Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Название: Дальние и ближние Пейринг: Шульдих/Йоджи Рейтинг: PG-13 Саммари: "Друг познается в беде"... sort of) Предупреждения: Нет. Ну разве что еще одно имя Шульдиха)) Примечания: Гугл говорит, что карточная игра, до некоторой степени напоминающая нашего "дурака", в Японии называется "богач" - но я не хочу быть дотошной и плодить сущности: "дурак" он и есть "дурак"
читать дальшеЛучше не стало. В глубине души Йоджи надеялся, что после расставания с Шульдихом всё вернется на круги своя: жизнь станет прежней и сам он станет прежним; и даже если какие-то несбыточные желания опять начнут смущать его - это будут привычные, понятные желания. Ничего такого, с чем не справились бы холодный душ и физический труд. Последнего было в избытке - спасибо Рану, у которого прилив чужого энтузиазма никогда не вызывал лишних вопросов. В эти дни Йоджи частенько приходил в магазин раньше остальных, не позволяя себе залеживаться в постели - а по вечерам остервенело пинал мешки с песком и набивал кулаки о макивару. Он чувствовал себя мухой, прорвавшей паутину: остатки яда еще не выветрились до конца и в голове мутилось, но опасность осталась позади. Он был свободен... Но лучше не стало. Работа и тренировки помогали, но, эффективные в главном, они не спасали от тоски по мелочам - впечатлениям, незначительным, но, как оказалось, незабываемым. Ему не хватало мелочей. Бессмысленных телефонных разговоров - и тихого смешка в трубке, от которого щекотало под ложечкой. Того, как иногда разнились их с Шульдихом музыкальные вкусы - но эта разность почему-то сближала больше, чем иные сходства. Забавных жестов: того, как Шульдих сидел, скрестив ноги, как смотрел, задумчиво склонив голову набок. Как гладил Йоджи по волосам… после всего. И, может быть… Может, это и была главная часть - та, которая оправдывала остальное. Он действительно сохранил номер Шульдиха - не для того, чтобы обезопасить себя от неподходящих знакомств - просто строчка в списке контактов была последним, что их связывало, и Йоджи не мог заставить себя оборвать эту связь. Он был свободен… но ниточка паутины всё тянулась за ним. Пару раз он едва не позвонил - случайно, просто ошибся кнопкой… а даже если бы и нарочно, ну что такого? Сказал бы “Привет!” и… И? Дальше что? “Давай дружить”? Ха-ха. И потом, не факт, что Шульдих вообще захочет с ним разговаривать. Йоджи смутно чувствовал, что повел себя не очень-то красиво, обвинив его черт знает в чем. Шульдих не сделал ему ничего плохого - наоборот, как мог, заботился о его безопасности. То, что довело Йоджи до взрыва - чем бы оно ни было - находилось не снаружи, а внутри, в его собственной голове. Это-то он понимал. Более того: оно до сих пор никуда оттуда не делось. По-хорошему следовало позвонить. Сказать “Прости, я был несправедлив к тебе”. Но… Что дальше? Вот в чем вопрос.
*** Три недели спустя, во вторник, он проснулся с гнетущим предчувствием. Всё вокруг казалось каким-то мутным - будто привычные краски дня щедро разбавили черной. Промучившись до обеда этим ощущением, неуловимым и неотступным, как зуд в зубах, он купил виски, перелил в непрозрачную бутылку из-под тоника и прикладывался всякий раз, когда тоска особенно крепко хватала за горло. К концу смены мир приобрел забавные размытые очертания. Если Ран что и заметил, то не подал виду - только услал его навести порядок в цветочных холодильниках, велев Оми встать за кассу. Рокировка казалась немного странной - учитывая, что с покупателями Йоджи в любом состоянии управлялся ловчее, чем с тряпками и щетками - а потому наводила на мысли о затишье перед бурей. Но виски придало ему храбрости, не лишив совести, и уборку он сделал от чистого сердца. Иногда он думал, что, если бы в “Конеко” учредили номинацию “Наше худшее приобретение” - влегкую обошел бы и колченогую флористическую стойку, и четыре канистры бельевого кондиционера с ароматом бешеной розы, по ошибке заказанных вместо “Кризала”... Но от неудачных покупок Ран избавлялся сразу, а его почему-то терпел. Наверно, Йоджи служил ему той самой кривой веткой, которая только подчеркивает красоту жизненной икебаны. Фудзимия Ран, тонкий ценитель философии ваби-саби.
Отказавшись от предложенного Кеном совместного ужина, Йоджи поднялся к себе и, рухнув на кровать, бездумно уставился в потолок. Есть не хотелось, спать - тоже. Виски лезло с трудом, но надо же было чем-то заниматься… В одиннадцатом часу вечера бутылка опустела. Одновременно закончились благоразумие, рассудительность и самообладание. Он позвонил. Шульдих не взял трубку. Йоджи едва не швырнул телефон в стену, но в последний момент сдержался: новенький, недавно купленный Сони Эриксон было жаль. Он разделся, лег в постель и проворочался с полчаса. Сна не было ни в одном глазу. Телефон ожил. На экране светился иероглиф "бун". - Если ты взял моду будить меня среди ночи... - вопреки всякой логике брякнул Йоджи. - Прошу прощенья, - вежливо, но твердо перебил незнакомый голос. - Я говорю с Йоджи Кудо? Йоджи отодвинул телефон от уха, снова глянул на экран и недоуменно поморгал. - Да, - сказал он. - А в чем дело? - Меня зовут Брэд Кроуфорд, - представился незнакомец. - Боюсь, у меня плохие новости: Шульдих в больнице - огнестрельное ранение. К сожалению, я не могу посвятить вас в подробности случившегося. Операция прошла успешно, но он пока без сознания. В его списке контактов вы помечены как “си-ай-ди”, поэтому я счел необходимым связаться с вами. - Диктуйте адрес, - коротко сказал Йоджи. Рука немного дрожала, когда он записывал. - До свиданья, - сказал Кроуфорд. - Погодите, - спохватился Йоджи. - Что такое “си-ай-ди”? - Он не рассказывал? Думаю, вам лучше спросить у него - когда очнется. В трубке раздались короткие гудки. Йоджи отложил телефон и начал торопливо одеваться. С координацией было неважно, но в рукавах и штанинах с грехом пополам разобрался. Как назло, автомобильные ключи куда-то запропастились. Йоджи пошарил на тумбочке, сметя вдребезги стакан с водой, заботливо приготовленной наутро; с размаху выдернул верхний ящик, рассыпав содержимое по полу. Выругался, громко и яростно. Язык во рту казался чужим, не слишком приспособленным для нормальной речи. В дверь постучали. На пороге стоял Ран, в пижаме и с книгой, страницы которой он придерживал пальцем. - Могу я узнать, что тут происходит? - брезгливо морщась, осведомился он. Из коридора пахнуло свежестью. - Мне надо в больницу, - пояснил Йоджи. - Навестить кое-кого… - Кого? - уточнил Ран. - Друга, - сказал Йоджи. - Поможешь найти ключи от машины? - Что-то серьезное? - Да. Ран помолчал, наблюдая за его бестолковыми сборами. - Кудо, ты пьян в жопу, - наконец констатировал он. - Не хочу подвергать сомнению твой способ попасть в больницу, но смотри, как бы не промахнуться с пунктом назначения. - Он взял листок с адресом и аккуратно заложил страницы книги. - Прими душ, почисти зубы и не вздумай больше курить. Поедем на Порше.
Холл больницы был ярко освещен и совершенно пуст - даже дежурная медсестра куда-то отлучилась. - Ты знаешь, в какой он палате? - спросил Ран. - Он в реанимации, - сказал Йоджи. - В реанимацию вход только близким, - деловито проинформировал Ран. - Ты близкий? - Нет, - подумав, признался Йоджи. - Не очень... Он достал телефон и набрал номер Шульдиха. - Мистер Кроуфорд… Я приехал. Через пару минут мягкое гудение возвестило о прибытии лифта. Двери разошлись, и оттуда появился высокий темноволосый гайдзин в очках и костюме с пиджаком, безупречный силуэт которого слегка нарушала выпуклость слева под мышкой. Окинув их обоих быстрым внимательным взглядом, он обратился к Йоджи: - Кудо-сан? Идите за мной. - Ран, ты... - Я подожду. - Ран уселся в кресло и открыл книгу на заложенной странице. - Ты всё равно там надолго не задержишься. Йоджи последовал за гайдзином в лифт. Кроуфорд выглядел собранным и невозмутимым, и это невольно заставляло подтянуться. - Мистер Кроуфорд... А как вы меня узнали? - Профессиональное, - сдержанно пояснил тот. - Мы обучены распознавать человека с первого взгляда. Должно быть, вид у Йоджи был ошарашенный, потому что Кроуфорд вдруг улыбнулся: - Ничего сложного, Кудо-сан. У вашего спутника книга в руках: Альбер Камю, насколько я успел заметить. Где Шульдих - и где Камю…
Шульдих лежал на каталке под одеялом. Половина лица была скрыта маской, волосы убраны под больничный берет - на виду оставались только глаза, обведенные темными кругами. Из-под одеяла в разных направлениях ползли какие-то трубки, будто щупальца прорастающего сквозь тело инопланетного монстра. По некоторым из них сочились подозрительного вида жидкости. Йоджи передернулся. - В нашей профессии такое случается, - заметил Кроуфорд скорее с гордостью, чем с сожалением. - В конце концов, мы тоже смертны. - Но он поправится? - По всей вероятности. Йоджи ошеломленно уставился на него. Кроуфорд пожал плечами: - Всегда приходится делать скидку на непредвиденные обстоятельства. Какой-то прибор тихо пискнул, будто в подтверждение. Йоджи встревоженно покосился на Кроуфорда, но тот и бровью не повел. - Хотите побыть с ним наедине? - А надо? Йоджи не хотел. Шульдиха - настоящего Шульдиха, с его напором и апломбом - здесь не было, а в том, чтобы стоять, рассматривая его неподвижное тело, чудилось что-то неправильное. Что-то… бестактное. - Не думаю, - сказал Кроуфорд. - Персонал здесь грамотный, а в пользе бесед с пациентом, пребывающим без сознания, я лично сомневаюсь. К завтрашнему дню он, скорей всего, очнется. Я распоряжусь, чтобы вас пускали в любое время.
Асфальт был мокрым - наверно, за эти полчаса успел пройти дождь - и отражения вывесок расплывались в нем цветными кляксами. Йоджи откинулся на пассажирском сиденье, думая о том, как Шульдих сказал тогда: "Я - телохранитель". В голосе его слышалась та же скрытая гордость, что сегодня у Кроуфорда. Похоже, эти двое были солидарны в любви к своей опасной профессии. "Всегда приходится делать скидку на непредвиденные обстоятельства. В конце концов, мы тоже смертны". Вот он, настоящий риск, настоящая кровь. И смерть, если случится, тоже будет настоящей. “Ты всё еще хочешь, чтобы он коснулся твоего горла лезвием ножа?” Йоджи щелкнул по донышку пачки и, вытянув губами сигарету, закурил. Он не был уверен, что хочет. Но знал, что позволил бы - и тогда, и сейчас - если бы Шульдих захотел. Ран нажал кнопку стеклоподъемника. Окно отъехало, выпуская дым наружу. Йоджи спохватился и напрягся, готовясь к заслуженной взбучке, но ее почему-то не последовало. - Так кто, говоришь, он тебе? - Друг, - сказал Йоджи. - А мы тебе кто? - бесстрастно поинтересовался Ран. Йоджи вздохнул и затянулся сигаретой. - Я понял, Ран, - виновато сказал он. - Давай не сейчас, а? Дальше до самого дома ехали молча.
