The Exorcist, s2 ep3

Ахаха, Томас с его видениями неслабо получил по носу.
"Я был ТАК уверен!"
Уверен, что спустя полгода понимаешь больше, чем Маркус? Что Он и вправду выбрал тебя?
Святой отец, это называется "гордыня".
Маркус избавлен от гордыни куда более жестоко и бесповоротно, поэтому его минутное превосходство - "Что ж, хорошо, что я здесь" - не задевает, а утешает.
В самом деле, отлично, что ты здесь.
Как он разговаривает с этой девочкой, Харпер - о господи, я теперь мечтаю, чтобы кто-нибудь так поговорил со мной Сколько же в нем доброты и нежности.
И как забыть, что это тот самый Маркус, который без колебаний перерезал человеку горло крестом, не то чтобы я его осуждала, конечно.
Окей, Томас: наверно, Бог на самом деле выбрал тебя - раз Он позаботился дать тебе лучшего из возможных учителей.

@темы: Очень ИМХО, Экзорцист с пистолетом

---

The Exorcist, s2 ep 1-2

- Ты просто злишься, что Он выбрал меня, а не тебя!

Томас, ты идиот? Почему ты ищешь какой-то дурацкий подтекст там, где он практически в открытую кричит "Я за тебя боюсь до усрачки!"?
В конце концов, это просто жестоко.
- В прошлый раз, когда я поверил сну, он привел меня к тебе. Это было плохо?!
- Я начинаю думать, что да!
Ну шпилька за шпильку, чо.
Вообще оч кинковый момент, когда они сидят там, связанные, бок о бок. И переругиваются) И не боятся этого идиота-полицейского - людям, которые регулярно и страшно рискуют душой, не до того, чтобы переживать о неприкосновенности тела.
Меня бесконечно умиляет, как Маркус относится к своим "пациентам". Как улыбается им, подбадривает, поет им колыбельные про котика, как тому несчастному мальчику Габриэлю - Маркус, который... да пел ли ему кто-то в детстве хоть одну колыбельную?
Полицейский, чью жену они спасли, не снизошел даже до простой благодарности - не говоря уже о каких-то там извинениях. А ведь он фактически виновен в смерти нескольких человек.
Беннет очень хорош.
- Вам известно, где сейчас Маркус и Томас?
- Нет.
- А если бы знали - сказали бы мне?
- Нет.
Кардинал выпивает святую воду - и хоть бы хны. КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ? Это потому, что он уже... кхм, интегрировался? Когда в прошлом сезоне Маркус макал Саймона в святую воду, того очень даже плющило.
Поймала очень плохой спойлер насчет Беннета. WHY DO BAD THINGS HAPPEN TO GOOD PEOPLE?!

А, и вот что еще: если бы сериал назывался "Экзорцисты", а не "Экзорцист" - мне бы и в голову не пришло, что это история Томаса, а не Томаса и Маркуса. И Беннета. Мне как зрителю они все важны и интересны - ну, может, Маркус чуть больше остальных...

О, ДА КОГО Я ОБМАНЫВАЮ?!

@темы: Картинки, ИМХО, Экзорцист с пистолетом

---

Сгорела нахуй

Прости господи

@темы: А я сошла с умааа..., Экзорцист с пистолетом, Клипы

---

Стащила прекрасноэ из чужого дневника

- Ну что, сучка, кто здесь папочка?
- Святой отец, наденьте рясу. ©

[x]

БОЛЬШЕ КРАСОТЫ БОГУ

[x]

[x]

30.01.2018 в 21:20

Пишет  let|s play murder:

this is fine
Маркус даже релаксирует с таким лицом, будто завтра конец света и он немного в этом виноват

@темы: Движущиеся картинки, Картинки, Моя любовь не сладка, ведь я твоя фанатка, Экзорцист с пистолетом

---

The Exorcist, 2016

Вообще-то у меня еще третий сезон "Вестворлда" не смотрен - но я тут по наводке с Холиварки начала "Экзорциста" и не пожалела.
Мне очень, ОЧЕНЬ нравится отец Маркус - в том числе он мне нравится чисто внешне, хотя до сих пор человек со щеткой под носом автоматически выбывал для меня из списка красавцев. Точнее, даже не приближался к этому списку))
Но это, видимо, как с Беном Лайнусом из Лоста: совершенно не понимаешь, что в этом хмыре такого, но не можешь перестать на него пялиться смотреть Только лучше, потому что Лайнус меня бесил как персонаж - а Маркус Кин прекрасен, исполнен горечи и веры, и внутренней силы, и света, и безнадежности.
"Мы - те, кто стоит на пороге и не пускает Тьму."
И конечно, я немножко шипперю его с Томасом, а кто бы не?! Особенно учитывая его ориентацию.
Надеюсь, хорошие фанфики есть, потому что рано или поздно я пойду их искать.

@темы: Очень ИМХО, Экзорцист с пистолетом

---

А впрочем, ладно, рекну один текст: "Breaking the habit" Nami Fujimiya.
Понравилась сама идея, описание... кхм, процесса - и то, что, в отличие от большинства фиков, в этом герои вовсе не томятся друг по другу запретной страстью. Понравилась самоотверженность Фудзимии и его деловой подход: всякое лечение неприятно, что поделаешь - и в особенности то, что он этим аргументом не Йоджи-пациента увещевает, а себя-лекаря))
И то, что в ходе "лечения" оба таки получили свою ложку целебного сиропа, разбавить горечь всего остального.
Есть просто моменты, когда думаешь: да, черт побери. "Все понимали, все сочувствовали, и все ничего не делали, считая, что Ёджи способен справиться со своей душевной раной сам."
Что касается собственно "литературности"... ну, оно довольно шероховато - начиная с "ледяного принца" в саммари - но я не хочу придираться, я и его-то не сразу заметила.
Меня зацепило.

@темы: АяЙоджи, WK, ИМХО, Ссылки

---

Читаю на Фикбуке фанфики по любимому и единственному. Очень выборочно.
Выбираю сердцем))
Лайкнула ужасно безграмотный и к тому же незаконченный АяЙоджи - ну в кинки попал, да. У меня незамысловатые кинки.
А довольно качественный макси с "четверником", наверно, дропну - не дотерпев даже до ОТР - потому что в первых главах Кудо ведет себя как недоумок. Вечная фандомная боль: почему из него так любят делать клоуна - даже те, кто ему вроде как симпатизирует?
Хотя, может, и не дропну: автор - один из последних динозавров WK-фикшена и подарил мне текст, который я по-настоящему люблю (ну, не то чтобы "мне", но меня он в свое время пробрал до печенок. В хорошем смысле))
Конечно, я залупаюсь и привередничаю - ну сложно у меня с четверниками, там всё так "на грани", что царапаешься о любую мелкую шероховатость. Не, я бы с радостью - четверники, пятерники, шестерники - если бы эта карусель раскручивалась вокруг Йоджи - но такого аттракциона во всем фандомном Луна-парке не существует
Эх, все-таки дропну) Хотя и жаль.

@темы: Вот такое хреновое лето..., WK, ИМХО

---

the internet is for porn

Утащено с Холиварки - положу сюда, чтоб не потерялось, возможно, когда-нибудь мне захочется это пересмотреть Довольно однообразно, но в целом... хм... залипательно.

Красивых аниме парней ебут гоблины и орки ©

www.xvideos.com/video54010691/goblin_cave_by_sa...

@темы: Пидорги заполонили планету, Ссылки

---

Веснааа-а-а-а

Черт, я сегодня во сне обсуждала одно место из блаженного Августина беседовала на философские темы с Брэдом-мать его-Кроуфордом
А уж что я с ним делала во время этой беседы, даже говорить не хочу))

@темы: WK, Мне опять снились сны, в которых хер что поймешь… Мне кажется, я идиот, Музыка

---

Почитала отзывы (ре-цен-зии, боже) на "Бесконечные дни".
ЁБАНЫЙ СТЫД.
"А я не поняла, Том Макналти - он трансвестит или трансгендер?"
Блин, а тебе-то что? Некоторые люди находят странное успокоение в том, чтобы клеить этикетки на лоб другим людям.
"Грубый примитивный язык" - а вы бы хотели, чтобы человек его происхождения и рода занятий как разговаривал?
И да, там есть неожиданно чудесное. "Потом начал падать дождь в экстравагантной истерике" - я неделю ходила с этой фразой, как с леденцом за щекой
"Автор ввел в повествование гей-пару, чтобы хайпануть"
Да все бы, блядь, так хайповали. В мире было бы куда больше книг, которые хочется читать.

Внезапно почти соглашусь вот с этим: мне ничего в этой книге не понравилось, но прочитала я ее одним махом без отрыва и осталась под каким-то неясно-тревожащим впечатлением, как от спиритического сеанса, в котором со мной разговаривали странные люди из американского XIX века.
Мне не то чтобы не понравилось, но, черт, как же много триггеров...
Очень. Много. Триггеров. Я отрывалась, убегала курить, перебивала другими текстами, оставляла надолго, на несколько дней.
Потом возвращалась. Нельзя было не вернуться.
Вот это еще: Если об убийствах Томас говорит прямо и жестко, то о своем любимом так аккуратно и.. честно.
ДА, блин, так аккуратно, что местами это бьет под дых Будни солдатского лагеря, атаки, отступления, природа, быт.
"Мы тихо потрахались и уснули".
Это самое первое упоминание о том, что между Томом и Джоном что-то больше, чем дружба.

Что еще зацепило, это их удивительное единодушие. Том не упоминает даже о простых ссорах - не говоря уж о каких-нибудь, прости господи, идеологических разногласиях, душевной рассинхронизации, банальной усталости друг от друга... Суровые времена, суровые чувства: соулмейтство как способ спастись от смерти, которая неотступно ходит рядом до самого конца истории.
"Утонули, наверно, десятки солдат. Уотчорн и Перл, может, и хотели бы быть среди них, но выжили. Я и Джон Коул. Благодарение богу, Джон Коул."

"То были страшные дни. Мне позволили написать Джону Коулу и сообщить ему эту новость, и он приезжает из Теннесси, но ко мне его не пускают, так как я осужденный преступник. Я горько сожалею об этом, но, наверно, в конечном счете это ничего не меняет – ведь, если вдуматься, я ношу Джона Коула в себе. Я воображал его рядом с собой, представлял себе, как целую его лицо. Воображал, как он говорит мне ласковые слова, а я отвечаю, что лучше его нет никого на свете. Я не собирался покинуть этот мир, не сказав напоследок еще раз, что люблю Джона Коула, пускай даже его нет рядом и он не слышит."

Вряд ли я когда-нибудь буду перечитывать. Это было тяжело - но прекрасно, и я очень рада, что оно было.
"Джон Коул, мой любимый."

