один вид секса”.
- Ой-ё, - досадливо вздохнул Шульдих. - Язык мой…
Йоджи рывком застегнул джинсы и просунул голову в вырез майки.
“Разберись со своими потребностями”, - вспомнил он. Наверно, и вправду пришло время… разобраться.
- Не зови меня больше.
Он помедлил, втайне надеясь, что Шульдих начнет возражать, но тот только вяло дернул плечом:
- Как скажешь. Пожалуй, оно и к лучшему, а то у меня уже изжога от этого зеленого винограда.
Йоджи вопросительно посмотрел на него, но понял, что комментариев не будет. Он накинул рубашку и, на ходу застегивая пуговицы, двинулся к лестнице.
- Погоди. Еще два слова.
Он притормозил, уже взявшись за перила. Оборачиваться не стал.
- Сохрани мой номер: когда кто-нибудь еще предложит тебе такого рода развлечения - набери, прежде чем соглашаться.
Если Шульдих хотел задержать его, то сработало отменно. Йоджи не просто оглянулся - развернулся всем корпусом, требовательно глядя на него в ожидании объяснений.
- Слушай, я знаю эту тусовку, - горячо сказал Шульдих. - Ты даже не представляешь, сколько там извращенцев!
Йоджи издевательски хохотнул.
- Ты-то не такой, да? - в упор спросил он.
Шульдих ответил ухмылкой. Откинулся, вальяжно скрестив ноги, оперся ладонями о столешницу позади себя.
- И я такой, - спокойно согласился он. - Но будь уверен, я никогда не причинил бы тебе вреда.
- Тебе-то что? - огрызнулся Йоджи. - А вдруг я хочу, чтобы мне причинили вред?
- Нет, - настойчиво возразил Шульдих, опять подавшись вперед. - Нет, не хочешь. Ты…
- Не смей рассказывать мне, чего я хочу!
Йоджи кубарем скатился по ступенькам и, сунув ноги в ботинки, выскочил на улицу.
Шульдих не пытался его остановить.
tbc
@темы: OTP, Тексты, WK, Инь, ян и немножко везенья
-
-
31.10.2016 в 14:13- Нет, - настойчиво возразил Шульдих, опять подавшись вперед. - Нет, не хочешь. Ты…
- Не смей рассказывать мне, чего я хочу! "
Ой-йе-е... детка, ты влюбился. Но увы, по-прежнему ждешь того, кто заглянет тебе в голову и сделает как тебе надо, не заставляя тебя говорить и принимать ответственность.
"“Держи меня. Пожалуйста, держи меня крепче…”" - мне кажется, Шульдих еще сюда не дошел. А может тоже делает вид.
С другой стороны, колыбельная была очень очень трогательная.
С третьей, я понимаю почему, а словами сформулировать не могу.
-
-
31.10.2016 в 14:13- Нет, - настойчиво возразил Шульдих, опять подавшись вперед. - Нет, не хочешь. Ты…
- Не смей рассказывать мне, чего я хочу! "
Ой-йе-е... детка, ты влюбился. Но увы, по-прежнему ждешь того, кто заглянет тебе в голову и сделает как тебе надо, не заставляя тебя говорить и принимать ответственность.
"“Держи меня. Пожалуйста, держи меня крепче…”" - мне кажется, Шульдих еще сюда не дошел. А может тоже делает вид.
С другой стороны, колыбельная была очень очень трогательная.
С третьей, я понимаю почему, а словами сформулировать не могу.
-
-
31.10.2016 в 17:13Я не представляю, как вы это писали. При чтении выворачивает всё - инстинкты, подсознание, чувства.
-
-
31.10.2016 в 17:37И вот оно между ними было и росло, но доросло только до какой-то черты, которой Йоджи внезапно оказалось мало. Как если бы Йоджи хотел услышать "Не бойся, потому что я с тобой", а услышал, "Не бойся, потому что я не причиню тебе вреда".