*** Назавтра Йоджи примчался в больницу сразу после работы. Кроуфорд сдержал обещание, и его впустили без проблем - а впрочем, к тому времени Шульдиха уже перевели из реанимации в обычную палату. Он всё еще был очень бледен, но в целом вполне похож на себя. От вчерашнего монстра осталась только пара щупалец: одно лежало поперек лица, уходя отростками в ноздри, второе соединяло мешок капельницы с веной на сгибе локтя. Йоджи взял стул и подсел к кровати. - Привет. Как ты? - Хреново... - Шульдих скривил губы в слабом подобии улыбки. - Как ты узнал, что я здесь? - Мне позвонили. С твоего телефона. Что такое “си-ай-ди”? - “Call if dead”. Это для Кроуфорда - список тех, кому звонить в случае моей смерти. - Шульдих хохотнул и тут же болезненно охнул. - В этот раз он явно поспешил с оповещениями. Йоджи помолчал, не зная, как реагировать. Казалось, этой короткой аббревиатурой Шульдих возложил на него какую-то ответственность. Нет, плохое слово. Не “возложил” - почему-то она не ощущалась как груз - скорее… дал подержать. Он представил, как выглядит его номер в телефоне Шульдиха: “Йоджи Кудо, C.I.D”. - Почему я? Шульдих закатил глаза: - Слушай, у меня трубки в носу, катетер в уретре и какой-то адский коктейль в капельнице. Слегка неподходящее время для расспросов, не находишь? - Прости, - виновато, но твердо сказал Йоджи. - Я могу подождать, но… не слишком долго. Мне важно. Шульдих вздохнул. - Я был твоим верхним, - нарочито терпеливо пояснил он. - Это подразумевает определенные… обязательства. В случае чего, я не должен был просто исчезнуть для тебя, так не делается. Поэтому я отметил тебя как “си-ай-ди”, а потом замотался и забыл снять метку. - Ясно, - сказал Йоджи. “Ну, вот. А ты чего ожидал?” Шульдих поманил его пальцем. Дождавшись, когда он наклонится, неожиданно цепко ухватил за челку свободной от капельницы рукой, дернул - скованно, но чувствительно. - А может, меня грела мысль быть оплаканным тобой, - понизив голос, проговорил он на ухо. - Имеет человек право на последнее желание? Йоджи вскрикнул - не столько от боли, сколько от неожиданности - и, едва не потеряв равновесие, торопливо облокотился о подушку. - Я вижу, ты пока не умираешь. - Это из-за тебя, дурында, - еще тише сказал Шульдих. - Разве не знаешь, что твоя близость и мертвого поднимет? Йоджи почувствовал, как внутри глухо кольнуло - будто в сердце вогнали тонкую острую иглу. Одновременно он понял две вещи: во-первых, Шульдих на него не злится. А во-вторых - не потому, что для этого нет причин. - Заткнись, - буркнул он. Но в груди стучало, и, как он ни кусал губы, они всё равно неудержимо расплывались в улыбку. Шульдих отпустил его и протяжно зевнул. - Походу, эти ублюдки накачивают меня снотворным. - Спи, - сказал Йоджи. - Я приду завтра. Принести тебе что-нибудь? - В “дурака” играешь? - спросил Шульдих. Йоджи удивленно посмотрел на него. Потом усмехнулся. - Нет, но я не прочь научиться. - Тогда приноси карты. - Шульдих закрыл глаза и многообещающе закончил: - Я тебя научу.
*** В следующий раз Йоджи наткнулся в дверях палаты на пожилого сухопарого человека с пепельно-рыжими, поседевшими у висков волосами. - Тс-с-с... Только что уснул, - по-английски сообщил тот, повелительным жестом выпроваживая его в коридор. Йоджи попятился. Незнакомец вышел следом и плотно прикрыл за собой дверь. - Герберт Кроне, - представился он, протянув руку. - Я отец Тео. А вы его... друг? Тео. Шульдиха зовут Тео. Как много узнаёшь о человеке, когда он попадает в беду. По небольшой, но выразительной заминке нетрудно было догадаться, какое значение герр Кроне вкладывает в слово "друг" - и как относится к наличию подобных "друзей" у своего сына. - Да, - сказал Йоджи, ответив на рукопожатие. К черту подробности. - Меня зовут Йоджи Кудо. - И, подумав, зачем-то добавил: - Простите. - Нет, это вы простите. - Герр Кроне знакомым жестом вскинул ладони. - Ничего не имею против вас лично. Я не одобряю его выбор профессии, страны проживания, его образ жизни и сексуальную ориентацию... но последние несколько лет мое одобрение не является для него приоритетом. Проще говоря, оно ему до лампочки. Тем не менее, я здесь, когда он ранен - а он вернется на родину, если со мной что-нибудь случится. Может быть, этого достаточно. Герр Кроне сдержанно поклонился и пошел прочь, прямой и легкий, как полый бамбуковый посох. Йоджи отчего-то подумал, что и Шульдих в старости будет таким же: сухим, заносчивым. Несгибаемым. Если доживет.
Выждав, пока гайдзин скроется за поворотом, Йоджи проскользнул в палату. Шульдих лежал неподвижно, укрытый одеялом до самого подбородка. - Ушел? - спросил он уголком рта. Йоджи во все глаза уставился на него: - Ты нарочно притворился спящим, чтобы он ушел? - Ага. - Шульдих отдернул одеяло. - Да не смотри ты на меня так! Он классный чувак, я его обожаю. Но все новости с родины мы уже обсудили, а больше нам вроде как и не о чем говорить. Бывает… Не бери в голову. Карты принес? Йоджи подсел к кровати и распаковал колоду. Шульдих объяснил ему правила. - Тут как везде, - наставительно заметил он. - Блеф и наглость - половина победы, остальное - чистое везение. Первые несколько партий Йоджи катастрофически не везло; а может, он переоценил свое умение блефовать (хотя всегда считал себя достаточно хитрожопым. “Не подумай, будто я горжусь этим, - как сказал однажды Шульдих, - но что есть, то есть”) или просто слишком старался. Любой отточенный годами навык кажется легче легкого - пока не начинаешь задумываться, как ты это делаешь. - Без ставок играть - только карму портить, - сказал Шульдих. - Давай хоть на щелбаны, что ли... Йоджи хмыкнул. Судя по тому, как шла игра, получать предстояло ему. Не то чтобы его это пугало. - Ладно. - Он снял колоду и начал раздавать. И тут поперло. Карты - крупные, отборные - чуть ли не сами прыгали в ладонь и уходили так же - влёт. Будто невидимая чаша его страданий, переполнившись, пролилась водопадом удачи. Он прихлопнул туза джокером, вскинул пустую руку и, склонив голову, замер, как дирижер, только что отмахнувший последний аккорд гениальной симфонии. - Засранец. - Шульдих тряхнул головой, сбросив челку со лба. - Ну, валяй. - Лежачих не бью. - Йоджи ухватил растрепанную рыжую прядь и несильно дернул. - Вот тебе. - Как девчонка… - фыркнул Шульдих. А Йоджи в отместку сказал - мол, он уже не в детском саду, чтобы видеть в девчонках что-то плохое. Тогда Шульдих закатил глаза и велел ему сдавать. Йоджи старательно перетасовал колоду. Новенькие карты сочно хрустели в руках, на стене чуть слышно гудел кондиционер. Пахло лекарствами, свежезастеленным бельем и еще чем-то цитрусовым. Из коридора доносились шаги и негромкие голоса. “Я буду скучать по этому дню, - ни с того ни с сего подумал он. - Потом, когда всё закончится…” Он сам не знал, что закончится - как минимум, для этого что-то должно начаться, правда? - но чувствовал в этой мысли горькую необоримую истину. Я буду скучать… Шульдих поморщился и опустил карты на одеяло, рубашками вверх. - Сходи-ка выпей кофе. - Потом, - рассеянно отмахнулся Йоджи. Не хотелось нарушать тихое очарование этих минут. - Сходи, - настойчиво повторил Шульдих. - И позови мне кого-нибудь из медсестер, окей? - Если тебе что-то надо, я помогу, - предложил Йоджи. Он подумал - может, Шульдих хочет, чтобы ему взбили подушку, или что-нибудь типа того. - Отлить мне надо, - ровно сказал Шульдих. - Желательно без твоего участия. Это, наверно, особый дар - так вышибать из равновесия. Шесть проигранных партий подряд не заставили Йоджи почувствовать себя дураком, а от обычной фразы вся кровь бросилась в голову. Смущение тут же перешло в злость. “Блеф и наглость”, да? Смотри и учись. Он кивнул на стоящий возле кровати пластиковый мочеприемник: - Почему же без моего? Могу подать. Шульдих насмешливо прицокнул языком. - Дофига смелый, м? А если я соглашусь? - Давай, - сказал Йоджи, внезапно преисполнившись убийственной решимости. - Не попробуешь - не узнаешь. С минуту Шульдих молчал. Ухмылка, ставшая натянутой, постепенно сползала с губ. - Ну уж нет, - сказал он наконец. - Не так я себе это представлял. “Представлял?” Интересно… На деле Йоджи вовсе не был уверен, что ему интересно - но его уже несло, лихо и без оглядки. Опершись об изголовье кровати, он подался вперед и, нарочито понизив голос, вкрадчиво спросил: - А как? Шульдих не изменился в лице, но по ввалившимся скулам медленно разлился нежный акварельный румянец. Йоджи подумал, что, если бы сам он умел краснеть вот так - на четверть тона - на его, более смуглой коже это даже не было бы заметно. Не вглядывайся он так пристально - и не увидел бы, как глаза Шульдиха быстро скользнули в сторону. В следующую секунду тот резко выбросил руку вправо - к тумбочке, где лежал пульт с кнопкой вызова персонала. Но Йоджи успел первым: перегнувшись через кровать, дотянулся до края тумбочки и с силой толкнул. Внутри что-то звякнуло. Пульт со стуком упал на пол, подпрыгнув на жестком линолеуме. Шульдих вздохнул и опустил ресницы - будто наглухо задернул шторы на окнах. - Я подожду, пока ты уйдешь, - твердо заявил он. - Проверим, что случится раньше, - не менее твердо возразил Йоджи, - я уйду или ты обмочишь постель. Шульдих скривился, раздраженно рыкнув горлом. - Это так… чертовски… - Он запнулся, подбирая слово. Глупо. Ну да, не без того. - ...нечестно, - закончил Шульдих. Йоджи не удержался от усмешки: - Кто обещал, что будет честно? Шульдих тоже улыбнулся, и на этот раз в улыбке не было вызова - только усталость и понимание. Румянец схлынул - теперь лицо казалось еще бледнее, чем раньше, - под острой челюстью с пробивающейся рыжей щетиной нервно дрожала жилка. Должно быть, ему больно, подумал Йоджи. Неудачный бросок растревожил рану. “Твою мать, Йоджи… что ты творишь?” Он вздрогнул, будто за шиворот плеснули холодной воды. Поднял пульт и, вложив Шульдиху в ладонь, почти бегом выскочил из палаты.