@темы: ИМХО, Пидорги заполонили планету, Восторг, апофигей и опупеоз, Я матерюсь только когда меня переполняют эмоции. То есть практически всегда, Цитата

---

Я поглядываю на ящик. Джону Коулу весело, что он сбил меня с толку. Он все это время говорит про новый оперный театр в Мемфисе и что нам надо туда поехать, посмотреть на этот театр. У Джона Коула к тому времени отросла такая огромная борода, как будто он сражался на стороне мятежников. Как будто он дрался при Аппоматтоксе под командованием генерала Ли или еще чего похуже. Его можно принять за чертова полковника южан, но я не хочу резать правду-матку. Потому что, каков бы ни был, он прекрасен. Время тянется, а он разглагольствует про певцов, которые гастролируют по стране, королевы и все такое, и вдруг расставляет руки и вроде как склоняет лицо набок, словно говоря: ну что, ты, должно быть, голову ломаешь, что это я такое принес? Ну да, я и правда голову ломал, немножко. И вот он открывает крышку, и высовывается голова: изогнутый клюв и глаз-бусинка. И спрашивает, хочу ли я ее выходить. Я сказал, что хочу или вроде того. А как бы ты ее назвал? Ну, я бы ее назвал Генерал Ли, потому как ты нынче в точности похож на него. Какой ты недобрый, говорит он. Генерал Ли выпрыгивает из коробки и принимает командование. А потом срет нам на стол.

@темы: Цитата

---

С.Барри, "Бесконечные дни"

Я читаю, как чертов охотник за жемчугом: нырнуть, продержаться, сколько получится, всплыть, чтобы отдышаться.
Давно никакая книга так не рвала мне сердце.

Что это за безумная война? Что за мир мы строим? Мы не знаем. Наверно, что бы это ни был за мир, он кончается. Мы подошли к концу света, вот он. Точно как в Библии, черт бы ее драл, говорит Джон Коул. Зачем это мы тут лежим, за высоким забором, зачем нас сторожит охрана, и зачем этот лагерь среди лесов, и зачем псы зимы гложут нам руки и ноги? Для чего, ради всего святого? Джон Коул – чисто из духа противоречия – заботится о Карфагене Дейли. Он не заступается за него и не нападает на него – но делит с ним свой хлебный паек, потому как охрана не дает Карфагену ни единого кусочка. Ни крошки. Джон Коул отдает по-братски половину от ничего. Отрывает половину своего кукурузного хлеба и тайком сует Карфагену. Я смотрю на это, день за днем, три-четыре месяца. Надо сказать, это диво, как могут торчать кости у живого человека. Я вижу его тазовые кости и кости в ногах, где они выпирают у коленок. Руки – как оструганные ветки сухого дерева. Долгие часы мы лежим рядом, и Джон Коул кладет руку мне на голову и держит. Джон Коул, мой любимый.

@темы: Восторг, апофигей и опупеоз, Цитата

---

Внезапно))

Продолжение истории про Йоджи-детектива и телепата с амнезией.
Закрывать пост мне лень (да и вроде как смысла нет, вряд ли я буду еще что-то существенно менять, это предпоследняя глава), открывать предыдущие тоже лень - но если кому надо, дайте знать, я открою; а если нет, то и х с ним.
Те, кто читал с начала, могут освежить память, пройдя по тегу "Черновик".
Не удержалась, капнула еще немножко абсурда в текст. Ну прост.

Глава 7

- Кудо, далеко собрался? Твоя смена еще не закончилась.
- Обожаю строгих цыпочек, - пробормотал он вполголоса, но так, чтобы она слышала.
Аска была, как обычно, слегка растрепана. Ей ужасно шло. Блестящие черные волосы, взмывающие при быстрой ходьбе полы белоснежного халата, деловитая бесцеремонность манер, острый взгляд и насмешливый изгиб губ - всё это и впрямь делало ее похожей на птицу, юркого хлопотливого стрижа.
Стрижи летают высоко - значит, будет солнце.
- Обедать, Мурасе-сан, с вашего позволения. Кстати, не знаешь какую-нибудь забегаловку поближе, чем “Харуна”? И желательно подешевле.
Обозванная забегаловкой “Харуна” на деле была довольно пафосным рестораном, который специализировался в основном на тофу. Салат с тофу и кунжутом, крем-суп из тофу; тофу, жаренный в кляре, суфле из тофу с петрушкой и шпинатом… на четвертый день этой диеты Йоджи страстно мечтал о миске вареного риса.
Еще хуже, что любая отлучка из клиники означала новый досмотр по возвращении. “Выложите всё из карманов. Снимите обувь. Выньте ремень из шлевок. Поднимите руки…” К черту рис - говорят, голодание даже полезно для здоровья.
- Тебя разве здесь не кормят? - удивилась Аска.
- Я пациент или сотрудник персонала? - вопросом на вопрос ответил он.
- Дерьмо собачье… - Она рассеянно нахмурилась. - Так, стой тут, никуда не уходи.
Каблуки ее лодочек зацокали по коридору, стремительно удаляясь. Йоджи постоял, от безделья теребя свисток на запястье. Остро не хватало сигареты.
Минут через десять Аска завершила вираж в том месте, откуда начала.
- Черт, меня уволят, вечно лезу не в свое дело. Ну, чего стоишь? Пошли.
Столовая находилась в соседнем здании, соединенном с корпусом "В" узкой закрытой галереей. В тесной, набитой людьми комнате стояла тишина, нарушаемая только стуком палочек да звуком работающих челюстей.
Шульдих любопытно вскинулся, увидев его. Йоджи сделал быстрый упреждающий жест, зная, что пациентам запрещено разговаривать за едой.
Вопреки опасениям, до сих пор Шульдих вел себя смирно - должно быть, пребывание в клинике отчасти напоминало ему прежнюю жизнь, в которой неясность будущего компенсировалась полным отсутствием забот о настоящем. А может, наоборот, всё это казалось ему чем-то вроде развлекательного квеста. “Проведи отпуск в лечебнице для опасных преступников! Профессиональные актеры, аутентичная еда, полное погружение в атмосферу…”
Йоджи отогнал мысль, что у Шульдиха в перспективе куда более суровый квест.
Он получил свою порцию и уселся на свободное место.
“Развей мои сомнения: что такое у меня в тарелке? Это съедобно?”
Бесцеремонное вторжение каждый раз заставляло вздрагивать. Но Йоджи терпел: что поделаешь - лишать человека права голоса и вправду негуманно, а в случае Шульдиха к тому же бессмысленно и опрометчиво.
“Идиот. - Он подцепил палочками горку клейкого риса, расцвеченного бурыми прожилками овощей. - Это чахан. Никогда не пробовал?”
“Бог миловал”. - Мысленный голос Шульдиха звучал оскорбленно, но палочки летали бойко.
Один из пациентов, внушительных размеров тип за столиком наискосок, опустил свои палочки и в упор уставился на Йоджи.
“Похоже, еще кого-то не устраивает местная еда. Этот толстяк скоро начнет пускать слюни на живых людей.”
“Какой толстяк? - с интересом переспросил Шульдих. - А, Годзилла?”
Йоджи закусил губу, чтобы не рассмеяться. Тип и впрямь напоминал Годзиллу - непропорционально маленькими кистями рук, абсолютно лысым черепом и тяжелым немигающим взглядом из-под полуопущенных век.
“Знаешь, что показывали часы, когда Годзилла съел премьер-министра?”
“Что?”
“Eight p.m.”*
Шульдих громко прыснул.
“Тихо ты! - всполошился Йоджи, не поднимая головы от тарелки. - Уже и пошутить нельзя...”
“Да брось, я же псих. Какое удовольствие быть психом, если тебе не позволяют вести себя неадекватно? А Сашима и вправду с удовольствием употребил бы тебя вместо этого… чахана. Он здесь за каннибализм.”
Йоджи поперхнулся.
“Ешь давай, - ехидно подбодрил Шульдих. - Того, кто не доедает обед, наказывают лишением ужина.”
Йоджи не знал, чему радоваться больше - что у Шульдиха отличный аппетит или что его собственный ужин будет уже дома.
Не спуская с него глаз, Сашима откинулся на стуле и оттянул резинку штанов. Вторая ладонь нырнула за пояс и вернулась, сжимая в кулаке кряжистый напряженный отросток. Кулак неторопливо, размеренно задвигался.
"Твою мать… - оторопело подумал Йоджи. - Этот ублюдок на меня дрочит!"
Он в жизни не испытывал такого унижения и самым позорным образом растерялся. Можно было попытаться привлечь внимание санитаров - но как объяснить им, что происходит?
“Черт, черт… что мне делать?!”
“Ну-у, не знаю… - раздумчиво отозвался Шульдих. - Тебе ведь не нужна моя помощь.”
Обидчивый засранец.
Сашима продолжал наяривать. Хлипкий столик не в силах был спрятать его грузную тушу, толстый живот, подпертый кулаком, как падающая башня - дорожным камнем. Йоджи не хотел смотреть, но не мог заставить себя отвернуться. Хуже всего был взгляд - тусклый неподвижный взгляд рептилии, внезапно отбросивший его на десяток лет назад…
...в темную комнату, где по стенам пляшут блики от телевизора; где он один на один с Хидео, а мама задерживается на работе или у врача; где он снова и снова ловит на себе такой взгляд, не совсем понимая его смысл, но всей кожей ощущая угрозу...
Усилием воли он стряхнул нахлынувший морок. Это было давно - настолько давно, что он почти забыл… Неважно. Так или иначе, придется справляться - самому.
Он всё равно не стал бы просить помощи у Шульдиха. Только не после того, что случилось с Ной Кикучи.
- Сашима! Эй, Сашима! - весело окликнул Шульдих. - Убери пушку, он мне нужен живым.
Кто-то засмеялся. Йоджи подавил порыв спрятать лицо в ладонях.
Сашима, надо сказать, и бровью не повел. К счастью, в этот момент раздался сигнал к окончанию обеда. Все разом отставили тарелки и поднялись. Йоджи ринулся к выходу в первых рядах, заслужив сердитый окрик одного из санитаров - они, как и охранники, не очень-то с ним церемонились. Шульдих вынырнул из толпы и пристроился рядом.