-
-
31.10.2016 в 23:07Ох, не спрашивайте...Спасибо!
/винни-пух/
Йоджи хотел услышать "Не бойся, потому что я с тобой", а услышал, "Не бойся, потому что я не причиню тебе вреда".
Да, черт побери. Абсолютно так, более того - я даже думала об этом примерно теми же словами
мне кажется, Шульдих еще сюда не дошел.
Ага. Не только сам не дошел, но и до него пока не дошло, куда они собственно направляются... и зачем)
-
-
01.11.2016 в 04:55чувааак... но третье! меня в гугле не забанили, но я уже живу в такой стране, где на такой вопрос с обратной стороны монитора может последовать: а вы с какой целью интересуетесь?
ссылкой бы
-
-
01.11.2016 в 05:42ты с этой главой так мучалась? А почему?
Всё очень круто.
И этот день, который так остро он воспринимает, но не смог бы удержать, даже если бы не Ауди, и женщина, так страшно и ясно, и правда/неправда...
А с другой стороны и колыбельная, и виноград))
И ещё, и ещё. Кокос и самурайский меч, Ран и Кен, барашки (хотела написать "мне бы такую память", но поняла, что притязания беспочвенны
И сам текст очень хороший, плотный, всё на месте.
-
-
01.11.2016 в 07:57В общем, спасибо!
-
-
01.11.2016 в 10:34ссылкой бы
Держи)))
ты с этой главой так мучалась? А почему?
Тебе с самого начала рассказать?Ну, короче: сначала я тупо не знала, о чем она будет. То есть я знала, что они разойдутся - потому что с этого начинается пятая глава, а она, межпрчм, уже наполовину готова, поскольку я же решила забить на хронологию - но как? почему?
Потом вдруг пришло.
Потом я долго терзала эту несчастную Кёко Мацуда
и у меня было чувство, что ты опять обвинишь меня в мизогинии, но в конце я уже решила забить и на этоПотом я сто раз переписывала БДСМ, чтобы он работал на сюжет,
а не просто там висел.Потом просто вычищала лишнее и пыталась сказать всё то же самое, но лучше.
И параллельно со всем этим - охуение! от "как он устроен, блин!"
барашки (хотела написать "мне бы такую память", но поняла, что притязания беспочвенны
Спасибо)
Estreya
Спасибо большое! Мне очень приятно
Я тоже надеюсь, что продолжение будет)
-
-
01.11.2016 в 12:44В любом случае мучились Вы не зря, получилось здорово и не вымученно, не видно, что автор страдал, а наоборот - вот именно что плотно, насыщенно.
-
-
01.11.2016 в 14:14Впечатлился.
-
-
01.11.2016 в 16:08Сходил по ссылке, п-п-п-почитал.
Да ладно, у наших-то мальчегов всё лайтово было - чисто технически, я имею в виду))
-
-
01.11.2016 в 17:03erica albright is a bitch
Держи)))
ненене, я не в этом смысле. В смысле - в шапочку бы.
Тебе с самого начала рассказать?
Да!))
Потом я долго терзала эту несчастную Кёко Мацуда и у меня было чувство, что ты опять обвинишь меня в мизогинии
Я не обвиняла!
но в конце я уже решила забить и на это
И правильно! Очень круто вышло.
Потом я сто раз переписывала БДСМ, чтобы он работал на сюжет, а не просто там висел.
Вопщем получилось очень. Как в цирке: зритель не увидел кровь/пот/слёзы, только чудо. Поздравляю
-
-
01.11.2016 в 22:59В смысле - в шапочку бы.
А. Ок, сделаю)
Я не обвиняла!
Ага, я неправильно выразилась) Ты мне сказала подумать над этим - ну вот, я думаю
Йоджи и/или БДСМ))
Дадада
Вопщем получилось очень.
Йессс!
Я ужасно рада. Это... вдохновляет))
-
-
01.11.2016 в 23:19