Захлопнув за собой дверь, он вызвал лифт и спустился в холл. Тянуло покурить, но он не знал, где тут место для курения - и не представлял, кого спросить. Что ж, кофе так кофе. Но сначала… В туалете было пусто, темно и прохладно. Йоджи включил свет и зашел в кабинку. Расстегнув джинсы, глянул на член - и раздраженно нахмурился. "Ого, Йоджи… да ты, оказывается, еще больший извращенец, чем привык думать". Прождав без толку с полминуты, он нетерпеливо притопнул ногой. Давай, мать твою! Что за нелепая однозадачность?! Вытяжка работала на полную, и, стоя со спущенными штанами, Йоджи чувствовал, как сквозняк нежно обдувает задницу. “У тебя офигенная задница”. Погодите-ка… Только сейчас пришло на ум: когда это Шульдих успел ее разглядеть? В клубном туалете, пока Йоджи справлял нужду возле писсуара? Ч-ч-черт. Определенно, они друг друга стоят. Он откинул голову и издал горлом короткий звук, полный досады и отчаяния - в точности как Шульдих несколько минут назад. Внезапно это помогло. Потом он взял эспрессо из автомата и, осторожно держа горячий картонный стаканчик, устроился с ногами на широком подоконнике в дальнем конце холла. За окном опять шел дождь, тяжелый и злой - будто кто-то горстями швырял воду в стекло. Йоджи вытащил мобильник и набрал номер. - Это я, - сказал он, когда на том конце взяли трубку. - Как дела? У вас там, наверно, уже совсем холодно? ... Ого. Ты хоть тепло одеваешься? ... Вот не надо… Знаю я, что ты носишь - это фантики, а не куртки. Я пришлю денег, купи себе что-нибудь. ... Ну почему сразу… Нет. ... Вполне хватает. ... Ладно, пусть так. … Цвет? Зеленый. Темно-зеленое - как то у тебя, помнишь… ага. Очень тебе шло. … Этот Ямада всё таскается за тобой? Передай, если он тебя обидит - я ему ноги вырву. Да, так и скажи: "Приедет Йоджи и вырвет тебе ноги". … А?.. Я-то... нет еще. Ну, знаешь - слишком много красавиц, не могу выбрать одну. Ха-ха… Нет, всё отлично. Правда. Ты, пожалуйста, береги себя. Всё, мам, пока. Люблю тебя. Он нажал отбой и, выбросив стаканчик в урну, двинулся обратно к лифту.
Шульдих строил карточный домик у себя на одеяле. - О, ну наконец-то, - сказал он, не поднимая головы. - Я уж думал, ты сбежал. Йоджи оседлал стул и, сложив руки на спинке, пристроил на них подбородок. - Прости. Сам не знаю, что на меня нашло. - Да не парься... - Шульдих поставил две карты стоймя и, придерживая кончиками пальцев, опустил сверху третью. - Сдается мне, любой маз в глубине души немножко садист. Йоджи усмехнулся: - Наоборот тоже? Шульдих смерил его долгим взглядом и демонстративно вздохнул - так, что карты посыпались на пол: - А то стал бы я с тобой связываться… Йоджи подумал, что, наверно, должен сделать что-нибудь эффектное - какой-нибудь… символический жест - но он понятия не имел, какие жесты уместны в таких случаях. - Примешь меня обратно? - спросил он. - Черт, да, - просто сказал Шульдих. - Если ты правда этого хочешь. Йоджи почувствовал себя человеком, который собирался отвалить с дороги тяжелый камень - и обнаружил, что это всего лишь муляж из пенопласта. - Не торопись соглашаться, - слегка ошарашенно заметил он. - Что, если я опять начну… дурить? Шульдих улыбнулся самыми уголками губ, глядя ему в глаза: - Выпорю розгами и оставлю в распорке на полчасика. Будешь как шелковый. Йоджи слабо охнул и сконфуженно закашлялся: перспектива представлялась ужасно заманчивой. - Да, - сказал он, когда к голосу вернулась твердость. - Пожалуй, это сработает.
*** Неделю спустя он перевез Шульдиха в коттедж. День клонился к вечеру, на улице было сумрачно и промозгло. Перед тем, как отправляться в больницу, Йоджи включил обогреватель на первом этаже и повесил на дверь ветку, обвитую миниатюрной светящейся гирляндой - часть зимнего ассортимента “Конеко”. Что-то вроде “Добро пожаловать домой”. Шульдих хмыкнул, увидев ее, но ничего не сказал. Диван в гостиной был сдвинут к окну, а на его месте в центре комнаты стояла кровать. - Почему здесь кровать? - озадаченно спросил он. - Наверху холодно, и по лестнице тебе нельзя - швы разойдутся, - пояснил Йоджи, снимая куртку. - А на диване твоем спать неудобно. - Нет, но как ты ее сюда притащил? - Да она не тяжелая, мы с Джеем справились без проблем. Мистер Кроуфорд дал нам ключи. - О. - Лицо Шульдиха приняло сложное выражение. - С... Джеем? - Ну да, а что? Он прикольный. Сказал мне… - Йоджи сдвинул брови, припоминая: - “Агнец без пастыря - тварь божья; пастырь без агнца есть слово пустое”. Как думаешь, что это значит? - Понятия не имею. Забей, он же ненормальный - удивляюсь, как ему каждый раз удается проходить психиатрическую экспертизу. - Шульдих принялся неловко разматывать шарф. - Вообще-то я не планировал знакомить тебя со своими друзьями. - Тебе уже и не надо, - сказал Йоджи. - А вот мне, видно, придется. Стой смирно, я тебя раздену. Он снял шарф, расстегнул тренч - пояс был не завязан и просто висел на шлевках - и, выпростав руку Шульдиха из одного рукава, потянул за обшлаг второго. Бросив уличное на кресло, занялся рубашкой. Строгая последовательность действий вызывала ненужные ассоциации. Он вдруг подумал, что никогда не видел Шульдиха голым - в то время как Шульдих видел его много раз... Впрочем, снимать с него трусы Йоджи категорически не собирался. Он щелкнул пряжкой ремня. - Теперь помедленней, - томно сказал Шульдих. Йоджи показал ему средний палец. Спустив брюки до лодыжек, усадил его на край кровати, а сам устроился на полу, чтобы удобней было заниматься носками. - Ты только что нарушил третье условие. - А? - рассеянно переспросил он. - Оглядись. Ты стоишь передо мной на коленях, - с ухмылкой пояснил Шульдих. - Мне нравится. - Он коснулся ладонью щеки Йоджи, медленно погладил, задев большим пальцем губу. - Повторим потом, да? Руки за спину. Наручники. Может быть, кляп... Йоджи замер, прислушиваясь: в темных водах его души призрачные карпы устремились к поверхности, нетерпеливо подрагивая тяжелыми хвостами - будто этот интимный жест обещал им хлебные крошки. Ого… да там, похоже, целая стая. “Должно быть, и у Шульдиха тоже…”, - впервые подумал он. Никакие это не монстры - просто безмозглые твари, которых надо иногда кормить, чтобы в остальное время тихо сидели на дне. И, если Шульдих кормит его стаю… почему бы Йоджи не сделать для него то же самое? “Если ты правда этого хочешь”. - Ладно. Но сейчас ляг и заткнись. - Он помог Шульдиху откинуться на постель и укрыл его одеялом. - Полежи со мной. Это не походило ни на просьбу, ни на приказ, и, кажется, вообще не несло в себе никакого подтекста. Открытое приглашение. Йоджи снял джинсы и тоже забрался под одеяло, в трусах и футболке. Повернув голову, Шульдих молча смотрел на него. Уютно тикали часы на стене, от обогревателя тянуло ровным теплом. Обстановка располагала к откровенности. - Знаешь… тебе все-таки удалось меня напугать. Пожалуйста, не делай так больше. - Да мне и самому не понравилось, - признался Шульдих. - Но обещать не могу. Кто-то крепко невзлюбил нашего нанимателя - и, кто бы это ни был, положа руку на сердце, я его понимаю. - Я не буду спрашивать, кто ваш наниматель, - подумав, сказал Йоджи. - Но почему ты его защищаешь, если он тебе так не нравится? - А ты почему занимаешься флористикой? Только не рассказывай, что обожаешь цветы. - Не особенно. Зато я люблю деньги и хорошую компанию. Да и не то чтобы я умел делать что-то еще… - Бинго, - кивнул Шульдих. - Ты такой не один. - Но как тебя вообще занесло в эту профессию? Что-то я ни разу не видел в газетах объявления “Требуется телохранитель”. - О, это долгая поучительная история, - сказал Шульдих. И тут же, фыркнув, поправился: - На самом деле короткая и дурацкая. Начать с того, что еще в школе я оказался бездарем по всем наукам… Чтобы ты понимал: мой отец читает лекции в Пеппердайне - что-то о ментальной коммуникации в социуме, точно не помню, - брат разрабатывает биотехнологии в Эн-си-би-ай… - Он выразительно помедлил и, не дождавшись реакции, заметил: - Тебе эти названия ни о чем не говорят, да? - Неа, - согласился Йоджи. - Но ты продолжай. Мне интересно. - …Мама - завуч в школе для особо одаренных. Чудесная женщина: когда ей сообщили, что я валяюсь тут с простреленным боком, сказала “Я не могу бросить полторы сотни гениальных детей ради одного взрослого идиота”. - Шульдих довольно хохотнул, будто это был бог весть какой комплимент, и опять замолчал. - А ты? - спросил Йоджи. - А я играл в соккер. И в волейбол - у меня прыгучесть и реакция… Только благодаря этому и удалось дотянуть до выпускного. А потом сразу в армию. Там у меня впервые в жизни был шанс оказаться на хорошем счету - но я просрал и его, обнаружив полную несовместимость с армейской дисциплиной. Но, видно, что-то во мне все-таки было, потому что, когда мой начальник, сержант Кроуфорд, вышел в отставку и решил сменить место дислокации, именно меня он позвал с собой - с условием пройти курс интенсивной подготовки телохранителей. За свой счет, конечно. Пришлось раскошелиться - к военной службе я тогда уже окончательно остыл, а приключений еще не нахлебался… - Шульдих повернулся на здоровый бок и, подсунув локоть под голову, доверительно сообщил: - Наш наниматель - моя первая серьезная работа. От этого многое зависит. - Не знаю как остальное, а японский у тебя отличный, - похвалил Йоджи. Шульдих подмигнул, ухмыляясь до ушей: - Знаешь, где быстрей всего учится язык? Йоджи метнулся вперед и закрыл ему рот ладонью: - Не говори этого. - По… ммф… почему? - Шульдих помотал головой, высвобождаясь. Опять перевалившись на спину, поймал себя за волосы, поднес одну прядь к носу и с фальшивой озабоченностью принюхался: - Сеном вроде не пахнет… - Можешь не стараться, я всё равно ни хрена не понимаю твоих намеков, - буркнул Йоджи, пытаясь прикрыть смущение колкостью. Черт, он вовсе не