Следующей по расписанию шла трудотерапия. Каждый будний день пациентов собирали за длинным, составленным из нескольких столом, на который в строго определенном порядке выкладывались заранее нарезанные листы гофрированной бумаги и куски мягкой проволоки. Из этих заготовок по нехитрой инструкции собирались искусственные цветы.
Труд был скорее механическим, чем творческим, но Шульдих включился с неожиданным энтузиазмом. Йоджи никто не заставлял участвовать - но просто смотреть было скучно и даже, пожалуй, неловко, так что вскоре руки сами потянулись к заготовкам.
Это и вправду успокаивало.
Обматывая проволоку полоской зеленой бумаги, он мысленно ругал себя за недавнюю истерику. Знал бы кто, как мало он владеет собой - не говоря о том, чтобы держать в узде Шульдиха. Надо же было так рассыпаться из-за ерунды...
Разговаривать по-прежнему не полагалось - правила клиники предписывали полную сосредоточенность на текущих делах - слышался шелест бумаги да время от времени поскрипывали под тяжестью тел легкие пластиковые табуреты. Обычно в такие моменты Шульдих становился нарочито болтлив, но сегодня и он как-то примолк, выискивая в коробке красные и оранжевые лепестки, оставшиеся с прошлых дней. Вчера делали розы, позавчера тигровые лилии - вот и всё больничное разнообразие - теперь пришел черед нежно-голубых крокусов; и только Шульдих крутил большой, ядовито-яркий, фальшиво-пышный цветок неизвестного ботанике вида - но никто, казалось, не замечал этого.
Постепенно Йоджи расслабился, будто задремал наяву - спустя пару дней тренировки пальцы сами знали, что делать. Мысли тянулись ленивые, тусклые, как нитка слюны изо рта у дебила. Должно быть, он начинал привыкать к атмосфере клиники… нет, чего уж там: клиника начинала переваривать его, как любого из пациентов - ей ведь не объяснишь, что у него здесь особый статус.
Он помнил, что надо быть начеку - но понимание не вело к действию, будто какая-то связь в мозгу ослабла или расцепилась.
"Ш-ш-ш-х…" - вкрадчиво шептала бумага. "Т-с-с", - с сухим треском рвался скотч...
Что-то было не так.
В перекличке появился лишний голос.
Йоджи встрепенулся. Прислушавшись, он обнаружил источник звука: Сашима бормотал себе под нос, опасливо затихая, когда кто-нибудь из санитаров подходил ближе. Слов было не разобрать, но от резких взвинченных интонаций становилось не по себе. Казалось, он держится из последних сил, безнадежно проигрывая в споре с кем-то - или чем-то - невидимым, но ужасным.
“Это ты?” - встревоженно спросил Йоджи.
“Я-то тут при чем? - Шульдих насадил на проволоку лепесток оттенка ночного пожара. - Сашима шизофреник, на них иногда находит.”
Будто в подтверждение его слов Сашима завопил и, вскочив с опрокинувшегося табурета, нырнул под стол. Быстро пополз, пробираясь между ногами сидящих. Йоджи брезгливо отдернул ногу, почуяв прикосновение чужого тела.
Далеко Сашима не убежал: в торце стола его уже подстерегали санитары. Слаженным прицельным рывком, как рыбу из реки, выхватив несчастного психа из-под столешницы, поволокли по коридору.
"Ты в детстве забавлялся с насекомыми?" - ни с того ни с сего спросил Шульдих.
"Ага. В летнем лагере, в Чикура. - Еще до Хидео. До маминой болезни. Хорошее было время. - Там была прорва саранчи. Мы их ловили, сажали в банки - смотреть, как они… копошатся."
"Не жалко было?"
"Нет. Стремные твари. Прыгают, стрекочут. И глаза у них…"
Из коридора донесся истошный крик. Йоджи передернулся.
"Да что ты мне мозги пудришь?! Это же ты, да? Это ты! Перестань!"
Шульдих начал приклеивать в середину цветка нитяные тычинки.
"Как по-твоему, кто из нас больше стремная тварь - я или Сашима? - небрежно поинтересовался он. - Рассказать, на чем его взяли?"
Крик перешел в вой, исполненный такой боли и страха, что у Йоджи похолодела спина. Хотелось зажать уши, но он знал, что не имеет права отгораживаться. Его задача предотвращать такие вот ситуации - и что он делает? Несется на поводу, как ребенок, отправленный выгуливать ротвейлера!
“Немедленно прекрати, или я…”
Или - что?
"А может, самая стремная тварь - этот твой… Хидео? Встретить бы мне его тут…”
Вой стал глуше - очевидно, Сашиму заперли в одной из комнат - но всё равно просачивался сквозь тонкие стены, так что нельзя было не слышать.
Йоджи попытался найти горькое утешение в собственной ненависти. Что, если бы это и вправду был Хидео?
Глупо. Сашима - не Хидео. И пусть он даже хуже - тот ублюдок по крайней мере не жрал людей - пусть он сто раз заслужил свою агонию, но присутствовать при расправе над ним всё равно что смотреть, как издеваются над трупом: мерзко, грязно и совершенно зря.
Йоджи не хотел мести. Он хотел невозможного: чтобы всё опять стало хорошо.
Постепенно вой перешел в пронзительный скулеж, перемежаемый взрывами рыданий. Черт, да что же они не вколют ему успокоительное?!
Вкололи, наверно - просто не то или мало... они же не знают, с чем борются.
Шульдих с улыбкой поднял раскрытую ладонь, обхватив цветок за чашечку так, что стебель свисал между пальцев:
- Держи. Это тебе.
"Хватит, господи, хватит! Не могу больше…"
Шульдих похлопал глазами, улыбка его увяла. Он со вздохом уронил цветок в корзину для мусора.
Сашима замолчал.
“Я здесь долго не протяну”, - устало подумал Йоджи.

После этого случая он был особенно настороже, стараясь оберегать Шульдиха от любых возможных посягательств - поди знай, на что тот способен, если на кону окажутся его собственные честь и достоинство - но вскоре с некоторым замешательством осознал, что Шульдиху его покровительство - как собаке бантик.
Уже через пару дней пребывания тот знал по именам не только пациентов, но и персонал клиники. Даром что местный быт со всех сторон был нормирован и приведен к единому стандарту - оказалось, и тут можно стать исключением из правил. Какой бы унылой ни была казенная еда, зато в тарелку Шульдиху накладывали больше, чем остальным (Йоджи даже развеселился, обнаружив, что эта привилегия распространяется на них обоих). На прогулку в больничном дворе их выпускали первыми, а обратно заводили последними. Однажды Йоджи пришлось целый час лавировать между жухлыми клумбами, стараясь держаться подальше от одноглазого психа; в конце концов тот ловко загнал его в угол между забором и разросшимся кустом колючей акации и вежливо извинился за недавнее нападение. Он выглядел абсолютно безобидно и улыбался с мягкой доброжелательностью проповедника, предлагающего обсудить христианское всепрощение - а потом добавил, что Бог отказывается говорить с ним, поэтому приходится идти на крайние меры; и что когда-нибудь он, Джей, все-таки насыплет трусливому ублюдку соли на хвост.
- Я не держу зла. - Йоджи нащупал свисток на запястье, судорожно припоминая, какая на нем сегодня футболка. - Но с чего это тебе вздумалось извиняться?
- Он велел. - Одноглазый показал пальцем на скамейку, где Шульдих с безмятежным видом нежился на солнце. Голос его звучал почти благоговейно.
Даже телевизор в общем холле сменил репертуар и теперь вместо скучных документальных фильмов о природе крутил Дискавери и MTV. Шульдих оказался преданным фанатом азиатского харда и хэви. Йоджи с удивлением узнал, что бывшие хозяева телепата не одобряли музыку в целом и рок в частности.
- Ха-ха, ну и оставил же я им бомбу под матрасом… Хоть и жаль своих дисков, там было почти полное собрание “44Magnum”.
- Ого. Где ты их взял?
- В магазине, конечно, - с достоинством отозвался Шульдих. И тут же, ухмыляясь, пояснил: - С наличными я так и не разобрался, зато узнал, как выглядит кредитка. Годится любой пластиковый прямоугольник - к примеру, ключ-карта из отеля…
- Копперфилд, мать твою, - буркнул Йоджи.
Следующим утром он отыскал дома старый кассетный плеер и захватил из машины пару любимых кассет. После ежедневной больничной рутины они с Шульдихом устроились на диване в холле (правила запрещали проводить “свободное время” в палате) и, поделив наушники плеера, врубили “Ezo”.
Шульдиху не сиделось на месте, он встряхивал головой, ерзал в такт музыке, то и дело задевая Йоджи то локтем, то плечом; хотелось схватить его, притиснуть к спинке дивана… просто чтобы успокоился.
В наушниках разлилось гитарное соло от Шойо Иида - может, и не самое выдающееся соло в истории отечественного хэви-метала, но оно пробирало до дрожи своей внезапной, почти неуместной нежностью и подспудной тревогой; Йоджи всегда ждал его с замиранием сердца, с нетерпением и какой-то странной опаской - будто каждый раз не был уверен, что всё получится как надо.
Но Шойо и на этот раз не подкачал.
- Погоди-ка. - Шульдих затих. - Как это называлось?
- “Fire Fire”.
- Давай еще раз.
Йоджи перемотал кассету, и они повторили заново: Шойо и Йоджи. И Шульдих.
- Еще?
- Ага. - Шульдих придвинулся ближе, так что его вечно растрепанные волосы пощекотали Йоджи щеку, и даже дыхание затаил.
Йоджи не отстранился.
Соло длилось чуть меньше чем полминуты - полминуты бессмертия, бесстрашия, безоглядной открытости. Дыхания в унисон.
- Нравится?
- Не особенно, - признался Шульдих. - Но мне хочется понять, почему тебя так цепляет…
Йоджи сорвал наушник, будто это был липкий датчик энцефалографа, и вскочил на ноги.
- Ладно, дальше сам.
- Да брось. - Шульдих скорчил мину. - Нормально же тусовались...
“Тусовались”? Помнится, раньше он так не выражался.
- Я здесь не для того, чтобы с тобой… тусоваться. - Йоджи отвернулся и решительно зашагал прочь - искать Аску. В конце концов, нигде не сказано, что он должен наблюдать за Шульдихом безотрывно, как нянька за младенцем.

И все-таки он побаивался оставлять Шульдиха надолго. По утрам уже на входе в клинику накрывало мутным, каким-то даже зловещим фоном - Йоджи решил бы, что дело в нем самом, но в дверях палаты это чувство достигало пика, после чего постепенно начинало спадать. Не выдержав, он спросил напрямую. Шульдих сложил вместе два пальца - указательный и средний - и, оттопырив большой, приставил к виску.
- Слишком много мыслей, - мрачно пояснил он, - к которым нельзя прислушиваться.
Йоджи передернулся, представив, что ему пришлось бы круглосуточно слушать мысли здешних обитателей: убийц, насильников, психопатов. Сашимы-людоеда, которого тянуло на человечину мучительно и непреодолимо, как беременную женщину на соленые огурчики. Ито, которого персонал больницы окрестил “Синей бородой” - тихого красивого парня, лучше всех крутившего бумажные букеты. По словам Аски, Ито задушил пятерых девушек. Тела их были найдены в разных районах Токио; в вагине у каждой - следы его спермы, на шее - отпечатки его пальцев. Он помнил, как занимался с ними любовью, но впадал в ступор при попытках выяснить, что было дальше.
Или одноглазого маньяка, повернутого на убийстве священников и монашек.
Были и те, о ком Аска отказалась рассказывать, заявив “Меньше знаешь - крепче спишь”. Йоджи не обиделся, понимая, что она права - да и не то чтобы ему так сильно хотелось знать. Хотя насчет его сна она могла не беспокоиться: пребывание в клинике без выходных выматывало настолько, что по ночам он спал как убитый. Препоручив агентство знакомому из Хэйвадзимы, тоже промышлявшему частным сыском, и доверив общение с бельгийским посольством Хирофуми Такатори, сам Йоджи возвращался домой только принять душ, проверить почту и, забравшись в постель, отрубиться на несколько часов - чтобы назавтра крутить всё то же колесо: нести свой бессменный караул при Шульдихе, иногда - если повезет - болтать с Аской, собирать розы и орхидеи на проволочном каркасе… стараться не думать, что будет дальше.
Время как будто остановилось.
Пока одним не по-осеннему ясным утром он не застал Шульдиха в кабинете медсестры. Тот сидел на крутящемся табурете, чуть запрокинув голову, и самозабвенно плел что-то о древних оккультных ритуалах, пока Аска заплетала ему французскую косу. Когда волосы его были туго стянуты назад, становилось заметно, что у корней они темнее. Тонкие подвижные брови хмурились, будто от боли или от солнца, а на губах играла легкая мечтательная улыбка.
Лиана, подумал Йоджи. Сочные листья, жесткий упругий ствол. Роскошные цветы. Чуткие, цепкие, всепроникающие корни.
Похоже, эта клиническая флористика все-таки сдвинула ему мозги набекрень.
Увидев его, Шульдих не шелохнулся, даже не распахнул полуприкрытых глаз, но улыбнулся шире.
- Привет. - Аска закрепила кончик косы медицинской резинкой и пригладила рыжие пряди, проводя пальцами от висков к затылку. - Ну вот, так-то лучше.
- Ты закончил? - спросил Йоджи. - Идем.
Наверно, голос его звучал странно, потому что Шульдих перестал скалиться, покорно слез с табурета и без расспросов и возражений побрел в палату.
Йоджи шел в паре шагов за ним, будто конвоир, злясь на него и себя - за собственную злость. Это было красиво - то, что он увидел там, в кабинете - нежно и мирно, и привело его в бешенство, вот почему он прикончил идиллию, и ему было жаль, он чувствовал себя виноватым, даже зная, что прав, и от этого злился еще больше.
Шульдих остановился вполоборота, следя, как он закрывает дверь.
- Знаешь, а она ничего. Я мог бы...
Йоджи ринулся к нему, сгреб за ворот больничной куртки. Одна из пуговиц с треском отлетела.
- Если ты, сука, хоть что-нибудь с ней… клянусь, я тебя брошу. Ноги моей здесь больше не будет. Я и так лезу из кожи вон - хватит плести вокруг меня паутину, ты, ебаный Спайдермен! Мутант недоделанный! Что еще тебе надо?!
Шульдих на секунду потерял равновесие, но устоял. Не вырываясь, легонько хлопнул его по рукам, как хлопают по плечу, чтобы привлечь внимание.
- Ничего, - ровно сказал он. - Считай, что свое вознаграждение ты уже отработал. Я не просил тебя… лезть из кожи вон.
- Нет. - Йоджи горько усмехнулся, отпуская его. - Конечно, не просил. Спасибо, что не заставил меня просить.
- А? Ты о чем?
- Да ладно, только не говори, что сам не в курсе своей… особенности. Как это работает? Ты настраиваешься на них или наоборот - подстраиваешь под себя? Внушаешь им? Ломаешь их волю?
Шульдих смотрел, изумленно приоткрыв рот. Круглые гайдзинские глаза распахнулись еще шире, по скулам разлилась краска.
- Я им нравлюсь, - с вызовом заявил он наконец. - Не приходило в голову?
“Тебе ли не знать, что приходит мне в голову,” - нарочито громко подумал Йоджи.
- Ты их зомбируешь, - сказал он. - Ебешь им мозги.
- И тебе?
Он пожал плечами, не зная, что ответить - и надо ли отвечать.
Лицо Шульдиха перекосилось.
- Что ж, можешь быть свободен, прямо сейчас. Ты мне больше не нужен.
- Поздно спохватился, - отрезал Йоджи. - Теперь не тебе решать, нужен или нет. Дождемся, пока твои родственники...
- Пошел. На хрен, - раздельно повторил Шульдих. Сдернув резинку, яростно тряхнул головой; волосы рассыпались, челка упала на глаза, он зло смахнул ее пальцами. - Уволен. Не заставляй меня… заставлять тебя.
- А ты попробуй. - Вопреки собственным угрозам Йоджи вдруг преисполнился твердой решимости довести дело до последней точки. Никуда он не уйдет.
Шульдих шагнул ближе, вплотную. Волосы его хранили аромат Аскиных духов. У Йоджи на секунду закружилась голова, под ногами стало зыбко.
- Не нарывайся, - тихо сказал Шульдих, приблизив губы к самому его уху. - А то ведь попробую. Ты думаешь, это всё… - Он отодвинулся и неопределенно повел рукой вокруг себя. - Думаешь, вы поймали меня?
“”Вы”?! Очнись, идиот, я на твоей стороне!” - хотел возразить Йоджи - но прикусил язык, вдруг ясно осознав, что это не так.
Да есть ли у Шульдиха хоть один настоящий союзник? Хоть кто-то, кого волновали бы не деньги, не исход борьбы с международным терроризмом, не торжество мифической “справедливости” - а судьба вот этого рыжего, непрошено наделенного опасной для всех способностью?
Хирофуми, возможно. Отчасти. В каком-то смысле.
А он, Йоджи… давно перестал понимать, на что надеется и чего добивается. На чьей он стороне.
В дверь постучали. Это было странно: санитары всегда входили без стука - не говоря о том, чтобы в любое время заглянуть в маленькое окошко на двери.
У Йоджи засосало под ложечкой от тревожного предчувствия. Он открыл, поскольку стоял ближе к выходу.
Крошечная палата мгновенно наполнилась народом. Йоджи узнал Хирофуми Такатори и Рана Фудзимию. Такатори был одет очень официально, в строгий серый костюм с галстуком; Фудзимия щеголял джинсами и колючим даже на вид непристойно-оранжевым свитером, которому для цельности образа не хватало только вышитой на груди надписи “Ебал я всё это”. Такатори вежливо поздоровался, с интересом глядя на Шульдиха, которого еще не видел так близко. Фудзимия ограничился хмурым кивком.
Другие двое - пожилой мужчина с кожаной папкой и молодая энергичная женщина с ноутбуком - представились как секретарь бельгийского посольства и его помощница. Она ловко, с деликатной осторожностью расчистила место на прикроватной тумбочке и, подключив ноутбук, начала возиться с настройками. Шульдих прислонился к стене, скрестив руки на груди; вид у него был почти такой же неприветливый, как у Фудзимии. Йоджи ошеломленно наблюдал за происходящим.
- Простите за внезапное вторжение, - вполголоса проговорил Хирофуми. - У нас хорошие новости.
Секретарь вынул из папки бумагу и зачитал ее вслух. Документ был составлен на английском и представлял собой заключение генетической экспертизы, достоверно подтвердившей отцовство гражданина Бельгии Патрика Тибо Ламара по отношению к человеку, именующему себя "Шульдихом". Поскольку наличие других детей у месье Ламара не установлено, из этого, в свою очередь, следует, что вышеупомянутый "Шульдих" является его пропавшим в октябре восемьдесят седьмого года сыном Рене Габриэлем Ламаром…
- О господи, - резко сказал Шульдих. - Ну конечно. Габриэль. Габе.
Все посмотрели на него. После небольшой паузы секретарь продолжил, сообщив, что связаться с матерью месье Ламара-младшего представителям посольства не удалось (он выверенным движением склонил голову, адресуя свое сожаление персонально Такатори-сану), поскольку та сменила страну проживания после развода в апреле восемьдесят девятого; но с отцом можно поговорить прямо сейчас.
Помощница секретаря развернула к Шульдиху экран ноутбука.
Шульдих заметно вздрогнул. Помедлив, демонстративно небрежно устроился на табурете, расставив ноги и свесив ладони между колен.
На экране всплыло гладкое усталое лицо мужчины лет пятидесяти. Он растерянно хмурился, вглядываясь в изображение камеры со своей стороны.
- Allô. Allô. Tu peux me voir?
Шульдих подался вперед, торопливым, каким-то девчоночьим жестом заправив волосы за уши.
- Salut... - Он осекся и кашлянул. - Salut, papa. Comment vas-tu?
Йоджи испытал глупый порыв подойти и положить руку ему на плечо.
Он потихоньку вышел из палаты и, пройдя по коридору, спустился на маленькую террасу, отведенную под курилку. Ветер сдувал огонек зажигалки, пришлось изрядно пощелкать колесиком, чтобы зажечь сигарету. Наконец Йоджи глубоко затянулся; облокотился о балюстраду, следя, как ветер раскачивает ветки деревьев.
Ну вот, подумал он, слава всем богам, дело закрыто - хотя, откровенно говоря, на этот раз вовсе не его стараниями. Само собой, он сделал, что мог; вот только совсем не чувствовал ни торжества, ни довольной усталости, какую приносили все прежние удачно распутанные дела. Скорее, он был измочален и опустошен, как чудом выжившая жертва тайфуна.
Разумеется, его часть работы еще не окончена. В ближайшие дни никто не заберет Шульдиха из клиники - а значит, надо как-то держаться, улаживать возникшие… разногласия, следить, чтобы тот не натворил глупостей на финальном отрезке пути.
Повторять себе, что всё к лучшему - или, по крайней мере, не так плохо, как могло бы быть.
Сзади послышались шаги. Йоджи обернулся.
Фудзимия остановился рядом с ним, прислонившись спиной к балюстраде, кивнул на сигарету:
- Можно?
Йоджи протянул ему пачку и зажигалку. Фудзимия вытряхнул сигарету на ладонь и, подбросив в воздух между двумя порывами ветра, поймал губами.
- Круто, - похвалил Йоджи. - С такими навыками странно, что вы своих не носите.
Фудзимия сдержанно усмехнулся:
- Я не курю. Почти. Мне просто нравится… уметь, понимаете?
- Да, - искренне сказал Йоджи.
С минуту каждый сосредоточенно тянул свою сигарету. Ветер подхватывал сизые облачка - то швырял обратно в лицо, то, смешав, относил в сторону.
Фудзимия заговорил первым:
- Знаете, сколько людей - детей в том числе - пропадает ежегодно в нашей стране? А во всем мире? А скольких из них мы возвращаем - живыми? - Он помедлил, затягиваясь; раздраженно отмахнулся от дыма. - И когда ты находишь того, кто мог бы чуть поправить эту дикую статистику - выясняется, что твари лучше бы умереть во младенчестве.
Йоджи молчал. Фудзимия оттолкнулся от балюстрады и раздавил окурок в пепельнице.
- Иногда я ненавижу свою работу, - слегка драматично подытожил он.
Йоджи вспомнил, как Шульдих держал его за руку тогда, в машине. И как перевязывал в ванной. Его манеру болтать на самые неожиданные темы; его неуемный аппетит, и рассыпчатый смех, и белесый шрам на животе - вероятно, след перенесенной в детстве операции...
- Иногда я ненавижу свою жизнь, - сказал он. - Но никто не предлагает мне другую.

tbc

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Игра слов: "eight p.m." (восемь вечера) звучит так же, как "ate PM" (съел премьер-министра)

@темы: OTP, Черновик, WK

---

Анон пишет:
Вот кстати, насчет грамотности.
Можно ли употреблять конструкцию типа "он знал, что тот не знает" в тексте в прошедшем времени? Или в одних ситуациях можно, в других нет? Беглый гуглинг ответа не дал.