собирался… Тем более, Шульдих еще не в том состоянии, чтобы устраивать с ним постельную возню. “Постельную возню”?! Кудо Йоджи, мастер точных формулировок. - Ну так я объясню, - невозмутимо предложил Шульдих. - Видишь ли, прелесть, тебе по кайфу быть объектом моего... вожделения. А всё потому, что ты тоже меня хочешь. - Ага, - сказал Йоджи. - А еще я хочу миллион долларов и личный самолет. А еще - стать супергероем и очистить мир от скверны. А еще убить Кена - всякий раз, как он съедает последний йогурт прямо у меня под носом. - Это другое, - рассудительно возразил Шульдих. - Я реален, достижим и не запрещен законом. Что тебе мешает? Йоджи сполз с кровати и, прошлепав босыми ногами по полу, присел у обогревателя, чтобы прикрутить фитиль: под толстым одеялом становилось жарко. Все-таки декабрь - еще не зима. Потом вернулся обратно, растянулся на спине, уставившись в потолок. - Так ты, стало быть, позор семьи? - вернулся он к прежней теме. - Ага, - жизнерадостно подтвердил Шульдих. - Типа того. Сумерки сгущались. В плафонах люстры дрожали красными сполохами отражения фитиля. - И я. - Да ну? Клёво. - Нет, - возразил Йоджи. - В смысле, прикольно. Похоже, Шульдих считал это разногласие чисто терминологическим, а Йоджи так не хотел ничего объяснять… Есть опыт, который не выразишь словами. На секунду ему показалось, что они могли бы… но нет. Слишком разные. - Нет, - повторил он. Шульдих подумал - или сделал вид, что подумал. - Посмотри на себя, - наконец сказал он. - Теперь на меня… ладно, сейчас не смотри - вспомни, каким я был до больницы. Мысленно поставь нас рядом. Обведи рамкой и напиши сверху: “Позор семьи”. Чистый комикс, ну?! Йоджи послушно выполнил упражнение - и неожиданно для себя прыснул. - То-то же, - сказал Шульдих. Разговор иссяк. Они полежали молча, глядя, как ранний вечер плавно становится поздним. Вокруг огонька обогревателя мрак был чернее - будто кто-то, затаившись в углу, курит огромную сигарету. Потом Йоджи почувствовал, как Шульдих осторожно трогает его за запястье. Пальцы скользнули вверх, щекотно погладили ямку на сгибе локтя. Сорвались к ладони. Он поймал их, легонько сжал, прежде чем отпустить. Тихий голос был тут же проглочен темнотой - как в космосе, где ни воздуха, ни звуков: - Так почему нет, Йоджи? Он сделал вид, что не расслышал. Не то чтобы не хотел отвечать - просто и сам не знал ответа. Никогда раньше он не сходился с парнями насколько близко - но, может, всё дело в том, что вокруг было слишком много очаровательных девушек? Секс - всего лишь один из видов физического взаимодействия. Сам по себе он ничего не меняет, если не придавать ему такого значения. Йоджи не был уверен, что, переспав с Шульдихом, сумеет не придавать этому значения. Хрупкое равновесие, установившееся между ними в последние дни, само по себе дорогого стоило, а нарушить его хватило бы пяти минут. Или чуть дольше - сам Йоджи обычно держался дольше, но поди знай, какой у Шульдиха предел выносливости… “О боже… и о чем ты только думаешь?!” Ни о чем он не думал на самом деле. Просто смотрел, как тлеет фитиль, слушал тиканье часов и как пальцы чертят линии у него на руке. “В конце концов, мы тоже смертны”. Он не хотел больше терять Шульдиха, но слишком ясно понимал, что это не в его власти. Можно только успеть взять - столько, чтобы не быть жадным, и отдать - столько, чтобы не остаться в пустоте, когда всё закончится. Такой вот… баланс. Может быть, этого достаточно. Или нет?
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Музыки никому не надо?)) Десять песен, которые я никогда не проматываю в своем плейлисте. Хотела ограничиться семью, но не смогла себя остановить)) Некоторые там уже годами, некоторые - относительно новые. Справедливости ради, исключила все песни Роба Томаса. И вообще почти все, что я когда-то уже выкладывала. Единообразия ради, убрала все песни на русском - их, может, отдельно когда-нибудь выложу.
Я честно прождала два дня в надежде, что здравый смысл возобладает - Крисмас пис и всё такое - но воз и ныне там, а я чота прям нихачу молчать. Я уже в прошлом году промолчала и утерлась - но тогда этот пиздец довольно быстро исправили, и вроде как инцидент исчерпался, едва начавшись. А в этот раз то ли все привыкли и им ок, то ли просто пох. Ну а мне вот не пох. И не ок. Для тех, кто устал уже от вступления, вся суть поста коротко: ЖИ, ШИ пиши с буквой И. Поймите меня правильно: я никому не пытаюсь запретить хейтить кого бы то ни было. И, если эти чувства удобней всего выражаются нарушением правил русской орфографии - ради бога, личное дело каждого. Монитор и не такое стерпит, несуществующий аниме-персонаж - тем более. Понимаете, да? Ему абсолютно без разницы. Но агрессия, какие бы забавные формы она ни принимала, всегда имеет цель. И сейчас я чувствую себя - целью. Независимо от того, знают ли эти люди о моем существовании, считают ли излишне трепетное отношение к персонажу признаком дайри-ебанашества (а коверканье его имени - трезвое взвешенное поведение, о да!), а может, для них это вообще уже мемчег и ниибёт: все их "ы" попали в меня - уж простите за пафос - и я не собираюсь улыбаться и махать. Даже упоротый ваятель АУшек вроде меня - внезапно тоже часть фандома. И, как у любого софандомца, у меня есть одно базовое право: быть предупрежденной. Уважаемые орги Weiss Kreuz Karneval. Если на вашем мероприятии допустимо открытое хейтерство персонажа (любого из, заметим в скобках) - не сочтите за труд добавить эту информацию в эпиграф сообщества, чтобы я точно знала, куда мне не следует совать свой нос ни в каком качестве. И тогда все дальнейшие претензии я буду предъявлять исключительно к себе, обещаю. У меня всё. Простите, что не в умыл - что-то нет нынче настроя деликатничать.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Любите ли вы чужие подписи под аватарками, как люблю их я? Перфекцехуист - человек который хотел бы сделать идеально, но сойдёт и так. По-моему, это гениально
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
У нас с друзьями есть традиция: каждый год, седьмого ноября... Каждый год я хочу сказать тебе что-нибудь новое, но не могу найти ничего более честного и... ээ, всеобъемлющего, чем "Спасибо за то, что ты есть". Так что я и в этом году не буду оригинальной, ладно? С днем рожденья! Люблю тебя)
Название: Луна не озарит (Цикл "Инерция") Автор: Eleanor K. Оригинал: тут Переводчик: elinorwise Разрешение на перевод: получено Пейринг: Йоджи х Шульдих Рейтинг: NC-18 Прим. автора: Название главы взято из стихотворения Эмили Дикинсон #419.
читать дальшеВода, повсюду вода. Храм стоял над морем, он весь пропах солью, а стены были влажными и скользкими от осевших на них брызг. Умом Йоджи понимал, что навалившаяся темная тяжесть - ничто иное как вода. Холод пронизывал до костей - будто обложили мясом из морозилки и долбят по голове отбивным молотком. Падение было стремительным - сердце ухнуло, вокруг лица заплясали пузырьки - а потом всё как-то замерло. Рядом медленно проплывали обломки, и, сталкиваясь, тут же исчезали из поля зрения. Йоджи почти ничего не видел - то ли становилось совсем темно, то ли сознание постепенно гасло. Дышать не хотелось. Белый, тускло поблескивающий осколок вплыл в раскрытую ладонь. Йоджи сжал руку и начал тонуть чуть быстрее. “Ая вернул свою сестру”, - думал он. И еще думал: “Мы их остановили”. Он так и не понял, что это было, что эти люди пытались сделать - но теперь всё кончилось. С ними покончено… и с ним тоже. Надо только найти обломок побольше, чтобы добраться до самого дна - тогда следующий вдох точно станет последним. Кажется, к такому исходу он пока не готов. Йоджи выпустил камень и, оставшись без груза, тут же устремился наверх. Он ухмыльнулся. Губы саднило, он облизнул их - по вкусу не то кровь, не то просто соленая вода. Всплывая, он заметил копну рыжих волос, ярких, как сигнальный огонь маяка, и бездумно ухватился за них - а поймав, уже не мог бросить. Шульдих был без сознания. Йоджи поплыл - с трудом, собираясь для каждого движения: зачерпнуть воду, подтянуться, отдохнуть… Перехватить Шульдиха поудобней. Повторить. Берег приближался - темная, ничем не отсвечивающая полоса на горизонте определенно была берегом. Вдали мерцали городские огни, будто настраиваясь на камертон покрытого тучами неба. Икры сводило судорогой, он уже не чувствовал пальцев на руках и ногах. Сердце больно стучало в груди - Йоджи слышал, что так бывает при переохлаждении. Нелегко поддерживать жизнь в куске замерзающего мяса. Когда он выволакивал Шульдиха из воды, тот казался тяжелым, как покойник. Йоджи не умел оживлять покойников. Единственное, что помнил из курса оказания первой помощи - нажимать на грудь в ритме песни “Stayin’ Alive”. Должно быть, он почерпнул эту чушь из какой-нибудь телепередачи, потому что на тренировках ему такого точно не говорили. “Ah, ha, ha, ha, stayin’ alive…” Он пошарил у Шульдиха во рту и вытащил комок водорослей. “Been kicked around since I was born…” Рот в рот. Пальцы замерзли так, что непонятно, кто холоднее - Шульдих или он сам. Наверно, есть температура, которую человеческие пальцы уже не в состоянии почувствовать - как в пении существуют невозможно высокие ноты. Шульдих скорчился, и его бурно вырвало водой, такой черной, что на секунду Йоджи принял ее за кровь. Они уставились друг на друга. Шульдиха трясло от холода - а значит, он был все-таки теплее, потому что сам Йоджи перестал дрожать где-то в десяти метрах от берега. С трудом передвигаясь, они подползли ближе друг к другу в поисках несуществующего тепла. “Тут мы и сдохнем”. Йоджи не знал, чья это мысль - его или Шульдиха - но на всякий случай кивнул. - Ну хоть не по своей вине, - вслух сказал он. Последним, что он слышал перед тем, как отрубиться, был хриплый клокочущий смех.