а зачем её употреблять?
можно написать:
он знал, что тому было неизвестно
он был в курсе незнания (неведения) [имярек]
или наоборот - он знал, что тот не в курсе
ну и тыды.

Боже мой, вы серьезно?

@темы: Я матерюсь только когда меня переполняют эмоции. То есть практически всегда, Цитата

---

Боже, я не могу не: на Фикбуке оставили отзыв на "Сделаем это красиво": Вам удалось на удивление здорово передать атмосферу Гонконга. Как человек часто там бывающий я впечатлена.
Йессс

@темы: Восторг, апофигей и опупеоз, Я матерюсь только когда меня переполняют эмоции. То есть практически всегда

---

Пусть будет кагбэ к дате

Никто же не думал, что я сегодня промолчу?))

Итак, стараниями Кроуфорда Ритуал провалился. Старейшины мертвы - но и Шварц разбиты и разметаны.
Ран приходит в себя в воде. Плывет к берегу, по пути замечает на волнах ярко-оранжевое пятно и почти бездумно прихватывает это с собой. На сушу он выбирается с Шульдихом - тот жив, но без сознания. Отдыхать некогда - падая с ног, Ран обшаривает окрестности в поисках Йоджи. Безуспешно.
Убедившись, что Шульдих не собирается умирать прямо сейчас, и оставив его в укромном месте, Ран возвращается на квартиру Шварц - и натыкается на Наблюдателя от Эсцет. В отсутствие Кроуфорда тот пытается взять командование на себя, но неудачно: в порыве гнева и отчаяния Ран убивает его.
Собственный поступок вызывает у него сложные чувства. Во-первых, теперь ему по-любому крышка - даже если удастся доказать, что Кроуфорд в своей игре против Эсцет использовал их вслепую.
Во-вторых, Ран убеждается в том, о чем начал подозревать еще в Лондоне: он - сильный и не обязан позволять кому бы то ни было решать за себя.
Кроуфорд предвидел, что уходить придется по одному, поэтому подготовил каждому поддельное имя и банковский счет на первое время. Он просчитался только в том, что не трахнул Фудзимию не заручился лояльностью всех членов команды. Но Кроуфорд и сам - продукт Розенкройц и чуть слишком привык полагаться на дар и субординацию; у него лучше получается вправлять мозги, чем завоевывать лояльность. А в Фудзимии окончательно вызрел бунтовщик, но еще не выветрился параноик - поэтому он снимает все деньги со счета, меняет фальшивые документы на еще более фальшивые другие (заметно хуже качеством, но для начала сойдет), бросает принадлежащую Шварц машину в подворотне, нанимает другую, грузит в нее Шульдиха и устремляется прочь из Токио.
А Йоджи?
Что ж, если он погиб - как бы ни было больно думать об этом, ничего не поделаешь; а если жив, то, чтобы впоследствии найти его, необходимо быть также живым и очень желательно - свободным. Поэтому Ран совершает еще один волевой акт "переступания через эмоции" и надевает кислородную маску на себя - ну, и на Шульдиха, раз уж тот волей случая оказался рядом.

Примерно в это же время патрульный катер вылавливает в заливе мужчину с тяжелой черепно-мозговой травмой. Его экстренно доставляют в больницу; операция спасает ему жизнь, но впоследствии выясняется, что чувак не помнит даже собственного имени.
В больнице ему дают имя Ито Рё. Поскольку его никто не ищет, после физического выздоровления его переводят в благотворительную психиатрическую клинику. Там он проводит несколько месяцев - пока однажды в клинику не обращается человек, представившийся как Брайан Хоксби, который рассказывает, что семья его японских друзей - Хаякава Масаши с супругой - несколько месяцев назад потеряла сына Ташио. Тот сбежал из дома после глупой ссоры с отцом, и с тех пор о нем нет никаких известий. Поскольку Ито Рё по возрасту и описанию похож на него, мистер Хоксби, знавший юношу лично, вызвался съездить в клинику и, если это действительно Ташио, забрать его домой.

Текст

Хоксби-сан оказался высоким, совсем нестарым - лет на пять-семь старше самого Рё - гайдзином с темными глазами и волосами изысканного пепельного оттенка. Чем дольше Рё вглядывался в его лицо, тем сильнее ему казалось, что там чего-то не хватает. Один раз гайдзин тронул указательным пальцем переносицу так, будто хотел поправить несуществующую дужку очков...
Наверно, пытался не чихнуть. Рё слышал, что можно удержаться от чиха, если потереть переносицу.
Хоксби узнал его - еще до того, как он заговорил, Рё будто толкнули в грудь - бывали такие странные моменты, когда он точно понимал, что чувствует другой. Хоксби не удивился и не обрадовался - скорее, был доволен, как человек, у которого всё идет по-задуманному.
Рё расспросил его о своей семье. Хоксби-сан рассказал об отце - служащем банка, матери-домохозяйке, младшей сестре, собачке породы шпиц, по кличке Тайки…
Рё не помнил ничего из этого, но собачка его заинтересовала. Ему нравились дети и маленькие животные. И хорошенькие девушки.
Нормальный человек сказал бы “всегда нравились” - но “всегда” Ито Рё было длиной в семь с половиной месяцев и потому не заслуживало упоминания.
Его спросили, согласен ли он уехать с Хоксби-саном, и он сказал - да. Он был полностью дееспособен - если не считать амнезии - так что, если у кого и возникли сомнения, удерживать его не имели права.
Оказалось, что Хоксби-сан не привез ему одежды. Рё не винил его: не каждый день забираешь из больницы потерявшего память сына друзей.
Ему выдали чью-то футболку, джинсы и легкую куртку - день стоял довольно теплый. Джинсы были широки и даже полностью застегнутые низко сползали на бедра, поэтому к ним ему нашли ремень. Рё только надеялся, что этот набор не сняли с покойника; впрочем, люди нечасто умирают от проблем с психикой - разве что кто-то оказался достаточно изобретателен, чтобы покончить с собой несмотря на неусыпный надзор и контроль.
Обуви на его ноги не нашлось, так что ему разрешили оставить себе больничные тапочки. Потом он подписал необходимые бумаги и в сопровождении Хоксби-сана покинул клинику, облегченно вздохнув, когда тяжелая дверь захлопнулась у него за спиной.
Не то чтобы там было плохо. По забавной случайности люди неизменно отвечали ему взаимностью - и те, кто нравился, и те, кто по каким-то причинам нет; а поскольку первых было гораздо больше, чем вторых, в целом он пользовался любовью, чем-то вроде популярности (как интересный клинический случай) и даже некоторыми привилегиями по сравнению с остальными пациентами. Но в последнее время он изнывал, как подросток в детской песочнице: ум требовал работы, душа - новых впечатлений...
И, если уж совсем откровенно - тело тоже кое-чего требовало.
Дорога заняла около сорока минут. В машине Рё попробовал еще порасспрашивать, но быстро понял, что Хоксби-сан не расположен к разговорам, и сам замолчал, любуясь алыми кленами по обеим сторонам шоссе. Гадая, узнает ли родной дом, когда снова увидит его.
Автомобиль въехал на парковку возле длинной бледно-серой пятиэтажки. Хоксби заглушил мотор и кивком пригласил Рё выходить.
Рё удивился: здание не выглядело как дом преуспевающего банковского служащего с женой, детьми и собачкой - но последовал за своим проводником в пахнущий сыростью подъезд и поднялся по лестнице на самый верх. Хоксби открыл дверь ключом.
Квартира оказалась пустой. Нет, мебель была: вешалка-тренога в углу у двери, диван, развернутый спинкой ко входу, кресло напротив, даже журнальный столик - но ни подушек на диване, ни цветов на столике, ни постеров на стенах. Ничего… личного.
Рё удивился еще больше. Даже подумал, не пора ли ему встревожиться.
- Садись. Кофе хочешь? Или, может, ты голоден?
- Нет, спасибо. Хоксби-сан… что это за место?
- Сядь, - с нажимом повторил тот.
Рё послушно опустился на диван. Что-то было не так. Угрозы он не чувствовал - скорее, какое-то… предвкушение. Внутри сдвинулось, плавно и тяжело, будто качнули заснеженную ветку, и посыпалось комьями, оставляя узкие глубокие воронки в рыхлом сугробе…
Странно. Что только не придет в голову. Где он мог видеть столько снега?
Хоксби-сан уселся в кресло напротив, по другую сторону низкого овального столика.
- Меня зовут Брэд Кроуфорд, - без предисловий сообщил он. - Тебя - Йоджи Кудо.
Рё прерывисто, беспокойно вздохнул. Признаться, это имя понравилось ему больше. Тоже не бог весть что… но звучало неплохо. Четыре слога, сплетенные вместе изящно и благородно.
“Йоджи... Кудо”, - мысленно повторил он.
- Ладно, давайте ваш кофе.
Хок… Кроуфорд встал, зажег плиту и достал из навесного шкафа маленькую кастрюльку с длинной ручкой.
Он заговорил, не оборачиваясь - пока грелась конфорка, пока насыпал в кастрюльку молотый кофе, добавлял воды, разливал по чашкам - и, по мере того как он говорил, снегопад в душе у Рё становился всё гуще, яростней, срывался в метель…
- Кофе, - сказал Кроуфорд откуда-то из-за стены снега. - Глотни, Кудо. Полегчает.
Рё обнял ладонями предложенную чашку и, обжигаясь, сделал глоток. В мозгу и правда немного прояснилось.
Кроуфорд внимательно следил за ним глазами - будто ощупывал взглядом. Рё неуютно поежился и опустил чашку на стол.
- И какой же у меня... дар?
- Повышенная чуткость к эмоциям.
- Лажа какая-то, - подумав, обиделся он. - Как это работает вообще?
- Ну, к примеру, тебя нельзя обмануть… или, точнее, для этого нужен отдельный навык.
- Но у вас-то он, конечно, есть. - Рё опять подумал о маленькой смешной собачке, с которой ему не суждено было познакомиться.
- Разумеется.
Всё это было так нелепо, что он даже развеселился.
- Зашибись. То есть я в любом случае не могу вам верить.
На самом деле он верил. Мог сомневаться в объективности рассказа, понимая, что каждый в первую очередь излагает себя - но почему-то ему и в голову не приходило ставить под сомнение вероятность самих фактов и событий. Тем более - списать всё на бред сумасшедшего. Рё провел несколько месяцев в дурке и повидал сумасшедших. Они… ощущались иначе.
- Тебе решать. - Кроуфорд улыбнулся, глядя на него с насмешливым любопытством. Рё почувствовал себя задетым - но всё лучше, чем тот требовательный взгляд, на который ему просто нечем было ответить. - Датчик не ошибается, но можно ввести в заблуждение оператора. Мой дар говорил мне, что тобой придется пожертвовать.
- А как же… - Рё запнулся. Внезапно ему стало очень грустно. Эмоции смешивались, набегая одна на другую, как волны в штормовую погоду. - И вы согласились, - горько сказал он. - Но я ведь не умер?
- Это как посмотреть, Ито-сан, - мягко возразил Кроуфорд. - Я с радостью признаю ошибку, если опять увижу Йоджи Кудо.
Звучит как упрек, подумал Рё. Как будто он виноват, что выжил, а этот Кудо - нет. Не может же он опять стать им - вот так запросто, по щелчку пальцев.
И, если на то пошло - не уверен, что хочет.
- А эти… другие двое?
- Телепат и пирокинетик.
- С чего вы взяли, что я могу помочь их найти? Я и себя-то пока не нашел…
- Полагаю, они тоже будут тебя искать. Скорей всего, уже ищут. У вас была очень тесная и… многогранная связь. На телепатическом, эмоциональном и телесном уровнях.
Рё отчего-то покраснел.
- В каком смысле “телесном”?
- В смысле секса, - бесстрастно пояснил Кроуфорд.
- Я что, пи… гей?!
- Прости, я не в курсе нюансов твоей сексуальности. По моим наблюдениям, однополые связи среди паранормов встречаются несколько чаще, чем у обычных людей - но объяснить не берусь, да и неважно сейчас. Ты с ними спал - это всё, что мне известно.
- С обоими? - недоверчиво уточнил Рё.
Кроуфорд тонко улыбнулся:
- О, ты себя еще не знаешь.
Телефонная трель оборвала свернувшую куда-то не туда беседу. Он взял трубку и заговорил с невидимым собеседником по-английски. Лицо его было спокойным, голос звучал ровно, даже, пожалуй, беспечно. Рё не понимал английского, но чувствовал, что Кроуфорд не на шутку встревожен.
А потом тот нажал отбой и сказал слово, которое Рё понял - потому что часто слышал его от героев боевиков. В больнице он полюбил американские боевики.
- Мне надо отлучиться. - Кроуфорд опять перешел на японский. - Ненадолго. Я постараюсь, чтобы это было недолго. - Он встал и направился к вешалке, обходя столик и диван. - Прости, ожидание будет слегка… некомфортным.
В следующий момент Рё с силой толкнули, а когда он согнулся - поймали за руки, сводя их за спиной. Что-то гладкое и прохладное, будто змея, стремительно обвило запястья. Он попытался распрямиться, отчаянно брыкаясь. Кроуфорд перемахнул через спинку дивана, вцепился ему в ноги, резко дернул, заваливая в угол между спинкой и подлокотником.
- Keine Bewegung, verdammt!
Рё замер. Кроуфорд навис сверху, стиснув его бедра своими коленями. С минуту оба с почти одинаковой растерянностью смотрели друг на друга.
Очки, очки… Рё досадливо скрипнул зубами. Если бы на чертовом лице гайдзина оказались очки - возможно, весь мир наконец встал бы на место.
- Ну надо же, - нарушил молчание Кроуфорд. - Вот это ты помнишь.
По-прежнему удерживая его коленями и одной рукой, второй расстегнул пряжку ремня у него на джинсах. Рё потрясенно вскрикнул.
- Боже… - Кроуфорд неожиданно фыркнул. - И он еще спрашивает меня о своей ориентации.
Он вытянул ремень из джинсов и, сдвинувшись дальше, начал туго обматывать Рё лодыжки.
Рё лежал неподвижно, бросив попытки сопротивляться. Больше всего обескураживало несоответствие между тем, что он чувствовал - и тем, что, кажется, должен был чувствовать в такой ситуации. Он был зол и обижен. И немного сконфужен - учитывая это маленькое недоразумение с ремнем.
- Какого хрена?!
- Послушай, это экстренная мера. Я собираюсь оставить тебя одного - и, честно, в кои-то веки у меня нет ни малейшего представления о том, что может взбрести тебе в голову. Мой дар молчит - очевидно, по-прежнему считает тебя мертвым...
- Спасибо за напоминание. А не хватило бы просто запереть меня снаружи? Пятый этаж.
- Ты прошел курс физической подготовки для работы в экстремальных условиях. Как бы мне ни хотелось, чтобы ты вспомнил всё - в ближайший час это будет крайне неуместно.
Рё ощутил внезапный прилив сил и желание поиграть мускулами.
- Бонд. Джеймс Бонд, - врастяжку проговорил он.
Кроуфорд стрельнул глазами из-под дымчатой челки:
- Ты сейчас очень похож на него.
Рё понял, что речь не о Бонде.
Он приподнял голову, задумчиво глядя из-под ресниц. Так вот почему никак не выходит заставить себя по-настоящему испугаться?
- Он вам… нравился, да?
- Не забывай о своем даре. - Кроуфорд легко вскочил на ноги и пригладил растрепавшиеся волосы. - А теперь извини.
Он надел плащ; Рё заметил, что в шлевках не было пояса.
- Постарайся расслабиться и провести это время с пользой. Я скоро вернусь... и позабочусь о тебе.
- Вы бросили меня умирать, - сказал Рё закрывшейся двери.
Он совсем не помнил Йоджи, поэтому не мог представить, что тот чувствовал, чего ожидал… на что надеялся в свой последний день.
Но Рё, лежащему на диване в чужой квартире, было больно за него. Больно и чертовски обидно.
Конечно, окажись он на месте Кроуфорда - может, и сам поступил бы так же...
Нет.
Ни за что на свете он не послал бы своих людей играть в жмурки со смертью. Даже если бы от этого зависела победа.
Что ж, наверно, поэтому и нет у него никаких “людей”.
Лежать со стянутыми назад руками было неудобно. Рё опустил ноги и, упираясь ими в пол, уселся прямо. С минуту он раздумывал о том, чтобы покричать - возможно, кто-нибудь услышит и освободит его.
И тогда его, скорей всего, вернут в клинику.
Он со вздохом откинулся на спинку дивана и, следуя совету, постарался расслабиться.
“Не забывай о своем даре”, сказал Кроуфорд. И разве быть эмпатом не означает уметь принимать чужое “я” - неважно, нравится оно тебе или нет? Принять, пропустить через себя, отдать обратно. Рё не помнил, откуда знает это, но знание было твердым и непреложным: дар - не подарок. Он требует труда. Терпения.
Жертв.
Всему придется учиться заново.
Как бы там ни было, смерть Кудо останется на совести Кроуфорда; а вот жизнь теперь… целиком и полностью в его, Рё, распоряжении.
По правде говоря, ему до чертиков наскучило быть Ито Рё. В глубине души он всегда подозревал, что рожден для большего.
Все свои семь с половиной месяцев.
Даже если он ничего не помнит о себе… даже если никогда уже не вспомнит… он всегда может попытаться узнать себя заново.
И Кроуфорд поможет ему в этом.
По ощущениям прошло не меньше пары часов - но когда сидишь в одиночестве связанный, неудивительно, что внутренние часы начинают врать. Наконец в замочной скважине заскрежетал ключ.
Кроуфорд держал в руках две больших плоских коробки - пицца? - и был начеку, но в хорошем расположении духа. Какие бы опасения ни терзали его недавно - похоже, они не подтвердились.
- Прости, что заставил ждать. - Он отложил коробки и зашел Йоджи за спину. Опять толкнул между лопаток - на этот раз легонько - заставив нагнуться, и начал развязывать ему руки.
Кровь хлынула в онемевшие кисти, будто их макнули в кипяток. Йоджи болезненно зашипел.
- Знаю, терпи, - осадил Кроуфорд. - Ну некогда мне было запастись наручниками с меховой подложкой.
“Да пошел ты…” - подумал Йоджи.
- Вы как раз вовремя, - сказал он. - Ваш чертов кофе вовсю просится наружу.
Кроуфорд весело хмыкнул.
- Рад, что ты не держишь на меня зла.
- Я думал, телепат - другой тип. Тот, с которым я… спал.
- Телепатия ни при чем. Ты опять фонишь.
Когда Йоджи вышел из ванной, Кроуфорд раскладывал по тарелкам нарезанную пиццу.
- Тебе с соусом?
Было что-то завораживающее в том, как он управлялся с ножом и вилкой - скупыми рассчитанными движениями, будто хирург на операции. От коробок поднимался пар, пахло горячим сыром и сушеными травами. Йоджи сглотнул слюну и невольно улыбнулся.
- Вы пытаетесь меня подкупить.
- Угадал, - невозмутимо кивнул Кроуфорд. - А еще я принес тебе сигареты.
- Курить вредно, - машинально сообщил Йоджи.
- Истинная правда. Но раньше тебя это не заботило.
Йоджи подтянул поближе лежащую на кухонной стойке пачку с пристроенной сверху стальной зажигалкой. Помедлив, разодрал обертку и, достав сигарету, уцепил ее губами. Щелкнул колесиком зажигалки.
Дым медленно наполнил рот. Йоджи немного подержал его, а затем разомкнул губы, позволив ему постепенно вытекать наружу.
- Ну и кто же я теперь? - философски вопросил он в пространство.
- Ждешь, чтобы я ответил? - Кроуфорд отложил нож и выпрямился, в упор глядя на него. - Изволь: ты по-прежнему Шварц, мой подчиненный и моя забота. И если будешь слушаться, с тобой всё будет в порядке… насколько это возможно.
- Пока вам не вздумается в очередной раз принести меня в жертву? - мстительно уточнил Йоджи. - А если я не хочу?
- Боюсь, я не собираюсь давать тебе выбор. Ты мне нужен - по крайней мере, пока не найдем остальных.
Йоджи затянулся еще раз, глубже. Было… вкусно. Тело не протестовало - разве что голову немного повело, но и это сейчас казалось приятным.
Он пристроил зад на кухонную стойку, скрестил лодыжки, разглядывая свои ноги в белых больничных носках.
- Мне нужна обувь. И нормальная одежда. И вообще, я не собираюсь работать бесплатно. И… я ведь не обязан круглосуточно находиться при вас? У меня должна быть личная жизнь.
Кроуфорд мельком улыбнулся, прежде чем опять отвернуться к столу.
- Разумеется.
Йоджи поймал свое отражение на дверце микроволновки и поскреб затылок свободной от сигареты рукой. В больнице его обрили наголо; с тех пор волосы порядком отросли, но ему всё равно казалось, что можно бы подлиннее. Ему пойдет, он же… вроде как симпатичный. Надо будет поэкспериментировать со стилем.
Что там еще он делал раньше… такого, что и представить трудно?

@темы: Тексты, WK, Плотбанни

---

Шесть страниц, ссска
Мне нравится такой формат: когда я рассказываю только то, что знаю, и на что у меня есть слова. И сложные места всегда можно проскочить галопом.
И да, "расслабься, детка, мы остановимся в любой момент, как только тебе станет неприятно"
Но пока мне всё нравится - за исключением того, что я опять не вижу даже на шаг вперед и понятия не имею, чем всё закончится.
Ну, или не закончится.