*** Когда он очнулся, пахло больницей. Запах был знакомый. Йоджи открыл глаза. Аина сестра в Аином оранжевом свитере ела голубые кубики Джелло. Шульдиха нигде не было видно. Ая-тян приветливо махнула рукой. - Ран просил меня посидеть с тобой. Йоджи попытался что-то сказать, но из горла вырвался хрип. Ая-тян дала ему немного воды и взбила подушки. - Я говорила с тобой. Да? Когда… спала. Йоджи сглотнул. Потом еще раз. - Я думал, это глюк, - выдавил он. У него точно было такое видение. Ая-тян была как настоящая - совсем такая, как сейчас - а ведь он тогда даже не видел ее фотографий. - Может, и глюк. Потом больше не получалось. - А где… Кого-нибудь еще привезли со мной? - Нет. А что, кого-то не хватает? - Нет, - машинально ответил Йоджи. - Нет. Если Шульдиха не было рядом, когда его нашли… Может, его забрали Шварц? Или еще кто-нибудь? Эсцет? Поди знай. - А Кен и Оми? - спохватился он. - Они тоже в порядке? - В полном. Ты последний очнулся. Первый и последний, с кем я познакомилась. - Ая-тян потеребила рукав свитера и, глянув на Йоджи из-под челки, улыбнулась - коротко, но от души. - Мне нравятся друзья моего брата. - А сам он тебе как? Она пожала плечами: - Это уже не Ран. Наверно, он и не мог остаться прежним после всего этого. - Ты знаешь, что он взял твое имя? Она кивнула и снова улыбнулась, уставившись на собственные руки. - Чтобы не забывать. - Потом вдруг вскинула глаза. Они были точно такого же цвета, как у Аи, и в них горела такая же решимость. - Теперь зовите меня Ран, ладно? Потому что я тоже не забуду. Йоджи уже случалось видеть чокнутых. И напрочь упертых. - Ран, значит? - сказал он. - Понятно. - Ему это не понравится, - весело предупредила она. - Неа, - подтвердил Йоджи. - Мне нужна будет поддержка. Ты за меня? Где-то был Шульдих, все еще живой - благодаря ему. Скорей всего, именно Шульдих выкрал ее из больницы. Кроуфорд не стал бы заниматься этим сам. Значит, послал Шульдиха. - Конечно, - сказал Йоджи. - Конечно, я за тебя. - Круто. Джелло хочешь? - А мне можно? - Йоджи покосился на капельницу. - Давно я здесь? - Где-то пару дней… Да, наверно, тебе не стоит начинать с Джелло. - Во всяком случае, не с голубых. - Позвать доктора? - Ага. Пришел доктор, а с ним пришли Ая, Оми и Кен. Было много смеха и взволнованных разговоров, которые Йоджи в основном пропустил мимо ушей. Остатки сил постепенно покидали его, веки наливались тяжестью. - Не волнуйся ни о чем, - сказал Оми. - Я обо всем позабочусь. Он сменил кричащие шмотки на простую черную рубашку, и, может, поэтому - а может, потому, что перед глазами всё расплывалось - казался немного похожим на Персию. С этой мыслью Йоджи уснул, и сны его были куда правдоподобней жизни.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Приснилось, что Роб свет очей моих Томас расстался со своей Марисоль. Во сне я стояла у лифта в каком-то здании и говорила кому-то: боже, они были прекрасной парой! столько лет вместе! ужасно жаль, что так получилось... но зато теперь у меня есть шанс. Подсознание, что ты делаешь, прекрати Ничего удивительного, впрочем, если засыпать под Now Comes the Night. Это, наверно, лучшая колыбельная, что я когда-либо слышала
В то же время для меня это очень ОТРшная песня: мне нравится представлять, как эти двое, каждый у себя дома - в Берлине шесть вечера, в Токио два часа ночи - и единственное, что их связывает, это телефонная сеть... И любовь. When the fog has finally lifted From my cold and tired brow No, I will not leave you crying And I will not let you down No, I will not let you down
Алсо, мне кажется, пришло время для аватарок с Робом)
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Название: Trick or Treat Пейринг: Шульдих/Йоджи Рейтинг: NC-18 Саммари: Кое-что - не то, чем кажется. Предупреждения: бондаж, бладплей, найфплей
читать дальшеПогодные боги любили Йоджи - иначе как объяснить, что всякий раз, когда приходил его черед развозить заказы, дни стояли чудесные? Небо еще оставалось чистым и прозрачным, но жара спала; воздух казался звонким, сладким и немного хмельным - почти как весной, когда смена сезонов обещает скорый отдых и приключения, а не холод и привычную хандру, изредка разбавляемую праздниками. Вдвоем с Кеном они погрузили в кузов фургона коробки с букетами - по двенадцать штук, каждый в отдельном бумажном пакете. Коробки не закрывались, и из-под бумаги сочился горьковатый запах хризантем, перебивая ароматы других цветов. Осень пахла хризантемами - вот уже второй год. Йоджи нравился этот запах. Он поерзал на сиденье, поудобней устраиваясь за рулем. Время близилось к полудню, пробки на дорогах почти рассосались. Радио крутило бодрую попсу - из тех, что с первых аккордов вызывают желание подпевать, а через полчаса - биться головой о стену. Листья кленов уже наливались алым, но еще не начали сыпаться, замусоривая обочины. Солнце било в глаза. Притормозив у светофора на перекрестке, Йоджи опустил козырек лобового стекла, надвинул на нос темные очки и огляделся. В соседнем ряду стояла знакомая Ауди. Там целовались. Парень на пассажирском сиденье - определенно, японец, с крашеными волосами почти того же оттенка, что у Рана, только стрижка другая: бритые виски и длинная, зачесанная кверху челка - смеялся, говорил что-то в перерывах между поцелуями, загораживался ладонью с растопыренными пальцами - не то от света, не то от посторонних взглядов. Ну, привет. Почувствуй себя вуайеристом. Йоджи как-то даже не удивился, настолько это было внезапно. Будто ветром в лицо: красные листья, солнечные блики на капоте. Красные волосы, льнущие к рыжим, пальцы, комкающие воротник модного тренча. Те двое наконец оторвались друг от друга. Машина тронулась. Йоджи не сразу понял, что светофор уже сменил цвет. Он выжал сцепление и рванул вперед; Ауди свернула налево сразу за перекрестком. Музыкальный эфир прервался рекламной паузой. Печенье с молочной начинкой, чай от давления, спрей от тараканов… Йоджи врезал по кнопке - будто прихлопнул того самого таракана. Опустив боковое стекло, закурил. Что это было - то, что он увидел? Часть долгих близких отношений, внезапная страсть, мимолетная интрижка? Он никогда не спрашивал, есть ли у Шульдиха… кто-нибудь. “Может, и есть. А может, снял поразвлечься… как тебя тогда, летом. Есть возражения?” Нет. “Тогда почему бы тебе не порадоваться за него - чисто по-дружески?” По-дружески? Йоджи фыркнул и закашлялся, хватанув дыма носом. Вспомнил тугую хватку наручников, вкрадчивый шорох флоггера, свист воздуха, взрезанного хлыстом… Зашибись дружба. Временами казалось, что в его жизни как-то многовато Шульдиха - даже там, где о нем и вовсе не хотелось думать. Йоджи всё так же напропалую флиртовал с девушками, но теперь то и дело приходилось мягко отказываться от продолжения: синяки и ссадины еще можно было списать на последствия тренировок, а вот узоры на заднице наверняка вызвали бы нежелательные расспросы. Кстати о тренировках: за последние пару месяцев он не пропустил ни одной. Даже наоборот: будь у него побольше времени - пожалуй, ходил бы чаще. Наверно, так проявлялась тяга к устойчивости - или какая-нибудь схожая психологическая штука. “Сражайся! - говорил сенсей. - Твои руки - острые мечи. Ноги - острые мечи. Разум - острый меч…” Шульдих требовал сдаться, подчиниться. Признать себя слабым. Йоджи представлял, что идет по канату между двумя пропастями, стараясь не сверзиться ни вправо, ни влево. Образ сам по себе приводил в замешательство: как ни крути, выходило, что пропасть - одна. Если ему суждено упасть - не всё ли равно, в какую сторону? И, может, это вообще неважно. Может, главное - канат. Что он такое? Поди знай... Иногда почти хотелось вернуться в ту летнюю ночь - и устоять против искушения. Не вестись. Не дать поймать себя на крючок. Остановившись на очередном светофоре, Йоджи сложил руки на руле и устало опустил на них голову. “Что с тобой не так? - в который раз спросил он себя. - Что, мать твою, не так?” И в который раз не нашел ответа.
По очередному адресу ему открыла молодая красивая женщина в коротком халатике, с накрученным на волосы полотенцем. Судя по записи, сделанной в журнале заказов каллиграфическим почерком Рана, получательницу звали Кёко Мацуда. Йоджи включил всё свое обаяние, преподнеся букет так, будто лично собирал его по велению сердца. Женщина прочитала прикрепленную к цветам открытку, и лицо ее стало жестким. - Заходи, - сказала она тоном человека, который не привык оглядываться и проверять, идут ли за ним. Еще не команда, но уже не предложение. С некоторых пор Йоджи довольно четко отличал одно от другого. Он последовал за ней на кухню и остановился в дверях. Мацуда-сан вытянула из шкафа мусорницу с разноцветными контейнерами, достала ножницы. - Мартини хочешь? - Нет, спасибо. Я за рулем. Она обрезала ленту и целлофановую обертку и, аккуратно сложив, опустила в контейнер для пластика. Открытку бросила в коробку для картонного мусора. Наконец, пристроила цветы и зелень в биомусор, безжалостно согнув стебли, чтобы занимали меньше места. У нее были длинные блестящие ногти какого-то сложного оттенка красного. Йоджи наблюдал, чувствуя себя так, будто его пригласили стать официальным свидетелем расправы. Мацуда-сан задумчиво повертела в руках опустевший каркас. - Это сизаль на проволоке, - подсказал Йоджи. - Проволоку в металл, сизаль в био. - А, да? - Она снова взяла ножницы и принялась деловито разбирать каркас. - Сядь, не стой столбом. Из-под узкой кухонной стойки торчали два высоких табурета. Йоджи сел. - Ну вот… порядок. - Она закрыла шкаф и, опустившись на второй табурет, сдернула с головы полотенце. Темные, еще влажные волосы слегка не доставали до плеч. - Сигареты есть? Йоджи исподтишка проследил взглядом изгибы ее длинных стройных ног. Ох, ничего себе… как с водной горки съехал, даже под ложечкой защекотало. Он достал пачку и, открыв, поднес ей; щелкнул зажигалкой. Женщина прикурила, смешно скосив глаза на огонек. Рассеянно огляделась, придвинула тонкое фарфоровое блюдце, которому явно и в страшном сне не могло присниться, что на его расписное донышко будут стряхивать пепел. Несколько раз молча затянулась, а потом вернула ему сигарету: - Теперь ты. Знаешь, по тому, как мужчина курит, можно определить, как он целуется. Йоджи улыбнулся. Втянул дым, подержал во рту, наслаждаясь терпкой горечью, пропустил в горло. Разомкнув губы, медленно выдохнул. К одинокой женщине приходит сантех… кхм, курьер из цветочного магазина. Хорошее начало. Многообещающее. Она снова отобрала сигарету. Докурила, глядя в стену за его плечом, и старательно затушила в блюдце. Потом перегнулась через стойку и, обхватив ладонями его лицо, потянула к себе. В вырезе халата мелькнули груди, слегка прикрытые чем-то кружевным. Йоджи всегда считал грубым откровенно пялиться на сиськи. Он заглянул ей в глаза - и не увидел в них своего отражения. - Не надо, - почему-то шепотом сказал он. И тут же пожалел - но было поздно. Губы ее искривились. Она отпустила его, села на место и отвернулась, напоследок равнодушно бросив: - Пошел вон. Йоджи захотелось обнять ее. Сказать, что всё будет… лучше. Он вежливо попрощался и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Наблюдая, как сменяются цифры на табло лифта, он маялся досадой на собственное малодушие и смутным чувством вины. Надо было остаться. Он понимал, что ей нужно - сам не раз находил утешение в объятиях случайной знакомой; а этот долг - из тех, что только приятно вернуть… “Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет?” Йоджи со вздохом прислонился к стене, глубоко сунув руки в карманы джинсов. Плевать на всё, она была хороша. Ох, как хороша… В заднем кармане завибрировал телефон. Йоджи достал его и открыл полученное сообщение. “В субботу после семи. Форма одежды - длинные рукава”. Он нахмурился, прочитав строчку на экране. В мозгу заполошным мотыльком билась какая-то мысль, которую он не мог ни прихлопнуть, ни отогнать - и опасался рассматривать слишком пристально. Телефон дрогнул в ладони и принес постскриптум: “С этой минуты - никакого секса! Ты же стойкий, правда?” Йоджи собирался возмутиться, но вместо этого почему-то рассмеялся. “Ты даже не представляешь…” - подумал он. Лифт остановился, двери разъехались. Он зашагал к выходу, заранее нащупав в боковом кармане сигаретную пачку. Мотылек стих, напоследок липко и щекотно мазнув крыльями по лицу, и затаился в темноте.