@темы: Квитанции из прачечной и прочие рефлексии

---

Время близится к полуночи. Ран читает книгу, лежа на кровати у себя в комнате. Кроуфорд сопровождает Такатори на закрытом светском приеме, а они с Шульдихом освобождены - очевидно, ввиду недостаточной гламурности для такого мероприятия.
Йоджи он наверняка взял бы.
Из-за двери слышны беспокойные шаги, какая-то возня, льется вода, что-то падает. Опять шаги.
Бесит.
Шаги замирают, дверь резко распахивается.
- Что делаешь?
Стучать так и не научился.
- Размышляю над важным философским вопросом: зачем Бог создал рыжих?
- Смешно, - без улыбки сообщает Шульдих. - Можно, я... тут побуду?
Ран с удовольствием послал бы его, но это как-то... непрофессионально. Шульдих - товарищ по команде, и у него явно проблемы.
Приняв молчание за согласие, тот проскальзывает в комнату, садится на край кровати.
Он плохо выглядит. Нет, чисто выбрит и даже причесан - у Кроуфорда на этот счет строгие правила - а что одет как псих, так все давно привыкли; но темные круги бессонницы под запавшими глазами свидетельствуют, что дело дрянь.
- В этот раз даже хуже, - бесцветно подтверждает Шульдих.
"Слабак", - думает Ран.
- Мудак, - вяло огрызается тот. - Как думаешь, долго еще?
- Не знаю. Никто не знает.
- Кроуфорд...
- Кроуфорд тоже ни черта не знает! - помимо воли срывается Ран. - Если Кудо не вернется до конца недели, я сам поеду за ним.
- А Кроуфорд?
- На хуй.
Шульдих прыскает:
- Звучит как план.
- И тебя на хуй.
- Нет, серьезно. Чур, я в деле.
- Ладно. - Ран откидывается обратно на подушку и нарочито громко переворачивает страницу книги.
С минуту Шульдиху удается молчать.
- Что читаешь?
Ран вздыхает, поражаясь собственному терпению.
Он начинает пересказывать биографию Сосэки Нацумэ. Трудное детство. Одиночество. Английский язык, китайская поэзия. Медитации. Преподавание, первый роман, стажировка в Англии. Душевный надлом. Отказ от работы в Токийском университете.
Когда доходит до обзора публикаций в газете "Асахи", Шульдих спит.
Ран мог бы пойти к нему в комнату - или в комнату Йоджи - но с какой стати? Здесь его вещи, его книги, постель, зубная щетка... Ему здесь удобно!
И, может, он тоже до смерти устал быть один.
Он гасит свет и залезает под одеяло рядом с Шульдихом.

Просыпается от полузабытого ощущения чужого тепла под боком. Шульдих ворочается во сне, выпутываясь из юкаты в крупный цветочек, которую таскает вместо домашнего халата.
Ран скидывает одеяло. Жарко... Ему всегда жарко.
Йоджи это забавляло.
Шульдих поворачивает голову, хлопает круглыми, как у совы, глазами.
- Хочешь трахнуться?
"Почему бы нет?" - вдруг думает Ран. Еще немного, и он сам забудет, когда у него в последний раз был секс.
Почему, интересно, он не может спуститься в ближайший бар и попробовать снять кого-нибудь на ночь? У Кудо, кажется, получалось.
И почему Шульдих не хочет сделать то же самое?
- Ну давай.
Оба садятся на постели. Шульдих тянется снять с него футболку; Ран отпихивает его руки и раздевается сам.
Шульдих тощий и жилистый. И твердый. Пахнет свежим потом, ментоловой мазью, вишневым ликером, успевшим уже превратиться в перегар...
Поначалу ничего не получается. Они, по сути, даже не знают друг друга - не говоря о том, чтобы питать друг к другу какую-то симпатию.
Мы просто подрочим или...? А целоваться надо? Кто будет сверху? Черт, нет, не трогай там, терпеть не могу...
Всё это нелепо, неуклюже и по-дурацки, а вовсе не возбуждающе.
Не заводит.
Не зажигается.
Шульдих пытается проникнуть к нему в сознание; Ран рефлекторно включает защиту.
- Твою мать, ну что ты как девственница... - досадливо бормочет Шульдих.
Ран рассерженно шипит. Он не привык - так. С Йоджи ему не нужны были никакие уловки.
Внезапно от этой мысли в нем вспыхивает злость. Он выворачивается, хватает Шульдиха за волосы, подминает собой, почти насильно впихивает ему себя - тело в тело, сознание в сознание...
Шульдих не сопротивляется, и его жаркая податливость - как трут для Рановой искры. Вот так, давай, возьми. Еще! Нравится?! Тебе же нравится?
Да.
И гори оно всё...

Ран тянет створку окна, жадно вдыхает ветер. Полумрак комнаты пахнет спермой, потом и немного - паленой шерстью. Из-под двери сочится свет, там опять слышны шаги, теперь другие: ровная уверенная поступь кожаных "оксфордов".
- Чуть волосы не сжег, мутант недоделанный, - шепотом ворчит Шульдих. Подумав, нерешительно кивает на дверь: - Слушай... мне что-то не хочется, чтобы он видел, как я выхожу из твоей спальни.
Ран ухмыляется:
- Думаешь, твоя репутация может стать еще хуже?
Шульдих показывает ему средний палец.
- Оставайся, - неожиданно для себя предлагает Ран.

Йоджи вернулся.
И не один: с ним наблюдатель от РК, который должен передать Кроуфорду инструкции насчет Ритуала и проследить за его подготовкой.
Наблюдатель уполномочен находиться при Шварц безотлучно; но квартира рассчитана на четверых - а значит, кто-то должен уступить ему свою комнату. Кроуфорд приказывает Йоджи временно переселиться к Рану (взгляд Шульдиха - заряд свинца, направленный точно в лоб, но Кроуфорд неуязвим и непрошибаем).
Ран помогает перенести вещи. Шульдих тоже вызывается помогать; Ран держится поодаль, не мешая ему отираться вокруг Йоджи, будто кот вокруг валерьянки. У него даже почти не давит в груди, когда он замечает, как Шульдих прижал Йоджи в углу возле шкафа с одеждой (для воспитанника Розенкройц у Кудо поразительно много барахла), и как тот шепчет ему что-то на ухо, успокаивающе водя пальцами по пояснице под задравшимся краем футболки.

У самого Рана вещей - только необходимый минимум, так что ему без труда удается найти место для разноцветных рубашек Йоджи, модных джинсов Йоджи, разнообразной обуви Йоджи, его косметики и парфюмерии, коллекции его порножурналов ("Вряд ли ты знаешь, Кудо, но сжигаемый мусор вывозят по понедельникам. Начиная со вторника чтоб я этой дряни здесь не видел."), белья и верхней одежды, дисков с фильмами и играми.
Что касается подушки и одеяла...
- Я что, и спать с тобой должен в одной кровати? - нарочито хмуро интересуется Ран.
Йоджи улыбается:
- Раньше ты не возражал.
Ран делает шаг назад и не глядя плотно закрывает дверь.
- Может, и дальше не буду, - медленно говорит он. - Если напомнишь мне, что оно того стоит.
Йоджи нервно жует губу, опасливо косится ему за спину:
- Прямо сейчас?
- А что такое? Сдрейфил?
На самом деле Ран мог бы и подождать. Столько ждал - часом больше, часом меньше... Он не собирается ставить Йоджи условий.
Ему просто нужно что-то... что-нибудь... чтобы сохранить достоинство.
Йоджи смотрит ему в глаза, а потом рывком сдирает майку через голову.
Мир останавливается, замирает, становится очень ярким и очень тихим, и в этой тишине Ран начинает слышать тонкое. Гул крови в ушах. Шуршание одежды. То, как упруго прогибаются пружины матраса. Как частит пульс у Йоджи на горле.
Как в комнате по соседству Шульдих бьется внутри своей головы - будто зверь, что чует добычу, но не может одолеть железную решетку.
Ран открывается.
Йоджи изумленно охает - не то отттого, как туго входит член ему в задницу, не то оттого, как лихо Шульдих врывается в созданное ими поле.
- Нас... трое?
Ран нетерпеливо дергает плечом - позже, Кудо, позже! - но ему хочется, чтобы для Йоджи всё было так же легко и прозрачно, как для него сейчас, поэтому он всё-таки снисходит до короткого пояснения:
- Не бросим же мы товарища умирать от голода.
Ему приходится зажимать Йоджи рот, когда тот начинает вперемешку выстанывать их имена.

@темы: OTP, АяЙоджи, WK, Плотбанни

---

В отличие от Йоджи, Ран и близко не счастлив. Всё обернулось хуже некуда.
Кроуфорд опять забрал у него лидерство, от которого Ран уже начинал получать удовольствие.
Шульдих опять забрал у него Йоджи.
Надо признать, у первого есть чему поучиться. Кроуфорд правит ими сдержанно, слегка отстраненно - чтоб не сказать, свысока. За ошибки может крепко выругать, но, в отличие от самого Рана, никогда не прибегает к физическому насилию - впрочем, это вообще не в его стиле, он и в РК никогда не порол их лично. Тем не менее, его приказы не обсуждаются, поручения не откладываются, пожелания не игнорируются, а недовольно вздернутая бровь по-прежнему приводит в трепет. Хотя Шульдих взял манеру обращаться к нему на "ты" и без "герр" - но Шульдих европеец по происхождению, развязность у него в крови, этого не смогли выбить даже в РК.
Что касается второго... скажи кто-нибудь Рану, что испытываемое им чувство - ревность, он бы искренне посмеялся. Не потому, что "выше этого", нет. Он мог бы. Ревновать, терзаться подозрениями, хотеть убивать за право исключительного владения тем, что считал "своим"... Наверно, это было бы даже... интересно.
И уж точно гораздо проще.
На беду, он обладает рациональным складом ума и развитой наблюдательностью. То, что связало Йоджи с Шульдихом, возбуждает ревность не больше, чем таблица умножения или электрический ток. Или, к примеру, гравитация.
Гравитация существует независимо от того, нравится вам это или нет.
Какое-то время Рану казалось, что между ним и Йоджи тоже возникло... притяжение - пусть не настолько сильное, как гравитация, но такое же незыблемое. Неоспоримое.
Возможно, он ошибался.
Ну и не надо.
За годы пребывания в Розенкройц он твердо усвоил: ни одна прекрасная иллюзия еще никого не спасла. Чтобы выжить, надо смотреть в лицо обстоятельствам.
Поэтому, как бы ни улыбался ему Йоджи, как бы ни искал его глазами, как бы остры ни были воспоминания о доме на берегу Темзы... как бы ни тлели под пальцами смятые простыни...
Ран не настолько глуп, чтобы бороться с гравитацией.