*** Он проснулся от кошмара. Сон чем-то походил на тот, с лилиями - только теперь это были не цветы, а монстры - уродливые бесформенные создания с десятками щупалец вместо рук, и все эти щупальца тянулись к нему - опутывали, облапывали, сжимали горло, стучали в грудь, трясли и ковыряли, как если бы он был кокосом, из которого они пытались добыть молоко. И в самом деле, что-то бродило и плескалось в самой глубине его души, разносилось по венам, порой ударяя в голову… только этот сок был безнадежно испорчен - ну вот так, не уродились нынче кокосы - но, может, им как раз такое по вкусу… Может, только им и по вкусу. Он рывком сел на постели, откинув одеяло. Сердце колотилось, на лбу выступил пот. Кожа на запястьях - там, где они хватали его за руки - горела, как содранная. Отдышавшись, он достал из джинсов сигареты, прихватил с тумбочки мобильник и вышел на балкон. В черных ветвях магнолии висел яркий оранжево-желтый шар. Разве сегодня полнолуние? Ах да… это же фонарь. Йоджи включил подсветку телефона и глянул на часы. Почти половина третьего. Он прикурил и, затянувшись, рассеянно поводил пальцем по клавишам. Звонить человеку посреди ночи - верх наглости… Но ведь не обязательно звонить. Он открыл “Сообщения”, нашел нужный номер, набрал “Ты спишь?” и ткнул “Отправить”, намеренно не дав себе времени на раздумья. Долго ждать не пришлось. “Нет. Только что пришел домой”. Йоджи начал набирать текст, но тут же стер написанное. Какая ему разница, откуда Шульдих вернулся так поздно… Телефон звякнул, на экране замигал значок нового сообщения. “Дай мне пять минут, ок?” Звонок раздался спустя три минуты пятьдесят секунд. В трубке звучала музыка - что-то тягучее и ритмичное. - Привет. Случилось что-нибудь? - Что у тебя играет? - заинтересованно спросил Йоджи. - Камуфляж, "Любовь - это щит". Хочешь послушать? - Давай. На минуту музыка стала громче. - Ну как? - Неплохо. На Депеш похоже. "Вопрос времени", помнишь? - На всякий случай он немного напел. - Это та, с эротичными стонами в середине? - Шульдих тоже подкрепил слова демонстрацией. Звучало до крайности непристойно. Йоджи фыркнул: - Ты позвонил в три часа ночи постонать мне в трубку? - Вообще-то это ты меня вызвал. - Шульдих опять приглушил песню. - Рассказывай, зачем я тебе понадобился. Голос был не сонным, но и не бодрым. Окончания слов звучали смазанно, усиливая акцент. Йоджи подумал, что Шульдих либо изрядно навеселе, либо слегка под кайфом - а может, и то, и другое вместе. - Не спится, - сказал он. - Захотелось с кем-нибудь поговорить. - Волнуешься перед встречей? - поддел Шульдих. - Или страдаешь оттого, что я запретил тебе… - Нет, - быстро сказал Йоджи. - Обычная бессонница. Бывает, знаешь? - Знаю, - согласился Шульдих. - Помочь тебе уснуть? Йоджи ухмыльнулся: - Споешь колыбельную? - Я похож на того, кто поет колыбельные? - В трубке раздался смешок. - Наоборот, это отличный повод лишний раз тебя помучить. Сделаем так: я буду считать барашков, а ты - стараться не уснуть. Дотерпишь до тысячи - загадывай желание, а нет - расплатишься задницей. Йоджи вовремя прикусил язык. Он знал, что это означает - и знал, что Шульдих знает, что он знает. Любые уточнения выглядели бы или глупым кокетством... или грязной провокацией. А все-таки - чего он попросит в случае выигрыша? Чего еще он может попросить? Он затушил сигарету и вернулся в комнату. Перед тем как лечь, плотнее задернул шторы. - Ладно, начинай. - Раз… Два... - медленно начал Шульдих. - Три… Четыре… Пять. Однажды я пошел искать. Мне тогда только исполнилось пятнадцать. Кстати, а как давно ты считаешь овечек? - Это теперь так называется? - хмыкнул Йоджи. - С четырнадцати. Слегка приврал, но какая разница - Шульдих всё равно не узнает. - Шесть… Семь… Восемь… Девять… Первый барашек был игривый и любопытный, он сам дался мне в руки. Мы резвились полгода, всё было отлично… а потом он решил, что я - его Мэри, и начал ходить за мной по пятам. Мне надоело, и я от него избавился. - Убил, что ли? - Йоджи подобрал с пола одеяло, не выпуская из рук телефон. Поправил подушки и, повозившись, откинулся на спину. В трубке ошарашенно помолчали. - Я приму это за комплимент, - наконец сказал Шульдих. - Отшил в грубой форме. И давай без комментариев. - Ладно, ладно… - ...Потом был бурый барашек, еще пара белых… серый… Сорок восемь… Сорок девять… Пятьдесят… Иногда среди них попадались настоящие козлы, но я быстро научился справляться. Плёвое дело - надо только самому рассуждать не как барашек, а как… ну понятно, в общем. Не подумай, будто я этим горжусь, но что есть, то есть… да и не то чтобы мне когда-то нравилось быть барашком. Тихий монотонный голос расслаблял и успокаивал, как чай с ложечкой коньяка. Как мокрая повязка, прижатая к разгоряченному лбу. Йоджи осоловело моргнул, уставившись в темноту: разлеплять ресницы становилось всё труднее. Ну да, это же известный прием: хочешь уснуть - убеди мозг, что не собираешься спать. Обмани себя. Он зевнул и, когда глаза в очередной раз закрылись, больше не стал их открывать. - ...А еще был черный барашек - совсем черный, с густой шерстью и блестящими глазами… Он хотел, чтобы я заставлял его прыгать через барьеры, подстегивая хворостиной. Я попробовал и вошел во вкус. - Опять послышался мягкий смешок. Этот звук действовал на нервы - в хорошем смысле: как если гладят по волосам или почесывают за ухом. - Оказалось, многим барашкам такое нравится… только не все готовы признаться. Двести шестнадцать… Двести семнадцать… “Меня не волнует твой зоопарк, - подумал Йоджи. - И как насчет красного барашка?” В его спутанном сознании это звучало четко и логично, но когда он попытался сказать вслух, слова начали стремительно ускользать, теряя форму, смысл и значение. - Новый барашек - просто прелесть, красивый и нежный… но до чего же строптивый. Он позволяет стреноживать себя и даже подставляет шею под мой ошейник, но когда я пытаюсь приласкать его - тут же отскакивает. Вот зараза, да? - Мгм… - сонно подтвердил Йоджи, почти не вслушиваясь. В голове разливалась вязкая тяжесть, будто ночь плавно просачивалась внутрь. - Как по-твоему, есть у меня шанс… объездить его? А вдруг после этого я потеряю к нему интерес? С моим сволочным характером никогда не знаешь… Может, честнее было бы оставить его в покое? Только ведь он не хочет, чтобы я оставил его в покое. И я не хочу… Что думаешь? - Мгм… - Йоджи… Ты спишь? - Мгм… - Спи, мой прыгучий. Однажды я приду украсть твою душу. Четыреста тридцать пять… Четыреста тридцать шесть… Четыреста тридцать семь... Наверно, это ему примерещилось в дреме. Темнота накрыла его теплым уютным одеялом, и больше Йоджи ничего не слышал.