Эсцет имеют обыкновение раз в несколько месяцев выдергивать кого-то из команды - поодиночке, в каком-то только им известном порядке - в Розенкройц для отчета.
На этот раз они требуют эмпата.
Это плохо. Похоже, они хотят выведать настроения в команде. Если одно потянет за собой другое и всплывут "особые поручения" от Кроуфорда... Йоджи не в курсе планов Кроуфорда, но он догадывается - не столько головой, сколько хорошо развитым "шестым чувством" - что бесстрашный лидер, что называется, мутит.
Эсцет это очень, очень не понравится.
Не зря Шварц настаивали, что Йоджи должен поучиться "непроницаемости" - но это вечная слабость эмпатов: они фонят.
У Йоджи случается паническая атака.
Столько времени он гнал от себя мысль о неизбежном возвращении под отчее крыло Эсцет - и вот, они наконец пришли за ним.
Опять.
Его захлестывает тяжелой волной мутных, горько-соленых, как морская вода, воспоминаний, слишком размытых и искаженных, чтобы разобраться, но от этого только страшнее...
- Я поеду вместо него, - говорит Ран. - Что они мне сделают? Скажем, что Кудо болен. Или ранен. Или...
- Нет, - обрывает Кроуфорд. - Будет только хуже. Уйди. Шульдих, ты тоже.
Это приказ.
Шульдих подчиняется легко; похоже, он доверяет Кроуфорду. Ран не доверяет никому - кроме, может быть, Йоджи - но понимает, что сейчас сопротивление бесполезно.
Будет только хуже.
- Кудо. Посмотри на меня. - Кроуфорд крепко берет его за плечи, будто собирается вытрясти душу - но не трясет, просто держит, и это вроде как помогает унять дрожь.
- Простите, герр Кроуфорд, - привычно бормочет Йоджи. Сейчас это не пустые слова - ему правда жаль, он сделал бы что угодно...
...кроме того, что требуется?
Чертов трус.
- Повзрослей, - жестко говорит Кроуфорд. - Чем скорее, тем лучше, у меня нет времени ждать, пока ты преодолеешь свой пубертатный кризис. Ты больше не щенок Розенкройц - ты Шварц. Мы знаем, что делаем.
"Я не знаю!" - отчаянно думает Йоджи; но спорить с Кроуфордом - себе дороже.
И может быть, где-то внутри - глубже паники, ярче памяти о давнем кошмаре - он действительно знает.
- Если они решат оставить меня...
- Я тебя вытащу, что бы там ни было. Обещаю.
Йоджи знает - чувствует - что Кроуфорд не врет.
- А если...
- Хватит, - нетерпеливо перебивает тот. И затыкает ему рот поцелуем.
У него приятные губы - не такие сухие и горячие, как у Рана, не такие жадные, как у Шульдиха...
Медленный, томительный, чувственный поцелуй.
Йоджи бросает в жар. "Кроуфорд, - стучит у него в ушах, - Кроуфорд, Кроуфорд, это, мать его, Кроуфорд..."
В эту минуту он настолько растерян, ошарашен и, о боже, взволнован, что, узнай кто-нибудь...
(Кроуфорд. Кроуфорд!)
...позор будет похлеще его недавней истерики.
Розенкройц не учили их закрываться: от обычных людей не имеет смысла, а перед начальством и товарищами надо быть чистым, как на духу. Но когда у паранорма отбирают игрушки, он начинает играть либо со своим членом, либо со своим даром.
Приемы есть. Йоджи их даже знает - просто он обрел дар позже других, когда был по уши увлечен играми с членом...
(Точнее, с членами.)
...но Кроуфорд всё время напоминал ему... и Шульдих... и Ран - когда не хотел слышать, как его ломает изнутри - так что в конце концов Йоджи научился.
Очевидно, пришло время сдавать экзамен.
Он собирается с силами и старательно... аккуратно... закрывается.
- Вот так, - с усмешкой говорит Кроуфорд. - Молодец.
- Это зачем было? - все-таки спрашивает Йоджи.
- Отвлечь тебя. Найдется о чем подумать в Розенкройц. Дыши ровно, Кудо, ты справишься.
- Ты видел?
- Да.
Кроуфорд тоже закрывается - опять - и на этот раз Йоджи не может отличить правду от блефа.
Но ему очень хочется верить.
Рано утром он вылетает в Цюрих.

@темы: OTP, WK, Плотбанни

---

Извините, мне правда ужасно неловко))

Йоджи приходит в почти детский восторг от каждой мелочи, каждого нового удовольствия, которых не знал прежде. Тонкое белье. Кофе со сливками. Шоколад. Кино. Музыка и танцы. Ванна с пеной. Нормальная смазка, в конце концов!
- Ран, у них тут джакузи! Как "ну и что"?! Да брось, мы должны попробовать!
Ран не считает эти излишества оправданными. Он считает, что это расхолаживает - возможно, даже вредит работе. Но в ванне с пузырьками в объятиях Йоджи он ощущает себя более живым, чем когда-либо - поэтому соглашается куда чаще, чем сам находит разумным.
Вопреки опасениям, работа продвигается, а их с Йоджи командное взаимодействие становится гораздо более слаженным.
Чего Ран не хочет видеть - так это как Йоджи иногда затихает, сгорбившись, будто от нехватки воздуха. Случается не слишком часто; проходит, если на время оставить его в покое.
В отличие от него, Ран отлично умеет оставлять других в покое.

Кроуфорд рапортует эсцетовскому начальству, что в свете новых задач ему нужны люди, способные слиться с местным населением - для этого он готов пожертвовать одним из своих телепатов (не Шульдихом!), а уж обменять одного пирокинетика на другого подавно не составит проблем.
Рану и Йоджи присылают замену, а их перебрасывают в Японию - к откровенной радости Йоджи, даже без заезда в альма-матер.
Не то чтобы они могли с разбегу слиться с местным населением: оба выросли в РК и едва ли не думают на немецком. Конечно, между собой они всегда общались по-японски, но даже это - не совсем тот японский, которым разговаривают на улицах Токио.
Но Кроуфорд считает, что всё поправимо, и кто они такие, чтобы спорить.
Шварц сами встречают их в аэропорту. Не теряя времени, Кроуфорд начинает инструктаж прямо в машине. Шульдих сидит за рулем, и они с Йоджи всю дорогу тайком улыбаются друг другу в зеркале. Шульдих... возмужал, вот как это называется. Он интересно одет - разве что несколько ярче, чем подходит к рыжим волосам (которые, кстати, сильно отросли, но ему идет), и его лицо, по-прежнему бледное, с тонкими губами, острым носом и лихорадочно блестящими глазами, больше не наводит на мысли о смертельных болезнях.
Кроуфорд раздраженно хмурится:
- Кудо, ты фонишь. Держи себя в руках, нам еще работать.
- Простите, герр Кроуфорд.
Ран молчит, сосредоточенно уставившись в окно. Токио поражает, но после Лондона уже не шокирует.
Может, он даже жил здесь когда-то... раньше. Кто скажет?
Уж точно не Эсцет.

Апартаменты Шварц оказываются еще шикарней, чем лондонская квартира Вайсс. Йоджи и Ран занимают комнаты отбывших паранормов. Йоджи едва успевает разобрать свои вещи, как дверь распахивается, и Шульдих вихрем врывается к нему:
- Раздевайся скорей. Кроуфорд уехал, Фудзимия отправился в душ, но вряд ли этот аскет останется там надолго. Я принес смазку с маслом жожоба - это просто улёт!
- С ума сойти, откуда ты знаешь такие слова?! - смеется Йоджи.
- Я изменился, - с достоинством сообщает Шульдих.
- Сейчас проверим. - Йоджи тянет с него футболку, помогает - или мешает - расстегнуть штаны, пальцы путаются, паутинно-тонкие волосы липнут к одежде, шевелятся, как живые...
- Черт, Йоджи, как ты пахнешь... Я и забыл, какой ты красавчик.
- Я изменился.
- Неа. Нисколько. - Шульдих прижимается к нему - горячий, нетерпеливый, отзывчивый, странно чуткий для такого ветренного самовлюбленного типа...
Ни черта он не изменился.

Основная задача Шварц - по крайней мере, официально - охранять премьер-министра Такатори. Йоджи не нравится Такатори - пласт его эмоций холодный, скользкий и тяжелый, как каша, которой их кормили когда-то в Розенкройц - но работа телохранителя оказывается не худшим, что ему доводилось делать, а кое-какие дополнительные поручения от Кроуфорда не слишком обременяют. В пару выдавшихся свободными вечеров они с Шульдихом заваливаются в бар, и, хотя Йоджи не позволяет себе лишнего (а вот Шульдих позволяет!), оттягиваются по высшему разряду.
Все идет отлично ровно до момента, пока однажды, проскользнув среди ночи в комнату к Шульдиху, он не обнаруживает там Кроуфорда.
Прямо в постели.
В процессе бурного совокупления.
(Кстати, интересная поза.)
Йоджи чувствует себя ужасно, непоправимо одиноким. В попытке спастись от этого нового одиночества он стучится к Рану, но тот встречает его холодно.
- Чего тебе, Кудо? Если ничего важного - уходи, я собираюсь спать.
Йоджи вдруг понимает, что с самого приезда в Токио они не разговаривали иначе как по делу.
Он скучает по Рану.
Он уходит к себе в комнату. Хочется курить - но Кроуфорд настрого запретил курение в доме, а чтобы отлучиться, надо спросить у него разрешения, а он сейчас...
А потом приходит Шульдих, и всё меняется. От Шульдиха веет спокойствием, сытым расслабленным довольством.
Йоджи всегда был особенно восприимчив к его эмоциям.
- Кудо, ты фонишь, - повторяет Шульдих чужие слова. - Тебе бы поучиться непроницаемости у нашего бесстрашного лидера.
Раньше он не называл Кроуфорда "нашим бесстрашным лидером".
- Ты с ним спишь.
- Ага.
- Ты полюбил его больше, чем меня?
- Ты идиот? - любопытно уточняет Шульдих. - Я раньше не догадывался.
Йоджи облегченно смеется. Кажется, его по-настоящему отпустило.
...и все-таки - Кроуфорд?! Конечно, он не намного старше них по возрасту - хотя всегда был неизмеримо выше по положению. И вот уж кто действительно не изменился - сколько помнится, всегда был таким лощеным.
Но... Кроуфорд?! Тот, по чьему слову решалась их судьба (и, если на то пошло, решается до сих пор); тот, кто не раз отправлял их под плетку - и Шульдиха чаще всех...
Интересно, в постели он тоже требует беспрекословного подчинения?
- Не всегда, - хохотнув, сообщает Шульдих. - Если хочешь знать...
- Заткнись, - обрывает Йоджи. - Не хочу я ничего знать!
- А приде-е-ется... - лукаво выпевает Шульдих.
Почему-то оба находят это смешным.
В эту ночь они не трахаются, но Шульдих остается до самого утра. Если это и не счастье, - думает Йоджи, - то что-то очень похожее.
Шульдих сонно фыркает ему в плечо.

@темы: OTP, WK, Плотбанни