*** Кофе был слишком горьким, а от лишней ложки сахара стало только хуже - теперь к горечи примешивалась приторная сладость. Солнце назойливо лезло в окно кухни, слепило глаза. Йоджи скривился. Он проспал на целых полчаса и, как ни спешил, всё равно опоздал к началу смены. Школьницы, наводнявшие магазин по утрам перед уроками, уже разбежались, так что обошлось без шума. Ран показывал какой-то парочке примеры свадебных букетов. Йоджи прошмыгнул в подсобку, торопливо повязал фартук и, подхватив лейку, отправился поливать цветы с таким видом, будто он здесь уже давно. Ран вышел из-за прилавка и с поклоном проводил гостей к выходу - после чего в три прыжка пересек зал, притиснул Йоджи к стене, как ревнивец ветреную подружку, и детально рассказал, что думает о его ночных гулянках, отношении к работе и способности к самоорганизации. Йоджи и не подозревал, что в японском языке так много шипящих. В обычное время он отшутился бы - или огрызнулся, в зависимости от настроения - но сегодня этот ледяной тон подействовал на него, как удар под дых. Оттолкнув Рана, он метнулся к двери черного хода, рванул на себя и выскочил на улицу. Прижал запястье к губам, зажмурился, сдерживая злые слезы, постоял немного. Потом выкурил сигарету, вернулся в магазин и, переждав очередного покупателя, извинился. Это было в порядке вещей: в стычках с Раном он всегда извинялся первым - какая разница, кто прав, кто виноват… С него не убудет. Должно быть, Фудзимия-сама тоже успел остыть - или, в его случае, оттаять: против обыкновения, он не отделался равнодушным “проехали”, а буркнул “взаимно”. Даже спросил, успел ли Йоджи позавтракать - и, узнав, что не успел, дал ему десять минут на кофе. Отпущенный срок как раз подходил к концу. На кухню выполз заспанный Кен. Хорошо ему - свободен, пока Оми не придет из школы. - Добр утр... - буркнул он сквозь зевок. Открыл холодильник, завис, разглядывая полки. - Как дела? - Лучше некуда. - Йоджи сделал глоток и мечтательно прищурился. - Ты же помнишь, я вчера заказы развозил. Кен достал йогурт в большом пластиковом стакане, распечатал, хлебнул через край. Над верхней губой остался след. - Ну? - Блондинка лет тридцати. Красавица - бюст, ноги, попка… Глаза большие, синие, и акцент такой… сексуальный. - Йоджи изобразил что-то, отдаленно напоминающее французское грассирование. - А горячая какая! Завалила меня на диван и давай раздевать... Выразительно помолчав, он подошел к раковине, выплеснул остаток кофе и поставил кружку в посудомойку. - Охрене-е-еть… - восхищенно протянул Кен. - А Ран в курсе, как ты рекламируешь наш магазин? Йоджи обернулся, в упор уставился на него, чуть сдвинув брови, чтобы между ними образовалась горькая складка. - Ты тоже считаешь, что у меня член в штанах не держится? Конечно, все они так считали. Не пришлось даже особенно стараться, чтобы произвести впечатление: несколько вскользь оброненных фраз, пара чуть слишком громких телефонных разговоров… Спроси кто, зачем ему это, Йоджи вряд ли смог бы объяснить. Как-то само получилось. Будь он самураем - справедливости ради, ему следовало бы высечь эти три слова на клинке своего меча. Кен помялся, явно разрываясь между честностью и симпатией. Наблюдать за его внутренней борьбой было почти трогательно. Почти… стыдно. - Ну, не то чтобы, - сдержанно возразил он. - Хотя... - Кен... ты когда-то сказал, что любишь меня. - Как друга, - с ухмылкой уточнил тот. - А что? Йоджи длинно вздохнул. - Походу, и я тебя. Кен смерил его цепким взглядом вратаря в ожидании пенальти. - По-дружески же, да? - еще раз напомнил он. - Ну так-то да… - Йоджи рассеянно поскреб ногтем столешницу. - А тебе не кажется, что “любовь по-дружески” - странное выражение? В смысле… если двоих людей влечет друг к другу, то какие тут могут быть оговорки? - Слушай, я… - Кен ошарашенно похлопал ресницами. Потом фыркнул и, понизив голос, предупредил: - Я тебе сейчас этот йогурт на голову вылью. - Не дотянешься. - Йоджи шлепнул его по макушке и со смехом выскочил из кухни. На душе немного полегчало.
*** - Ты знаешь, что делать. - Шульдих вольготно устроился на кровати, положив ногу на ногу и широко раскинув руки по спинке. - Начинай. Йоджи нащупал нижнюю пуговицу рубашки и, протолкнув ее в петлю, скользнул ладонью выше. Спохватившись, быстро разделался с остальными пуговицами. Шульдих не спускал ему рисовки - приходилось то и дело одергивать себя, чтобы не быть одернутым. Майка. Джинсы. Носки. Трусы. Йоджи сложил одежду на стул и вопросительно вскинул глаза. Молчание было красноречивым, выжидательным. Он завел руки за голову, сцепил пальцы и, выпрямившись, застыл неподвижно. - Молодец. - Шульдих улыбнулся, с явным удовольствием рассматривая его, лаская глазами так, что взгляд казался почти осязаемым. Йоджи вздрогнул, чувствуя, как мелкие знобкие мурашки бегут по задней поверхности бедер, от ямок под коленями поднимаясь выше, охватывая ягодицы и сосредотачиваясь в паху. Шульдиху нравилось нарушать его интимное пространство - взглядом ли, словом, прикосновением. Не то чтобы Йоджи возражал - в конце концов, это входило в условия игры - но в первый момент всегда становилось не по себе. Ясное дело, на то и было рассчитано. Шульдих открыл ящик прикроватной тумбочки, достал моток веревки, поиграл напоказ, пропуская ее между пальцев. На конце веревки болтался карабин, чуть поодаль торчал металлический зажим. Йоджи смотрел, намеренно не пытаясь угадать, что его ждет. Шульдих подошел и, стиснув в кулаке одну сторону мотка, погладил его по ребрам образовавшимся хвостом. Веревка была шершавой и немного щекотной. Карабин, задев голую кожу, обжег холодом. - Я буду задавать тебе вопросы. Отвечай быстро, первое, что придет в голову. Передумывать нельзя. Твой любимый цвет? - Синий. - Сигареты или выпивка? - Сигареты. - Что было бы труднее - сутки голодать или не иметь возможности помыться? - Второе. Шульдих жестом приказал ему вытянуть руки. Ловким движением распустив моток, сложил свободный конец вдвое и, набросив на запястья, начал обматывать. Витки ложились не туго, но Йоджи на всякий случай смирился с тем, что синяков не избежать. Ладно, рукава прикроют. - Когда и отчего ты в последний раз плакал? - На прошлой неделе. Прищемил молнией волосы на лобке. - Оу, бедняжка… - Шульдих сочувственно хохотнул. - А брить не пробовал? - Ага, - сказал Йоджи. - И это был один из самых драматичных эпизодов всей моей жизни. Лучше пять минут поплакать, чем неделю чесаться. - Знаю, не рассказывай. - Шульдих скорчил гримасу. - Кхм… что-то мы отвлеклись. Какое твое самое позорное воспоминание? “Мама… это правда - то, что они говорили?" "Да как ты смеешь, паршивец?! Какое твое дело? Ты должен был защитить меня! Мужчина ты или нет? Твой дед, Такао Кудо, в десять лет стал главой семьи, и попробовал бы кто сплетничать о его домочадцах! Тебе почти столько же, а от тебя пока одни проблемы. Знать бы заранее, как всё будет - так лучше умереть, чем рожать одной…" "Прости, прости, прости…” - Я похвастал в присутствии Оми, что умею завязывать черенки от вишни языком, и мы устроили соревнование. Малыш меня просто размазал. Шульдих закрепил узел. Легко запрыгнув на краешек стула, перекинул второй конец веревки через балку на потолке, потянул. Йоджи волей-неволей потянулся следом. - Если бы тебе предстояло провести год на необитаемом острове, кого бы ты взял с собой - друга или сексуальную красотку? - Друга. - Йоджи вскинул голову и, глянув на него снизу вверх, состроил ухмылку. - Обожаю дружить сексуальных красоток. - Читер. - Шульдих в последний раз налег на веревку, вздернув его на цыпочки; отрегулировав высоту зажима, щелкнул карабином и спрыгнул со стула. - Так что мне сделать с тобой сегодня? Йоджи переступил на пальцах, стараясь найти более устойчивое положение. - Что захочешь, - наконец нашелся он с ответом. - Но чего бы тебе хотелось? “Чтобы ты перестал спрашивать”. - Ты же всё равно сделаешь по-своему. - Само собой. Например, заставлю тебя отвечать на мои вопросы. Ладно, выбирай: сладости или гадости? Фактически, это не оставляло выбора. - Гадости, конечно. - Как скажешь, - осклабился Шульдих. Он достал из шкафа кейс - разумеется, черный и кожаный - поставил на кровать и, развернув так, чтобы Йоджи видел, откинул крышку. На светлом ложементе лежали разнообразные ножи, скальпели и лезвия, а в сетчатом кармашке на внутренней стороне крышки - какие-то упаковки, среди которых была хорошо заметна пачка пластырей. Шульдих вынул тонкий нож с острым, чуть загнутым кверху кончиком. Поднял повыше и, держа на отлете, внимательно осмотрел с обеих сторон. Йоджи следил, не отрывая глаз. Внутри разливался холодок, как в детстве перед уколом или еще какой-нибудь особенно неприятной процедурой. “У тебя всегда есть право отказаться”. Он не собирался отказываться - это было бы по меньшей мере нечестно. Сам напросился. Шульдих убрал нож на место, с треском вскрыл один из пакетов - там оказались перчатки; надел их, аккуратно разглаживая каждый палец. Из другого пакетика вытянул тревожно пахнущую салфетку и, выбрав один из скальпелей, тщательно протер лезвие. Прихватив рукоятку двумя пальцами, покачал, меряя Йоджи глазами. - Как у тебя со свертываемостью крови? Йоджи сглотнул застрявший в горле вязкий комок. - Нормально. Шульдих встал и, подойдя вплотную, одной рукой приобнял его за талию; другой, с зажатым в ней скальпелем, дотянулся до запястья, чуть ниже веревки, и оттуда легко, без нажима повел вниз. Кожу царапало едва ощутимо, и вначале казалось, что он просто дразнит - но потом защипало, и, повернув голову, Йоджи увидел, как царапина медленно наливается красным. Он облизнул губы, дыша часто и горячо, будто сквозь влажную ткань. Язык свело, рот наполнился слюной. Сердце стучало где-то внизу, под животом. Шульдих был слишком близко, ладонь в перчатке холодила поясницу, а дыхание, наоборот, обдавало щеку теплом, и это противоречие сбивало с толку. Царапина уже сочилась каплями, которые, наливаясь и тяжелея, одна за другой срывались вниз, к плечу. Шульдих отстранился, словно для того, чтобы оценить работу. Потом протянул руку и, собрав их на палец, поднес ко рту. - М-м-м, а ты вкусный... Хочешь попробовать? Йоджи хрипло выдохнул: то ли у него вдруг обнаружился фетиш на латекс, то ли всё дело в том, как лихо Шульдих одним жестом похерил заботу о собственной безопасности - но пробрало до дрожи в коленях. - Нет, - сказал он. - И тебе не советую: ты же не знаешь, что у меня в крови. Шульдих рассмеялся, скривив измазанные красным губы. Сгреб его за бедро, рванул на себя и, быстро отступив, послал вперед крепким шлепком по заднице. Йоджи беспомощно скребнул пальцами по полу, развернувшись на связанных руках. Черт, эту бы силу да на что-нибудь дельное… Мысль отчего-то смутила, и он торопливо отбросил ее. - Знаю, - сказал Шульдих из-за спины, - глупость и упрямство. Этим я уже болел. - И всё еще не… а! Кольнуло справа под лопаткой. Потом слева - легче, но дольше. Опять справа, выше. Быстро. Это походило на азбуку Морзе: точка, тире, точка… Если бы Йоджи знал ее - мог бы отвлечься, составляя слова… Он заплясал на месте - уворачиваться бесполезно, но неизвестность была хуже боли: попробуй-ка угадай, куда придется следующий укол. И насколько сильным будет - заставит поморщиться, как укус комара, или тряхнет, как разряд тока. Еще укол. Еще, еще, еще… Черт, да когда же это кончится?! Несмотря на боль и тревожное ожидание, где-то в глубине души он чувствовал странную, с оттенком злорадства, гордость. Шульдих испытывал его, и, чем дольше длилась пытка, тем яснее Йоджи догадывался, что результат - в его пользу. Выбив острую дробь на спине, лезвие спустилось ниже. Впилось в ягодицу, застыло там, медленно вдавливаясь в кожу. - Что, если я вырежу здесь свое имя? - небрежно, будто о какой-нибудь бытовой мелочи, спросил Шульдих. Йоджи сделал глубокий вздох, прежде чем расцепить зубы для ответа. - Оно сойдет. Рано или поздно. - Я могу сделать так, чтобы не сошло. Он едва не дернулся, на секунду позволив себе поверить, что Шульдих и вправду способен на это; поморщился от досады - не то на себя, не то на него. - Или делай, или не грози, - сказал он, следя, чтобы голос не дрогнул. - Я тебя не боюсь. - О, вот как? Проверим. Сзади послышались шаги, скрипнул матрац, что-то едва слышно зашуршало. Йоджи не оглянулся, хоть на это и не было прямого запрета. Обтянутая перчаткой рука крепко взяла его за волосы. Он затаил дыхание, чувствуя, как бешено и неровно колотится пульс на горле. - А теперь? Пальцы рванули назад, заставив откинуть голову. Шеи коснулось тонкое, опасное. Лезвие - судя по ощущениям, уже не скальпель, а нож - заскользило по коже, чуть холодя, иногда на время замирая на месте, а потом опять продолжая свой путь - снизу вверх, в точности прослеживая рельеф натянувшегося горла… Йоджи опустил ставшие вдруг тяжелыми веки. Внутри оборвалось, он изумленно охнул - как в тот раз, когда впервые увидел стереокартинку: вертел так и эдак, то приближая к глазам, то, наоборот, отдаляя, а потом, когда он устал, почти отчаялся - картинка провалилась и развернулась, и стала стрекозой на цветке. Только сейчас это была не стрекоза: зажмурившись, он будто снова услышал монотонный гул автострады, почувствовал ветер на лице и узкий парапет моста под ногами. Говорят, воздух давит на человека с силой примерно восемнадцати тонн. Если прибавить сюда тяжесть личных проблем, общественное давление, бремя собственного эго… странно, что мы еще не потеряли способность передвигаться. Однажды ночью, несколько лет назад, Йоджи хотел бросить этот груз и уйти, громко хлопнув дверью. Не бросил, конечно. Не ушел - только подержался за ручку двери, и полегчало. Шагнул не вперед, а назад - получилось неловко, ссадил локоть и потянул лодыжку - и в один момент всё как-то встало на место: он жив, и ему больно. Всё в порядке. Теперь Шульдих стал его дверью - как если бы холодная железная ручка вдруг обернулась живой ладонью. Пальцы в волосах стиснулись туго, жестко… Хорошо. “Держи меня. Пожалуйста, держи меня крепче…” Было так тихо, что Йоджи слышал дыхание - свое и чужое. В висках стучало, слабо жгло оцарапанную руку и следы тычков на спине. Нож неторопливо поглаживал шею под самым подбородком - а потом вдруг исчез. - Посмотри, - сказал Шульдих, толкнув его голову вперед. Он открыл глаза. Первое, что увидел - нож, прямо перед лицом. Повернутый обухом. Йоджи передернулся - чувство было такое, словно окатили водой из грязной лужи. Разом опротивело всё: и он сам, и Шульдих, и эта дурацкая игра, в которой не было ничего настоящего. Цветок не расцвел, стрекоза не взлетела. Живая объемная картина при ближайшем рассмотрении оказалась всё тем же листом дешевой бумаги, испещренной бессмысленным узором в мелкий рубчик. “Остынь, Йоджи, ты играешь слишком серьезно. Конечно, он не стал бы рисковать. Откуда ему знать, что у тебя на уме?” Ну разумеется, откуда? Это ведь не на мне он оттачивает свои приемы. Не я спешу к нему по первому зову, как щенок на свист. Не меня он… “Девять из десяти, помнишь? И ты - один из них”. - Что-то не так? - Шульдих вышел у него из-за спины, озадаченно заглянул в лицо. - Всё, хватит. Пусти. - Сейчас. - Он распечатал еще пару упаковок и осторожно промокнул царапины. Выбросив пропитанные кровью салфетки, достал пластыри, приклеил, зачем-то долго разглаживая кончиком пальца. Наконец, стянул перчатки и отвязал веревку. Йоджи потер руки - запястья саднило, и это неприятно напомнило давешний сон. Нашарив в ворохе одежды трусы, стал одеваться. Шульдих отошел вглубь комнаты, уселся на край стола, наблюдая оттуда, как ястреб за голубем. - Йоджи… - начал он. - Отъебись. - Грубо. - Шульдих укоризненно прицокнул языком, склонив голову набок. - У тебя что, сабдроп? Не знобит? Голова не кружится? Йоджи смутно представлял, что такое “сабдроп”. Прозвучало почти как “ПМС”. Он взял себе на заметку никогда не использовать этот аргумент в спорах с девушками. - Нет, - сказал он. - Просто наскучила вся эта... хренотень. - Что-то не похоже. - Шульдих ухмыльнулся, демонстративно покосившись на его пах, где член, до нелепости безразличный к Йоджиным переживаниям, натягивал тонкую ткань. - Как там, “слова могут лгать, но тело”... - Я тебе не тело, - отрезал Йоджи, тут же поморщившись: вышло глупо и не к месту пафосно. - В смысле… - Да помню я, - перебил Шульдих. - А ведь никто даже не оценит… и ты - меньше всех, вот что обидно. Я мог шаг за шагом довести тебя до постели - ты бы и не понял, что случилось - более того, в нужный момент сам сказал бы мне “да”. У тебя же границы плывут, как ледники в Антарктиде. “Не держи меня за идиота, - подумал Йоджи. - Кем надо быть, чтобы не понять, что тебя трахают?” А кем надо быть, чтобы позволять хотеть себя, рассматривать, трогать - и не беспокоиться о том, к чему это может привести? Как если бы всё, чем они занимались, было прелюдией, за которой неминуемо должно последовать главное. Будто вся эта увлекательная игра в доверие и взаимность, свобода быть тем, кто ты есть, боязливый восторг собственной открытости, тайна на двоих - это… “...секс, Йоджи. Ты занимаешься сексом с парнем - не трахаешься, но подставляешь ему задницу… и прочие места. И, как бы тебе ни нравилось - это не совсем то, что нужно. Может даже, совсем не то. Просто еще один вид секса”. - Ой-ё, - досадливо вздохнул Шульдих. - Язык мой… Йоджи рывком застегнул джинсы и просунул голову в вырез майки. “Разберись со своими потребностями”, - вспомнил он. Наверно, и вправду пришло время… разобраться. - Не зови меня больше. Он помедлил, втайне надеясь, что Шульдих начнет возражать, но тот только вяло дернул плечом: - Как скажешь. Пожалуй, оно и к лучшему, а то у меня уже изжога от этого зеленого винограда. Йоджи вопросительно посмотрел на него, но понял, что комментариев не будет. Он накинул рубашку и, на ходу застегивая пуговицы, двинулся к лестнице. - Погоди. Еще два слова. Он притормозил, уже взявшись за перила. Оборачиваться не стал. - Сохрани мой номер: когда кто-нибудь еще предложит тебе такого рода развлечения - набери, прежде чем соглашаться. Если Шульдих хотел задержать его, то сработало отменно. Йоджи не просто оглянулся - развернулся всем корпусом, требовательно глядя на него в ожидании объяснений. - Слушай, я знаю эту тусовку, - горячо сказал Шульдих. - Ты даже не представляешь, сколько там извращенцев! Йоджи издевательски хохотнул. - Ты-то не такой, да? - в упор спросил он. Шульдих ответил ухмылкой. Откинулся, вальяжно скрестив ноги, оперся ладонями о столешницу позади себя. - И я такой, - спокойно согласился он. - Но будь уверен, я никогда не причинил бы тебе вреда. - Тебе-то что? - огрызнулся Йоджи. - А вдруг я хочу, чтобы мне причинили вред? - Нет, - настойчиво возразил Шульдих, опять подавшись вперед. - Нет, не хочешь. Ты… - Не смей рассказывать мне, чего я хочу! Йоджи кубарем скатился по ступенькам и, сунув ноги в ботинки, выскочил на улицу. Шульдих не пытался его остановить.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
– Для этого надо тележку, – сказал Четвертый. – Я воин, – громко ответил Уолли, – я пойду сам. Он взял повязку, разорвал ее пополам и начал обматывать одну ногу. – Ты грязный самозванец, – рявкнул Четвертый. От второй половины Уолли оторвал маленький лоскуток и завязал волосы на затылке. Стали видны его знаки на лбу. – А суд храма так не считает, воин. Видимо, он неправильно к нему обратился, потому что тот покрылся краской и угрожающе поднял свой кнут. – Ну, начинай, – оскалился Уолли, – бери пример со своего правителя. Какое-то мгновение воин молча смотрел на него, потом схватил еще одну повязку и сунул ее Уолли. Уолли не был до конца уверен, что поступает правильно, но он должен был доказать свою веру и считал, что лучший способ для этого – доказать сперва свое мужество. Едва ли имеет большое значение, кому он будет доказывать – богам, воинам или самому себе. Надо было идти через площадь; двое из приговоренных поползли, их тут же настигли удары хлыста. Уолли пошел. Он шел очень медленно, при каждом шаге задыхаясь от боли, но он первым дошел до конца и вернулся назад. И он не опустил головы.
Дэйв Дункан, "Воин поневоле"
Ух, как я на это ведусь, прям вот со свистом Не мир, не сюжет, не язык автора - или, в данном случае, переводчика - всё это хорошо, но. Герой, которого я буду любить всем сердцем. За которого я буду переживать, которым буду восхищаться, ради которого буду возвращаться и перечитывать - в который раз я это перечитываю? четвертый? Боже, да я терпеть не могу истории про попаданцев! А там же еще будет Ннанджи И Катанджи Чудесная трилогия. Вообще-то уже тетралогия, но последнюю часть я вряд ли буду читать. Она плохо называется.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
Буду время от времени заходить сюда и ржать
В СССР была такая детская юмористически-познавательная передача: Радионяня. А мне слышалось: ради Воняня. Я ж к маме с вопросом: - Мам, кто этот Вонянь? - Какой Вонянь? - Ну что передача "ради Воняня в гости к нам пришла". - Ну, а кто слушал эту передачу? - Я. - Ну! - Мам, я не Вонянь! - Вонянь.
Driver picks the music, shotgun shuts his cakehole
"Это рассказ в стиле Кафки о комнате для допросов в южно-американской вариации ада. В таких рассказах человек, которого допрашивают, обычно выкладывает все, что знает, после чего его убивают или он сходит с ума. Я хотел написать такой же рассказ со счастливым концом, каким бы нереальным он ни казался. И вот что из этого вышло". С.Кинг, "В комнате смерти"